Уиллоу снова перечитала записку, на сей раз внимательнее, пытаясь погрузиться в прошлое, представить девочку, которая это писала. Это было грустное письмо к подруге, и Уиллоу ощутила теплоту, всматриваясь в детский почерк. Записка была будто приветом от Элис и Нелл, сестры Бобби, маленьким окном в их мир. Уиллоу собралась положить ее обратно в блокнот, но не могла с ней расстаться. Записка казалась билетом в прошлое, к Элис, Нелл и всему, о чем она отчаянно хотела узнать, сколько себя помнила. Если бы она сумела попасть туда и поговорить с Нелл, то сделала бы это немедленно. Уиллоу не понимала, как может так сильно скучать по девочке, которую никогда не знала. Уиллоу покосилась на стойку, быстро приняв решение, и, убедившись, что сотрудница не смотрит, сунула записку в карман. – Вы еще просили какие-нибудь статьи о Тессе Джеймс, – приветливо произнесла женщина, когда Уиллоу приблизилась, терзаясь угрызениями совести за свой поступок. – Их нашлось довольно много, я распечатала для вас несколько. Но, вероятно, вы захотите вернуться в другой раз, чтобы прочитать остальное. Уиллоу поблагодарила ее и взглянула на статью, лежащую на вершине стопки. Из «Сассекс таймс», за февраль 1950 года: «Осужденная акушерка была невиновна? Эксклюзивный материал от Милли Грин». Уиллоу вышла на дорогу перед многоквартирным домом своего отца, и проезжающий мимо водитель резко нажал на клаксон. Она отпрыгнула назад, автомобиль с ревом пронесся мимо, стук ее сердца отдавался в ушах. Уиллоу была слишком погружена в свои мысли, подавлена прошедшим днем. Посмотрев в обе стороны, Уиллоу снова выбралась на дорогу, пытаясь успокоиться. Зазвонил телефон в сумке, и, зная, что это, вероятно, Чарли хочет узнать, как дела, она оставила звонок без ответа. Уиллоу не собиралась лгать ему или объяснять что-либо по телефону. Она надеялась, что после разговора с отцом почувствует себя лучше и перезвонит ему. Но Уиллоу боялась рассказывать отцу о своей работе. Она стала подниматься по ступенькам в его квартиру, и от запаха мочи на лестничной клетке вновь накатила тошнота. Городскому совету потребовалось довольно много времени, чтобы подыскать отцу какое-то жилье, и на первых порах после его выхода из тюрьмы казалось, что ему придется остаться с ней, чтобы не оказаться на улице. Однако вскоре ему нашли обветшалую квартирку с одной спальней, и, хотя она была не слишком уютной, Уиллоу купила отцу мебель и посуду в местном благотворительном магазине и они вместе покрасили гостиную и спальню. Она почувствовала себя лучше, зная, что отец устроен и что пока ему удается держаться подальше от неприятностей, офицер по надзору не станет ему досаждать. Уиллоу добралась до его коридора и принялась репетировать разговор. Ее мысли вернулись к встрече с сотрудницей по связям с семьей, которая беседовала с ней перед условно-досрочным освобождением Бобби. «Мы знаем, что у вас с отцом напряженные отношения, но он должен иметь постоянный адрес, иначе мы не сможем освободить его. Вы – его последняя надежда. Если вы не согласитесь принять его, решение об освобождении придется отозвать». Уиллоу заверила, что, конечно, примет отца, но призналась, что порой с ним бывает сложно общаться. «Мы того же мнения, – заметила сотрудница. – Мы всячески стремимся наладить отношения с подопечными, но некоторым людям не нравится система, они отрицают наши порядки и не желают взаимодействовать с администрацией. Ваш отец – один из таких». «Можно вас кое о чем спросить? Почему его не выпустили раньше? Я имею в виду, что обычно люди отбывают лишь половину срока, верно?» – Уиллоу чувствовала себя предательницей, обсуждая своего отца с незнакомым человеком. «Поведение вашего отца в тюрьме – возможная причина того, что он пробыл там дольше, чем следовало. Он склонен к конфронтации, борется с авторитетами и не следует правилам». «Но почему он усложняет себе жизнь больше, чем это необходимо?» Женщина выдержала паузу и посмотрела на своего коллегу, а потом снова на Уиллоу. «Поскольку он отбывал длительный срок, то проходил психологическое обследование, и у него выявили старую психотравму». «С тех времен, когда он содержался в исправительном центре для несовершеннолетних?» – уточнила Уиллоу. Женщина кивнула. «К сожалению, когда люди находятся в исправительных учреждениях так долго, как ваш отец, у них возникает искаженный взгляд на мир. Они ни в чем не виноваты; у них на все найдется оправдание, мол, если бы не случилось вот этого или этот человек не подвел бы меня, все было бы хорошо. Не позволяйте отцу заставить вас чувствовать себя виноватой». Уиллоу кивнула. Это звучало знакомо. «И очень часто за это расплачиваются члены семьи. В определенном смысле вы тоже жертва, измученная постоянными оскорблениями и нарушенными обещаниями». «Я знаю, что отец старается изо всех сил. Хочу помочь ему. Теперь только мы двое есть друг у друга». «Рада это слышать, Уиллоу, но вы должны защищать себя. Какое-то время ему может быть трудно смотреть на проблемы с вашей точки зрения. Тюрьма заставляет людей сосредоточиться на себе, и им сложно осознать, что другие люди воспринимают мир по-своему». Уиллоу кивнула. «Мы всегда рядом, чтобы поддержать вас, если нужно будет поговорить с нами. Реинтегрироваться в общество нелегко, и ему понадобится помощь. Он провел в исправительных учреждениях бо́льшую часть жизни. Многие рецидивисты могут вести себя совсем как дети. Они ожидают, что все должно соответствовать их желаниям, и не слишком уступчивы». «Понимаю», – кивнула Уиллоу, чувствуя себя неловко. Ей объяснили, каким может быть поведение отца, и предупредили, что на него наложены определенные запреты и он не должен общаться с некоторыми людьми или ходить в центр города. Она будет обязана сообщить, если отец не соблюдает условия своего испытательного срока, нарушает комендантский час или много пьет. И по мере приближения даты его освобождения Уиллоу начала терять сон, беспокоясь о том, что ее дом больше не будет для нее надежным убежищем. Она сделает что-то не так, скажет что-нибудь, что расстроит отца, и он нарушит правила и вернется в тюрьму. Поэтому, когда Уиллоу позвонили за два дня до того, как отец должен был приехать к ней, и сообщили, что ему дают муниципальную квартиру, она заплакала от облегчения. Теперь, стоя перед его входной дверью, Уиллоу подняла руку и глубоко вздохнула, а затем постучала три раза. Она слышала, как в квартире работает телевизор, но отец не ответил на ее сообщение, в котором она предупреждала, что приедет, так что, возможно, он будет удивлен, увидев дочь. У нее тревожно засосало под ложечкой. Уиллоу хотела постучать снова, как вдруг дверь открылась, и на пороге, в толстовке и шортах, возник отец. Высокий мужчина с выступающими скулами, тонкими губами и копной черных волос. Его холодные голубые глаза были такими яркими, что часто заставляли Уиллоу чувствовать себя неловко. Внешностью она полностью пошла в него – длинные черные волосы и небесно-голубые глаза часто отмечались людьми, что сильно раздражало ее мать как постоянное напоминание об отце, который редко бывал рядом. Он всегда выглядел усталым и мало улыбался, но когда все же это делал, улыбка оставалась лишь в его сверкающих глазах. Увидеть улыбку Бобби Джеймса считалось удачей. Но теперь, стоя в дверях, отец хмурился, явно смущенный присутствием дочери, и его бегающий взгляд создавал впечатление, будто ему есть что скрывать. Отец не побрился, у него были черные круги под глазами и помятая левая щека, словно он только что проснулся. Уиллоу удивилась, застав его в таком неопрятном виде, и попыталась выдавить улыбку. – Привет, папа! – Привет, козочка, как дела? – Отец держался как-то отстраненно, будто просто столкнулся на улице с кем-то, кого едва знал. – Ты получил мое сообщение? Мне нужно с тобой поговорить. – Нет, извини, не получал, – ответил он, явно подыскивая вескую причину, чтобы не впускать ее. Уиллоу чувствовала запах алкоголя в его дыхании даже с того места, где стояла, а дым от сигареты, которую отец держал в руке, поднимался ей в лицо, от чего ее снова затошнило. – Это не займет много времени. Мы можем пойти прогуляться, если тебе так удобнее. Я подожду здесь, пока ты оденешься. – Ей больше хотелось пройтись на свежем воздухе, чем сидеть в прокуренной квартире. – Нет, все в порядке, заходи, – пригласил отец. Уиллоу осторожно последовала за ним по волнистому коричневому ковру в гостиную. По телевизору показывали музыкальные клипы в стиле софт-рока восьмидесятых, на столе стояла бутылка дешевого вина, половина содержимого которой была налита в стакан; куча окурков лежала в блюдце на полу. Грязный кофейный столик был завален старыми газетами, а занавески задернуты. Контейнеры из-под готовой еды валялись на полу среди разбросанной одежды и пустых банок из-под пива. В комнате пахло сыростью, и, несмотря на прокуренный воздух, все окна были закрыты. Отец остановился посреди комнаты с затравленным видом. Уиллоу сразу ощутила укол вины за то, что не навещала его больше месяца. Она была слишком занята на работе и избегала отца из-за разговора, который ей предстояло провести с ним сейчас. – Ты подождешь минутку, пока я переоденусь? – спросил он, взглянув на нее, когда Уиллоу нашла свободное место на диване и села. – Конечно, – кивнула она, осматривая весь этот кавардак. Уиллоу оказалась плохой дочерью; это была ее работа – присматривать за отцом, и она с ней не справилась. Она глубоко вздохнула, вспомнив: «Не позволяйте ему внушать вам чувство вины». Отец – взрослый мужчина, и дочь не несет за него ответственности. Может, у него просто выдалась плохая неделя. Пока он не нарушает условия своего досрочного освобождения, все будет в порядке. Уиллоу долго и усердно работала, но теперь проект почти завершен, и она сможет взять небольшой отпуск, чтобы побыть с отцом. Пытаясь отвлечься, Уиллоу покосилась на кипы бумаг и писем, разбросанных повсюду, и ее взгляд упал на коробку с фотографиями возле дивана. Она посмотрела на верхнюю: черно-белый снимок девушки в свадебном платье, танцующей со своим женихом. Бобби вернулся, полуодетый, и взял сигарету из пачки на столе. – Сделай себе кофе, – сказал он. – Я принесла готовый для нас обоих. – Она приподняла пакет из закусочной. Когда отец снова ушел, Уиллоу опять взглянула на фотографии, затем наклонилась и взяла одну. Похоже, на ней был отец в детстве, лет в тринадцать. Он опирался на калитку, на которой сидела маленькая девочка с темными волосами. У девочки была лучезарная улыбка, и она смотрела на Бобби с обожанием. На заднем плане по дороге к ним приближалось стадо коров. Уиллоу присмотрелась внимательнее. Она была уверена, что девочка – это Нелл. Уиллоу никогда не встречалась со своей тетей, а отец отказывался говорить о ней. Все, что она знала, – Нелл причинила ему глубокую боль, а это означало, что, как обычно, он замкнулся и вычеркнул сестру из своей жизни. Уиллоу вспомнила о записке, которую обнаружила. Этот листок словно обжег ее через карман. Она видела, как Нелл похожа на Бобби; у нее было то же лицо в форме сердечка, та же улыбка, те же глаза. Уиллоу очень хотелось бы познакомиться с ней поближе. Бобби вернулся в комнату. – Прекрасная фотография, папа. Это Нелл? Отец выдержал паузу и кивнул. Уиллоу отложила фотографию, прочитав на его лице обычные признаки того, что данная тема под запретом. – Как поживаешь, дочь? – В его поведении было нечто такое, что заставляло Уиллоу чувствовать себя неловко. – Нормально. Правда, мне сейчас нездоровится, наверное, простудилась. Она снова отхлебнула свой кофе, и он показался ей странным на вкус. – Ты не беременна, а? – спросил отец, подмигивая. Уиллоу рассмеялась: – Нет! Господи, конечно нет. Никаких шансов. – Она нахмурилась, поняв двоякий смысл своей фразы. – Как там твой парень? Чарли, не так ли? Уиллоу, все еще размышлявшая над его последним вопросом, помолчала, прежде чем ответить. – Он помогал мне с квартирой. Мы закончили шлифовать пол и красить спальню. Теперь я действительно чувствую себя как дома. – Она положила фотографию обратно в стопку. – Отлично. Чарли – хороший парень, он мне нравится. Ты же знаешь, я могу помочь в любое время, – произнес отец, доставая очередную сигарету из пачки и взъерошивая пальцами свои грязные волосы. – Не понимаю, почему ты никогда не просишь. – Папа, – тихо произнесла она, – мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Я не уверена, что сильно тебя этим обрадую, но хочу быть честной с тобой. – Звучит зловеще, – усмехнулся он, шаря вокруг в поисках зажигалки. – Я просто… – Уиллоу запнулась, сердце бешено колотилось в груди, голос начал дрожать. – Я просто хочу, чтобы ты знал – то, что я собираюсь рассказать, было действительно важным для меня, и это было нелегкое решение, к которому я отнеслась легкомысленно. – Я слушаю. – Отец откинулся на спинку выцветшего кресла и скрестил ноги. Уиллоу нервничала от его взгляда, хотя сам он, похоже, контролировал эмоции. У нее пересохло во рту, однако она продолжила: – В общем, я уже почти год работаю над строительным проектом в Кингстоне близ Льюиса. – Она улыбнулась, пытаясь снять напряжение, но отец продолжал сидеть неподвижно и хмуро смотрел на нее. – Папа, Хилтоны – твои прежние соседи – сносят Дом викария, чтобы построить на этом месте десять домов и новый общественный центр. И моя фирма, мое архитектурное бюро… Короче, я работала с Лео Хилтоном и вела данный проект. Бобби опустил голову, закурил и глубоко затянулся. – Я знаю, – кивнул он.