– Предпочту пойти с тобой. Хочу выяснить, чем так аппетитно пахнет. Митч проходит вперед, убирает вино и, занявшись приготовлением чего-то в ступке, просит меня следить за тем, что происходит у него за спиной. Прислоняюсь к кухонной стойке. – Что это? – спрашиваю я, после чего распознаю авокадо. Это наводит меня на мысль: – Погоди, неужели ты готовишь настоящее мексиканское гуакамоле? Фыркнув, он бросает на меня недоверчивый взгляд: – А чего ты ожидала? Что я куплю готовое? Мама даже из Мексики это почувствует и упадет в обморок, как пить дать. – Она обладает сверхспособностями? – Да. Особенно если речь идет о еде. Тихо смеюсь, наблюдая, как Митч разминает авокадо пестиком. Мое внимание привлекают его руки: вены, сухожилия, мышцы, которые с каждым движением вырисовываются все четче. Проклятье. Меня не спасти. Как можно терять голову от готовки? Митч очаровывает и возбуждает. Конечно, я и прежде встречала красивых мужчин. Мужчин, которых находила привлекательными. В противном случае я не спала бы с ними. Но с Митчем все иначе. Мощнее. Глубже. Наверное, я никогда не влюблялась. Или влюблялась, но не так. Не совсем правильно. Имеет ли смысл говорить о правильном и неправильном, когда речь идет о любви? Нервничая, переминаюсь с ноги на ногу. От Митча это не укрывается: он вопросительно приподнимает бровь. – Не бойся. Буррито обязательно будет, но на десерт. Невольно хихикнув, отвечаю: – Идиот. Он усмехается и подмигивает. – Что у нас на первое? – подыгрываю я. Он наполняет гуакамоле маленькую миску. – В качестве закуски – чипсы из тортильи, запеченные с сыром, и домашнее гуакамоле. Затем энчилада, которая тебе очень понравится, и тако. Про десерт ты уже знаешь. Но еще будет бионико. Заметив мое недоумение, он поясняет: – Это мексиканский фруктовый салат с кремом, медом, мюсли и кокосовой стружкой. Изюм я не люблю, поэтому всегда убираю, но для тебя немного оставлю. Поверь, это очень вкусно. – Звучит великолепно, – признаю я, с наслаждением наблюдая, как Митч готовит. Он сосредоточен, но при этом расслаблен. Есть в этом что-то медитативное. – Ах, миерда! – вдруг ругается он, изменившись в лице. – Хочешь что-нибудь выпить? Вино? Пиво? Вода? Совсем забыл спросить… Я с облегчением вздыхаю. – Боже. Я уже решила, что ты поранился или испортил еду. Не пугай меня так. – Что, по-твоему, было бы хуже? Если бы я поранился или испортил еду? – Испортил еду. Выражение его лица не передать. Он прищуривается, пытаясь понять, шучу я или нет. – Ты пошутила. – Нет. Совсем нет. Я страшно голодна. С дерзкой улыбкой придвигаюсь к Митчу, касаясь бедром его бедра – хочу, чтобы он потерял самообладание. Глупая. Я сама давно его потеряла. Вид у меня серьезный. Взгляд останавливается на губах Митча, и моя решимость улетучивается. Понятия не имею, о чем мы вообще говорили. Дотрагиваюсь до его губ, не понимая, что делаю. Обвожу их по контуру, ощущая его дыхание, и мне плевать, что он понимает, как сильно я этого хочу. Мы целуемся – жадно и страстно, как никогда прежде. Митч скользит руками под мою тонкую блузку, касается талии, гладит по бедрам, заставляя задыхаться. Потом без предупреждения разворачивает меня, и я теряю равновесие, не удержавшись на высоких каблуках. Он держит меня, и я знаю, что не позволит мне упасть, но машинально вскидываю руку и хватаюсь за стол. Чувствую, как пальцы погружаются во что-то мокрое, и замираю. Открыв глаза, смотрю на Митча. – Ой, – говорю я, быстро дыша, и опускаю взгляд, опасаясь худшего. Моя рука в гуакамоле. В гуакамоле, который приготовил Митч. Он так старался, а я засунула в миску руку. Прекрасно. – Ты и правда голодна, раз не смогла дождаться, пока все будет готово, – весело комментирует он, сдерживая смех, и я чувствую, как жар поднимается к лицу. Что мне теперь делать? Смыть гуакамоле? Снять его с руки и вернуть в миску? Нет, это было бы… Митч хочет взять меня за руку, но я отшатываюсь и прохожу мимо него. – Извини. Я в ванную, – говорю я, но не успеваю сделать и двух шагов, как он останавливает меня и притягивает к себе. К сожалению, от этого становится только хуже, потому что я машинально выставляю руки перед собой – и теперь на его белой рубашке красуется гигантский зеленый отпечаток моей левой ладони. Прямо у него на груди. – Пиво, – внезапно говорю я. – Что? – Пиво было бы очень кстати. Или вино. Главное – алкоголь, – бормочу я. Митч пропускает мои слова мимо ушей. Он не отпускает меня, продолжая глупо улыбаться своим мыслям. Потом без предупреждения слизывает гуакамоле с моего пальца, и я чувствую это прикосновение каждой клеточкой тела. Я проглатываю стон. По крайней мере, вопрос, что делать со всем этим гуакамоле, теперь наполовину решен. Митч подводит меня к раковине, чтобы я смыла остатки, и мне кажется, еще немного – и я растаю от желания. Мой взгляд падает на зеленое пятно на рубашке Митча. – Мне так жаль… – Не задумываясь, тянусь, чтобы снять ее, из-за меня она совершенно испорчена. Я замираю на второй пуговице. Не только потому, что наконец осознаю, что делаю, но и потому, что Митч мягко, но решительно останавливает меня. Под рубашкой еще один слой ткани. Понимаю, что это. Как я могла забыть?! Это напоминает мне, что у нас с Митчем много общего. Мой взгляд прикован к компрессионному белью, которое носит Митч, и я делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости и прикоснуться к нему. Не потому, что боюсь того, что скрыто под ним, и не потому, что испытываю отвращение. Нет. А только потому, что стараюсь не думать, что виновата в этом. Митч – это Митч. Возможно, благодаря случившемуся я стала ценить его больше. Митч снова меня останавливает. Что случилось? Смотрю на его руку, сжимающую мою, на кадык и подбородок и, наконец, на нахмуренные брови и серьезное лицо. – Митч? – тихо зову я и кладу другую руку ему на щеку. – Поговори со мной. Прошу, поговори. Не закрывайся от меня. – Не знаю, что сказать, – отвечает он грубым голосом. – Можно мне посмотреть? Его взгляд устремлен на меня, желваки двигаются, и по лицу видно, как он борется с собой. После нашего разговора, после всех шуток насчет буррито я думала, что исход этого свидания очевиден. А еще что с Митчем все в порядке. Но я заблуждалась. Как наивно с моей стороны. Он пытается принять себя и свои шрамы, пусть это дается ему нелегко. Честно говоря, мне тоже. Не так, как ему, конечно, но все же. Каково будет увидеть эти шрамы и не бежать больше от чувства вины, от тяжелых мыслей, от реальности? Но сейчас, с Митчем, это больше не имеет значения. – Чего ты боишься, Ривера? – Я специально называю его по фамилии, чтобы поддразнить и не дать закрыться. Не хочу, чтобы он думал, что мне не по себе или что его шрамы вызывают у меня отвращение. – Митч? – шепчу и крепко сжимаю его руку, потому что знаю: именно это ему сейчас нужно. Чувство близости и понимания. На мгновение кажется, что Митч ответит, будто ничего не боится, но он удивляет меня своей честностью: – Того, что мы оба еще не готовы. – Давай разберемся в этом вместе? – предлагаю я и вижу в его глазах неуверенность, страх… но также надежду и желание. – Меня не беспокоят твои шрамы. Меня беспокоит мысль, что, возможно, они появились у тебя из-за моей ошибки. Вот что причиняет мне боль. Меня твои шрамы не смущают. Я думала… думала, что потеряю тебя, – признаюсь ему, и с каждым словом мой голос становится тише. – Я колебалась из-за страха тебя потерять, а потом винила себя в этом. Если ты не хочешь близости потому, что не готов, хорошо. Но если ты медлишь из-за меня… То тебе не поздоровится. Его хватка медленно ослабевает, он отпускает мою руку, и я вздыхаю от облегчения. Но вместо того, чтобы вернуться к расстегиванию рубашки, крепко обнимаю Митча и снова целую. Впиваюсь пальцами ему в волосы и издаю стон, когда он прижимается ко мне всем телом и целует меня как в последний раз. Он подталкивает меня к выходу из кухни. Смеясь, мы нетвердой походкой добираемся до дивана. Он опускается на подушки и тянет меня за собой, заставляя опуститься ему на колени. Мои волосы падают ему на лицо, и я смеюсь, потому что они повсюду и сначала мне нужно с ними разобраться. – Ты прекрасна, – говорит Митч хриплым голосом, от которого по моему телу пробегает дрожь. Стягиваю через голову блузку, немного испачканную в гуакамоле, и бросаю на пол. Митч крепче обхватывает меня за бедра, и теперь я не только вижу его возбуждение, но и чувствую его. Он смотрит на меня с любовью. Для меня это ново, но с ним кажется привычным… – Я бы сказала, что теперь твоя очередь, – говорю, проглатывая тихое «хорошо?», потому что его взгляд становится тяжелым. Напряженным. Кивнув, он кладет мои руки себе на грудь и позволяет мне полностью расстегнуть пуговицы его рубашки.