У меня есть для вас одна неважная новость, друзья. Я – безумный трус. Это врожденное и не лечится. А если вам скажут, что, мол, смелость приобретается тренировками – дайте такому человеку в глаз, ибо врет. Если ты трус – то им и останешься. Да, с возрастом и опытом можно научиться манипулировать страхом, как-то приглушать и даже использовать в свою пользу. Но убить его невозможно. Он бессмертен, как тот горец (ну, тот самый, что торгует мандаринами на ближайшем к вам рынке), он вреден, он иссушает и может привести к смерти. Страх коварен, хитер, он, как Ктулху, спит в самом глубоком Р’льехе моего разума. Иногда, в самые опасные моменты жизни, он храпит и в ус не дует, и я совершаю разные поступки, которые некоторые эмоционально нестойкие личности могут отнести к героическим, иногда же – он просыпается по самым незначительным поводам и обеспечивает мне веселую жизнь. Один из самых простых способов, который я освоил в этом мире, – идти в бой умеренно пьяным. Пьяному, как известно, море по колено (даже в самой его глубокой части). Это лучший способ заглушить страх. Потому что – я открою вам еще одну тайну: я до усеру боюсь своего страха. Он имеет обыкновение мной манипулировать, пробуждая во мне еще того ублюдка, способного и бежать, и предать. Хотите знать, сбегал ли я от врагов в этом мире? Да. Предавал ли я? Да. А вы думаете, почему я в одиночку сбежал из Селистии? Ну, вы поняли, почему я еще тот пропаданец? Если вам неприятно то, что я рассказал – вы вольны уйти, искать героя без страха и упрека… Впрочем, если вы полевитируете над водой еще немного, вы хотя бы немножко поможете мне в драке. А? Чем? Да просто смотрите… Корсары посыпались на палубу, будто саранча. Одетые во что попало, часто полуголые, разных кровей, они издавали устрашающие вопли. Оскаленные рты и безумные глаза, драные штаны и рваные рубахи, мечи, топоры, секиры… Первый меркхар, сиганувший на палубу с выбленок, нанизался на ятаган Фродика и сдох, вывалив язык, длинный, как у собаки. Взмахнул своим тесаком Энцо… Где-то сбоку, я не стал оглядываться, яростно заревел боцман Зенко… Через миг началась свалка. Не бой, именно свалка – на корабельной палубе особо не побегаешь. Безумные вопли смешались с лязгом оружия, палуба затряслась от топота десятков ног. Я мельком глянул на Заррага. В момент столкновения капитан упал на одно колено (странно, как только палубу не проломил!), но уже поднимался, опираясь на топорище. Он успел вовремя и встретил врагов злобным рыком. Сверкнул топор, Зарраг рубанул какого-то замухрышку поперек груди. Выдернул лезвие, тычком топорища отправил за борт второго пирата. Широко размахнувшись, сбросил в воду еще трех. Какой-то гад кинулся в ноги, но Зарраг был начеку: ударил снизу вверх без замаха, угодил в бок, кажется, разрубил хребет… Да, за корму опасаться не приходилось. Я посмотрел перед собой. Толпа показалась мне гидрой о сотне голов, израненной, истерзанной гидрой, от тела которой то и дело отрывались и падали на палубу куски окровавленной плоти. Меня передернуло. Выпитое вино попросилось наружу. Не могу я привыкнуть к виду крови, иногда мутит, хоть ты тресни. Я попятился к борту, борясь с искушением кинуться в воду. Вообще-то мне полагается командовать обороной, но как, скажите на милость, это делать, когда все смешалось? О мою кольчугу щелкнула стрела. Я спешно сделал шаг в сторону. Пистолет бы… Меч, конечно, получше хрена с пальцем, но до огнестрела ему далеко. Что до лука – то из него я стрелять так и не научился: тут нужен талант, и годы – именно годы! – тренировок. Кстати, я совершенно не помню секрет пороха. Кажется, уголь смешивают с селитрой и что-то еще добавляют… Оказавшись в этом мире, я, в общем, так ничего заново и не изобрел, поскольку лишен талантов и ленив… Вру: я ввел в обиход в Селистии слово «секс», именно так! До того у них бытовал термин «сплетение чресл», ну елки-моталки! Зато теперь моими стараниями о сексе говорят… как о сексе! И мне есть чем гордиться, нет, правда. Слово «potrahuchki» – тоже моя работа. Так что, коли будете проездом в каком-нибудь из селистианских борделей, не удивляйтесь и добрым словом вспомните меня – Олега Ковалева. Я изобрел секс, во как! Блин, ну и рожи у этих пиратов! А золота, золота-то сколько! Цепи, браслеты, кольца… Богато живут пираты Меркхара! Сейчас докатятся и до меня… Сейчас… Я поудобней взялся за меч. Ну, ничего! Я в кольчуге, потом – сил у меня в избытке, а еще… …Против меня оказались сразу трое. Первый – маленький крысенок, смуглый, как черт; второй – приземистый негр (ах ты блин, я не знаю, как их еще называть политкорректно, тут нет Америки и Африки!), кажется, из Зингарии (только там попадаются с таким расплюснутым носом); третий – небритый дядька повыше меня, без рубахи (волосатый – до ужаса), босой, в коротких штанах. Его рот был распахнут настолько широко, что мне открылись на обозрение черные пеньки зубов верхней челюсти. Дядька (белый!) благоразумно держался позади, видать, не слишком хотел драться с закованным в доспехи бойцом. В его руках – какие там руки, грабли! – был здоровенный, любовно отполированный топор. Не мешкая, я небрежным движением меча отбросил в сторону кривую саблю смуглого черта и проткнул его, точно вогнав клинок в солнечное сплетение. Негр (ну ладно, зингарочерноафриканец) попытался напасть сбоку. Я поспешно стряхнул смугляка на палубу и подставил клинок под удар зингарийца. Тот бил размашисто, с чувством, но при этом – без малейшего умения. Я сделал скользящее движение мечом, и тесак вылетел из руки негра. Легкий выпад, и вот уже зингариец корчится на клинке, пытаясь извлечь его из вислого брюха (и если вы считаете, что убийство негра-пирата это неполиткорректный акт, идите в задницу: у меня тут полный набор – смугляк, негр и белый великан). – Ха! Шалопаи! – хохотнул я. Просто не ожидал, что разделаться с парой меркхаров будет так просто. Зингариец грузно обмяк, закатил глаза, и я ногой столкнул его на палубу. Негр даже не упал, стек на доски, раскидав толстые руки. Я быстро сделал два шага в сторону и три шага назад. Теперь между ним и босоногим великаном был открытый зев люка и два мертвеца. – Ых! – сказал дядька, перехватив поудобнее топорище. – Ех! У-у-ох! Среди завитков черных волос на его груди просматривалась ярко-красная татуировка: «Берегитесь! Меня зовут Йошки!» – Ну, бестолочь? Ты идешь, или как? – выкрикнул я, не переставая шарить глазами по сторонам: свободного места на палубе «Выстрела» почти не осталось; пираты продолжали лезть через борт. Прав был Зарраг, на веслах галеры были совсем не рабы. Значит – еще полсотни головорезов к основной абордажной команде. Гвардейцы яростно сражались, вокруг них кипел водоворот тел. Я одобрительно хмыкнул. Да, не так-то просто достать закованного в броню солдата! Но вот повалить, задавить массой… Ахарр! Как же их много, этих пиратов! А вот в двери каюты Нэйты корсары еще не ломились. Пока у «купца» оставались зубы, меркхары и думать не смели о грабеже. – Гмы-ы-ыр! – проскрипел Йошки, раскачивая топор. – Йоху-ху! Их! Мах! Ух! Ого-го! – А, так тебя недавно оторвали от груди! – сообразил я. – Сказочно! Учишься говорить? Нелегкая работенка! А на горшок как, уже ходишь? Или все по-старому, в штаны? Йошки побагровел. Нет, человеческий язык он, видимо, понимал, но вот произнести что-то внятное, увы, не мог. – Ирхык! – выдал он и крутанул топор перед собой. – Йох! Ух! Уху-ху! Го! – А скажи-ка, Йошки, есть ли у тебя дома кот? – Ирхык! Озаренный внезапно догадкой, я уставился в рот Йошки. Да, так оно и было: у пирата оказался вырван язык. Зря его оскорбил. Обидел человека… Гм, но, думается, язык ему все же вырвали за дело! Меж тем топор дядьки продолжал описывать круги. Йошки держал его одной рукой, за самый конец рукояти. За его спиной остановились двое пиратов; драться со мной они не спешили. Наслаждались зрелищем. Похоже, этот самый Йошки был докой по части владения топором. Или полудурком, под руку которому они не хотели попасть. По моему лбу заструился пот: хмель слишком быстро улетучился, и страх начал просовывать свои усики в мой разум. Поди угадай, что выкинет дядька в следующее мгновение! Рискнет метнуть топор? Или ударит в прыжке? Ножищи-то у него длинные. А может, ничего не сделает: будет стоять, крутить топор и пугать. Но тут Йошки скроил отвратительную рожу и вскинул топор над головой, явно готовясь к атаке. А дальше в игру вступил всемогущий случай. Топор головореза взлетел, взлетел и – я не поверил глазам – соскользнул с топорища! Я проводил его полет изумленным взглядом: а вдруг пришибет какого-нибудь паршивца? Увы, топор, сверкая литым боком, упал возле носовых кают, попрыгал по окровавленным доскам и замер. Сдерживая смех, я перевел взгляд на дядьку. Тот стоял, нелепо растопырив руки; в правой было зажато топорище. – Ых… а-а-а… – промычал он, беспомощно оглянувшись. Тут справа на меня кинулся какой-то дурень с абордажным крюком на короткой цепи. Он вращал крюк над головой и издавал вопли, которым бы позавидовал павиан. Хлесткий с оттяжкой удар моего меча заставил дурня выпустить цепь; крюк просвистел над головой, чуть не задев макушку шлема. Пират потрясенно уставился на рассеченный бок; из раны толчками брызгала густая черная кровь. «Задел печенку», – механически отметил я и добил пирата, чиркнув острием меча чуть ниже кадыка. – Охр-р… – раздалось за спиной. – Хр-р-р… Я крутанулся на каблуках. Абордажный крюк торчал из левой глазницы Йошки, как ястреб, впившийся в добычу клювом. По грязной физиономии пирата тек кровавый ручей, падал с подбородка спелыми ягодами… Йошки медленно осел на палубу, головой к челноку, из-за борта которого тотчас высунулась озабоченная физиономия мудреца. – Так его, так! – с азартом выкрикнул он. – Ой, берегись! Двое пиратов, что топтались за спиной Йошки, наступали. Это были серьезные противники, по виду – фалгонарцы, хорошо сложенные, молодые. Один носил кирасу – всю во вмятинах, со следами позолоты, явно не с солдата снял. Другой был в кольчуге из узких стальных пластин, стянутых кожаными ремешками. У первого был тяжелый кавалерийский палаш, у второго – шпага с затейливым, плетенным из серебряной проволоки эфесом. Головорезы надвигались на меня с двух сторон, обходя люк мягким вкрадчивым шагом. «Зажмут и прикончат!» – подумал я, лихорадочно соображая, что же предпринять. Отступать некуда. За спиной – фальшборт. Не прыгать же в воду… Метнуться вправо? Влево? Но бой уже распространился на всю палубу… Ахарр! От пары умелых мечников отбиться непросто, тем более, когда ты лишен возможности маневрировать. А эта длинная шпага… Ей доспехи не помеха. Найдет щель, ужалит – и кранты! Вот горло открыто… Любимая цель фалгонарских бретеров! Ай-ай-ай, зачем же ты отдал Франногу кинжал? Вот старый хрен… да нападите вы на него, а меня не трогайте! Видали? Нет, вы видали, как меня сплющило от страха? Словно прочитав мои мысли, старый философ снова высунулся из лодки. Лицо бледное, сосредоточенное. Демоны преисподней, что он… – Демоны преисподней, Фра… Прищурив глаз, Франног коротко взмахнул правой рукой. Даже сквозь грохот схватки я услышал короткий тупой звук. Шпажист странно дернул головой, удивленно выпучив глаза. Потом одеревенело шагнул вперед, бессильно опустив руки. Острие клинка царапнуло палубу… Еще шаг, и пират повалился лицом вниз. Из его затылка торчала рукоятка моего кинжала. – Есть! – восторженно вскрикнул Франног, потрясая костлявым кулаком. Ого! Старый мудрец, оказывается, натаскан кинжалы бросать! Где научился? Зачем? Я даже присвистнул от удивления. В это мгновение напарник шпажиста издал горестный вопль и метнулся к Франногу. – Сумасбродный старик! – Я перепрыгнул через люк, загораживая челнок своим телом. Глупый поступок, но изредка я на такие способен – это в случае, когда Ктулху моего страха на какое-то время отлучается справить большую и малую нужды. В Р’льехе у него маленький деревенский сортир с окошечком в форме сердца. Вовремя! Палаш ударил о мою кольчугу и высек сноп искр, со скрежетом уходя вниз… Я торопливо подсек клинок и, действуя исключительно по наитию, врезал шарку сапогом между ног. Такого развития событий пират не ожидал. Он глупо распахнул рот, тоненько протянул «О-о-ой»…