Старик сел на землю и подтянул к себе бамбуковые палки, что я так грубо растоптала. — Первое испытание — терзания души нашей, когда мы выбираем, получить клеймо или же оставить свет. Второе испытание насылают духи предков, проверяя волю и крепость решения. Но лишь третье испытание покажет, достойны ли мы знать то, что не ведомо другим. Имя тому испытанию — смерть, после которой следует воскрешение. — И ты умер и воскрес, чтобы стучать палками? — язвительно спросила я, напитав слова ядом, чтобы старик понял, как мало у меня веры в его речи. — Посмотри на них, — шаман поднял связку и повернул ко мне. — С одной стороны — скошенный край. Это то, как нас равняет Всевидящий, — затем он перевернул трубочки и показал на вырезанные углубления. — С другой — насечки. Это то, что выбираем мы. Толстая нить, что соединяет стебли — это то, как на наш путь влияют сначала близкие родичи, затем знакомые, затем и другие люди. Всё связано. — Знаешь, а сыграй мне, — разозлилась я. — Хочу услышать и проникнуться. — Ты поставила на заклеймённую душу заплатки, Яара́ну, — шаман посмотрел на меня так, словно и вправду видит мою израненную душу. — Они не будут держаться вечно — слетят, а ты останешься ни с чем. Месть ведёт лишь к опустошению и разочарованию. — Играй! Ну же! — закричала я, бессильно сжимая кулаки. Да что он может знать о мести⁈ — Давай, сыграй для меня! Треснутые бамбуковые палки мгновенно срослись, шаман достал из кармана ещё одну и резко ударил. Приглушённый рокот — вот что я услышала, вздрогнув от неожиданности. Рокот, гулкое эхо, плач младенца и крик синехвостой питты. Звуки сменяли друг друга, сливаясь в единую мелодию. Шаман не обманул — моя душа откликнулась. Не запела — зарыдала. Старик делал что-то невообразимое, его руки двигались так быстро, что я видела только смазанные неуловимые рывки. Заплатки и печати на душе кровоточили, но я не могла заткнуть уши или уйти. Я впитывала звуки, впервые за долгие годы прочувствовав каждую свою потерю. Каждого, кого я не смела оплакивать. Когда мелодия закончилась, шаман скрутил чынг и убрал его обратно за пазуху. В следующее мгновение на нас бросились твари. Я сделала ровно то, что делала почти каждый день, — вынула меч из ножен и принялась кромсать порождений скверны. Шаман же вскинул руки и обратился в камень. * * * — Яра! Ярина! — отец тряс меня за плечи. — Возвращайся, девочка. Всё хорошо, ты дома. — Что… что случилось? — я обнаружила себя лежащей на полу, горло почти не пропускало воздух. — Ты потеряла сознание, — волнение в голосе отца было самым настоящим. Уж что-что, а различать интонации меня Максимилиан научил. — Пожалуй, хватит на сегодня откровений. — Нет, подожди. Я хочу узнать про маму, — я вцепилась в руку отца и поднялась с пола. — Расскажи мне… пожалуйста. — Род Шуваловых древний, богатый, но с магией у них особые отношения, — ответил отец, вздохнув. — Стихийная трансформация практически бесполезна, но это защита. Ольга могла делать свою кожу похожей на кристаллы — прочной, непробиваемой. Понимаешь меня? — Она не должна была погибнуть… почему мама вышла из рода? — я прикусила язык, увидев, как посерел отец. — Чтобы обезопасить тебя, но договор был заключён, и теперь это бремя — на моих плечах, — он посмотрел на меня уставшим взглядом и растёр лицо ладонями. — Какой договор? — неужели я наконец узнаю причину гибели Ярины? — И как это связано с моей магией? — Ты получила самую бесполезную разновидность магии земли, но при этом сумела развить её до такой степени, что даже мне захотелось научиться, — невесело усмехнулся отец. — А договор… Ольга провела обряд. Не спрашивай какой — я не знаю точно. — Когда? — Этого я тоже не знаю. Я нашёл дневник Ольги, но там было только описание подготовки, — отец виновато покачал головой. — Мы поссорились, сильно. Ольга была вспыльчивой и… она отреклась от рода, похитила тебя и сбежала. Дальше ты знаешь. — На тебя вышел её покровитель, — сказала я, сжав ладонь отца. — Да. Он сообщил, что ты заражена Хаосом, — на отца было страшно смотреть — ему непросто дался этот разговор. Не знаю, в клятве дело или в том, что события не самые приятные. — Мне пришлось отстраниться от тебя, вести себя так, будто ты мне противна. Я поддерживал эту роль четыре года, но ты… ты гораздо сильнее, чем я думал. Возможно, даже сильнее меня. — Я справлюсь с допросами, — прямо сказала я и заглянула в глаза отца. — И я не шутила, когда сказала, что помогу с клятвой. — Не сейчас. Пока рано, — отмахнулся он. — Лучше молчи и… в родовых хрониках есть про флористов из рода Войтовых. Почитай перед сном, чтобы в случае чего иметь оправдание. Я кивнула и потянула отца к выходу. Мы уже сказали друг другу всё что хотели и даже больше. По крайней мере, мы разобрались с отношениями: я узнала, что отец не хотел моей смерти и только казался холодным. А он понял, что я на его стороне. Это дорогого стоит. Перед тем как покинуть подземелье, отец дал мне несколько книг. Я заглянула в них и усмехнулась. Андрей Войтов перестраховался — в записях были заклинания магии земли, направленные на растения и вообще на природу. Зачем-то среди книг оказался словарь известных слов Древних. Оказывается, когда Глава рода заботится о семье — это очень бодрит. Теперь я чувствовала и знала, что за моей спиной стоит тот, кому действительно не плевать на меня. Настроение стремительно поднялось, я даже зажмурилась от давно забытого ощущения счастья. Войтовы — крепкая семья. Пусть у каждого свои игры, маски и методы, но мы — семья. Не стоило мне лезть на передовую, но прошлое не изменить. Знаю, что после моего участия в битве на меня обратят внимание даже те, кто никогда не знал о Ярине Войтовой. А те, кто уже давно наблюдает за нами, ждут, когда мы ошибёмся и упадём. Завтра снова идти в школу — неделя больничного закончилась, как и выходные. Я должна быть готова к вопросам. А ещё я должна выглядеть безупречно. Так, чтобы даже самые злые языки захлебнулись собственным ядом. Так что сегодня меня ждёт парикмахер, которого я вызвала накануне нападения Свиридовой, примерка нарядов, которые прислали, и… целебные мази. Целитель очень настаивал. Он бы вообще меня засунул в ванну с мазью и держал там, пока кожные покровы не придут в норму, но кто бы стал его слушать? Уж точно не я. Поднимались из подземелья мы под ручку — я от слабости едва держалась на ногах, а отец вдруг начал изображать заботливого папочку. Как будто мне в шестнадцать вдруг резко понадобился любящий отец, а до этого он был не нужен. Но попытку сближения я оценила, возмущаться не стала и даже пару раз прижалась крепче — якобы от слабости. Все мы иногда совершаем ошибки. Главное, чтобы мы могли их признать и хотя бы попытаться исправить. Уж кто-кто, а я точно знаю, что ошибаться может каждый. Даже те, кто всегда считал себя правым. — Госпожа, — поклонился мне телохранитель с привычной усмешкой на губах. Да-да, он оказался первым, кого я увидела, шагнув в коридор рядом со спуском в подземелья. — Колум… как же твоё турне по родным землям? — изогнула я бровь и обернулась к отцу. Именно эту версию озвучил Матвей, когда я окончательно достала его с вопросами о том, куда подевался мой телохранитель. — Сюрприз, — отзеркалил он мой взгляд. — Ты хотела Колума — я вернул тебе Колума. — Спасибо, папулечка! — я растянула губы в улыбке и привстала на цыпочки. Неловко клюнула сухими губами отцовскую щеку и успела отодвинуться до того, как он сделал бы то же самое в ответ. — Ты у меня самый-самый… э… лучший, да. — Проводишь госпожу до комнаты, — хмуро приказал он Колуму и развернулся на пятках. — Я в хранилище, буду к вечеру. Я проследила взглядом за удаляющейся спиной отца и нацепила на лицо идиотскую улыбку. Кажется, я начинаю понимать, почему Николай взял за основу именно эту маску — куда проще изображать идиота, когда другим легко в это поверить. Близкие люди: друзья, семья и даже гвардия рода знают, какой ты, но посторонние будут считать тебя именно таким. С этой безумной улыбкой я повернулась к Колуму и сцапала его руку. — Слабость у меня, не дойду сама, — пояснила я свою бесцеремонность и потащила телохранителя по коридору. — А расскажи-ка мне, любезный, за какие такие заслуги мой папенька тебя отослал на чужбину? — Госпожа! — возмутился мужчина, но я видела, что в глазах у него пляшут смешинки. — Да-да, о начальстве плохое нельзя, так я же наоборот, о хорошем спрашиваю, — подмигнула я ему и припустила быстрее — хотелось оказаться уже в своей комнате и переодеться. — Чем ты выслужился, что тебе путёвку выписали? Знаю, что на Ирландских островах сейчас самый пик лета. В такой отпуск и я бы не прочь слетать… — Мне казалось, что я вам неприятен, — сказал он, не сдержав смешка. — Слишком много рвения, — кивнула я с намёком. — Очень уж ты исполнительный и усердный, но я к тебе привыкла. — Я давал клятву защищать вас. От любых угроз, — теперь уже серьёзно сказал Колум, остановившись рядом с дверью в мою комнату. — Иногда приказы противоречат клятве. — Вот оно что… значит, словил откат от клятвы и вместо отпуска валялся в больнице, — я задумчиво покачала головой. — Не знала. — Не в больнице. Там таких как я даже на порог не пускают, — скривился Колум. — Нарушение клятвы — преступление. — Как ты выжил? Сопротивлялся приказу? Что случилось с конфликтом клятв? Приказ против клятвы… это интересно. Я закидала своего телохранителя вопросами. Ну а кто бы не заинтересовался? Мне вот было очень интересно подробнее узнать о клятвах и всём, что связано с магическими запретами в этом мире. — Госпожа, — Колум укоризненно на меня посмотрел, протяжно и шумно вздохнул и указал на дверь. — Вам надо в душ, переодеться, поесть, встретить парикмахера и, наконец, хорошенько выспаться перед школой. — Ещё лечебные мази, — кивнула я и усмехнулась. — Намажешь спинку? — В комнату, — он нахмурил брови, распахнул дверь и подтолкнул меня аккуратненько так между лопаток. Да, это не Матвей — тот бы взял за шкирку и закинул в комнату, уж точно не стал бы нянькаться. — Мыться, одеваться, обедать. — Конечно-конечно! — рассмеялась я. — Раз уж хранитель моего тела просит, кто я такая, чтобы спорить? Ответный смешок я всё же расслышала, несмотря на резко хлопнувшую за моей спиной дверь. А жизнь-то налаживается. Всё-таки не хватало мне наших пикировок и подколок. Я не кривила душой, когда сказала, что привыкла к Колуму. Шутка ли — четыре года вместе, бок о бок с утра до ночи. — Ш-шш-ш-ш! — гневно прошипел Ахашши, глядя на меня двумя парами вертящихся глаз. — Ну и приветствие, — я скорчила рожицу хамелеону и направилась к ванной комнате. — И это вместо «как себя чувствуешь, Ярина?» или «я беспокоился за тебя, Ярина». Никто меня не любит. Я вздохнула и патетически прижала ладонь ко лбу. Знаю, сейчас я веду себя как подросток, но настроение стало таким замечательным, что мне захотелось обнять весь мир. Я узнала, что моя магия действует в этом мире. Реальная магия, а не стихийные потуги местного населения. Я смогу спрятать хоть Хаос, потому что никто не понимает основ. Мой язык считается утраченным, и никто не сумеет прочитать руны, даже если я начерчу их на лбу красной краской. Мой брат отомстил за меня и растоптал Свиридову вместе с её армией. Отец раскрылся передо мной и, кажется, наконец принял. Да, я пока не наследница, не претендент на место Главы. Но мне этого и не нужно — с меня хватит и того, чтобы я осталась в Роду. — Ах, ты же не можешь говорить, пока моя ментальная стена на месте, — ответила я на очередное шипение. — Ну ладно тебе, малыш, ты же такой хорошенький и так миленько шипишь. Да, я издевалась. Да, сюсюкалась, коверкая слова, будто говорю с маленьким ребёнком. Но по-другому сейчас не получится. Я не готова обсуждать возможное предательство, как и подставлять спину существу из другого мира. Заслужит доверие — никаких стен не будет. Ну а пока… а пока меня ждёт горячий душ и девичьи заморочки — стилист и новая одежда. Завтра школа, а после… после будет видно.