– Давай ты наденешь платье, и мы соберемся все вместе у мамочки в комнате. – Попытки Ванессы скрыть раздражение не увенчались успехом. – У меня живот болит! – Элис обхватила живот руками и уселась на пол лестничной площадки. – Элис, пожалуйста! Ты просто съела слишком много печенья, которое пекла с Дороти сегодня днем. А Снежок скорее всего в кухне, ждет, когда перепадет что-нибудь вкусное. – Ванесса повернулась к няне. – Дороти, извините, вы случайно не знаете, где шампанское? Мы целый год планировали эту вечеринку, никак не могу поверить, что все пошло кувырком из-за этой проклятой бури. Официантка, все еще ожидающая указаний, залилась краской, сцепив руки перед собой. – Я слышала, как мистер Хилтон просил Питера оставить его снаружи возле задней двери, потому что там достаточно холодно, – ответила Дороти. Ванесса раздраженно покачала головой: – Было бы хорошо, если бы он еще сообщил об этом приглашенному персоналу. – Она повернулась к официантке: – Не могли бы вы пойти и проверить, стоит ли шампанское у задней двери. И проследите, чтобы его как можно скорее поставили на лед. Гости появятся здесь через полчаса. Официантка скрылась из виду. – Миссис Хилтон, – спросила Дороти, – вы не возражаете, если я уйду сразу после семи? Ванесса посмотрела на часы: было уже без пяти семь. Ей не хотелось отпускать Дороти прямо сейчас. Лео все еще был снаружи на подъездной дорожке, и ему предстояло переодеться, а Элис погрузилась в очередную из своих обид. – Не могли бы вы подождать несколько минут, чтобы помочь Лео одеться? Так много нужно организовать, а я слегка с этим затянула. – А почему Дороти не может остаться на праздник? – спросила Элис, пытливо взглянув на мать. Ванесса с Дороти обменялись взглядами, которые были красноречивее тысячи слов. – Дороти устала присматривать за тобой целый день. Она не хочет оставаться на нашу дурацкую вечеринку. – Как только эти слова слетели с ее губ, Ванесса почувствовала неловкость оттого, что ей даже не пришло в голову пригласить Дороти. А теперь было слишком поздно – няне нечего надеть, она поймет, что это запоздалая идея со стороны Ванессы, и ей тоже будет не по себе. – Вечеринка для знатных гостей вашей мамы, – сказала Дороти не совсем то, что могло бы выручить Ванессу. – Но вы единственная, кто действительно заботится о нас. Остальные лишь притворяются. – Элис, не груби. Если вы сможете задержаться ненадолго, Дороти, я сейчас пришлю Лео. Извините за такую просьбу, – произнесла Ванесса и ушла, не дожидаясь ответа Дороти. Внизу, в холле, Ванесса натянула резиновые сапоги прямо на чулки и накинула лисью шубу поверх шелкового халата. Она бросила последний взгляд на свою непослушную дочь, которая стояла наверху лестницы, скрестив руки на груди, с растрепанными светлыми кудрями, падающими на глаза, и крикнула: – Элис, я вернусь через пять минут! Надеюсь, ты будешь уже одета и готова к празднику! – Не волнуйтесь, миссис Хилтон, я помогу ей. Мы мигом будем готовы, верно? – Дороти нежно улыбнулась девочке, но зеленые глаза Элис вновь наполнились горькими слезами. – Спасибо, Дороти! – ответила Ванесса, чувствуя себя виноватой, и выскочила в холодный декабрьский воздух. Она знала, что, как только Дороти с ее дочерью окажутся наедине друг с другом, Элис потащит бедную няню на улицу, искать щенка в снегу. Это была ошибка – позволить дочери взять животное; от щенков всегда беспорядок, а эта собака обмочила их новый ковер, постеленный специально перед вечеринкой. Ванесса вспомнила, сколько времени и сил заняла подготовка: смонтирован зеркальный подвесной потолок, чтобы в нем отражалась рождественская елка, привезенная из Лондона; парадная лестница украшена ветвями остролиста и сотней красных бархатных бантов ручной работы; в холле установлен рояль для пианиста, который будет играть рождественские гимны. Продажа сельскохозяйственных земель вокруг Дома викария дала Ричарду столь сильно необходимую ему сумму денег, чтобы сохранить на плаву их собственную ферму и отремонтировать дом. За годы, миновавшие с тех пор, как скончался отец Ричарда, Уилфред Хилтон, стало очевидно, что он держал в тайне от родных огромное количество катастрофических деловых решений. Уилфред был человеком с дорогими привычками – в отношении лошадей, автомобилей и женщин – и весьма слабыми понятиями о трудовой этике. Он унаследовал поместье от своего отца, однако не интересовался ни фермой, ни ее будущим, и к тому времени, как умер, растратил бо́льшую часть состояния Хилтонов, оставив после себя лишь безнадежные долги и разбитые сердца, в том числе сердце своего единственного сына Ричарда, которым часто пренебрегал. От этого его последнее письмо, написанное на смертном одре, читалось еще более болезненно. Ноябрь 1959 года Дорогой Ричард! Мы нечасто разговаривали по душам, и то, что мы отдалились друг от друга, остается одной из моих величайших печалей, наряду с тем, что я отказывался признавать ребенка твоего брата Илая, Альфи Джеймса. Хочу, чтобы ты знал, – я глубоко сожалею, что мало занимался тобой, когда умерла твоя мать, хотя тебе было всего шесть лет. Когда твоя мама скончалась при таких ужасных обстоятельствах, я стремился кого-то обвинить в ее смерти, как и в смерти Илая. Но по мере того, как жизнь продолжалась и мое горе притуплялось, я стал смотреть на уход Эвелин несколько иначе. И начал сожалеть о том, как обошелся с Тессой Джеймс. Долгие годы я терзал себя вопросом – что же стало с Альфи, и, когда он вернулся к нам, воспринял это как послание от господа – шанс исправить свои ошибки. Я знаю, что оставляю вам долги, но хочу поставить вас в известность – я разговаривал с семейным адвокатом и сообщил ему, что после моей смерти Дом викария отойдет к Альфи Джеймсу и тот может распоряжаться им как сочтет нужным. Долгие годы я предпочитал игнорировать права Альфи по рождению, однако теперь понимаю, что поступал скверно. У нас достаточно имущества; нам не нужна еще одна ферма, тогда как для него ферма значит очень много. К тому же это весьма малая компенсация того, на что он имел бы право, если бы Илай не погиб на войне. Белла и Илай были помолвлены, когда он уехал, и после его гибели она вернула изумрудное кольцо, подаренное Илаем и принадлежавшее ранее моей бабушке. Это доказывает силу характера, которой обладают немногие, ведь если бы Белла продала кольцо, это спасло бы ее от нищеты, в итоге ее и сгубившей. Надеюсь, ты согласен с этим решением. Я считаю Альфи Джеймса любезным и трудолюбивым молодым человеком и думаю, что вы уживетесь рядом друг с другом. С любовью и уважением, твой отец Уилфред Ванесса успела прочитать это письмо перед тем, как Ричард бросил его в огонь, из-за чего они так сильно поругались, что разбудили Лео. Семья Джеймс слишком долго была проклятием их жизни, кричал Ричард, и он хотел бы, чтобы Альфи вовсе не рождался на свет. Когда Ричард вихрем вылетел из комнаты, явился Лео, обрушив на мать кучу вопросов насчет Бобби и Альфи Джеймс, от которых ей кое-как удалось отвертеться. Разумеется, Ванесса знала истинную причину ярости Ричарда – привязанность Уилфреда к Альфи, которую было трудно не заметить. Всю жизнь Уилфред пренебрегал собственным сыном, поручив его заботам бесчисленных нянек и гувернеров, пока сам занимался фермой. Альфи, напротив, был страстно любим своими матерью и бабушкой. Он был крепко скроен из сурового материала, и в работном доме его определили на ферму, где благодаря неустанному труду Альфи научился своему ремеслу. И к тому времени, когда в возрасте шестнадцати лет Альфи появился у их дверей, он мог вести хозяйство практически в одиночку. Ричард ненавидел отца за то, что тот предпочел другого мальчика собственному сыну; и теперь, с грустью отмечала Ванесса, история повторялась – боль в глазах сына была очевидна, когда ее муж открыто восхищался Бобби Джеймсом, но не высказывал ничего, кроме критики, в адрес бедного Лео. – Куда опять запропастился этот мальчишка, черт побери?! – услышала она крики мужа с дальнего конца подъездной дорожки. – Что случилось, Ричард? – спросила Ванесса, поспешив подойти. – Этот парень бесполезен, полный неумеха. Он где-то в собственном мире, бродит вокруг, будто засунул голову себе в задницу. – Ричард раскраснелся, то ли от холода, то ли от гнева. – Я уверена, он изо всех сил старается помочь, – произнесла Ванесса. – Он тут с тобой уже несколько часов. – Да я быстрее справился бы один! – усмехнулся Ричард. Целый день Лео пытался помочь отцу с иллюминацией подъездной дорожки, и Ванесса, наблюдавшая за ним в окно, всякий раз вздрагивала, глядя, как у сына все валится из рук и он бестолково мечется. Дважды Ричард просил ее позвать Бобби на помощь, но именно в этот день тот был занят. Они с Альфи забивали свое стадо, эхо выстрелов служило постоянным напоминанием о несчастьях этой семьи, и помогать Ричарду развешивать праздничные огни сегодня явно не стало бы для Бобби развлечением. – Ну, наконец-то изволил появиться! – крикнул Ричард, когда сын появился со стороны дома. – Прости, папа, я их там не нашел, – тихо сказал Лео. – Что? Чем же ты занимался все это время? Ладно, я пойду и принесу их сам, мне ведь больше делать-то нечего! Лео покраснел: – Прости, я везде смотрел. – Давайте я схожу, Ричард, – предложил Питер с верхней ступени лестницы-стремянки. – Вам нужны синие предохранители, верно? Ванесса посмотрела на сына. Лео опустил голову, прикусив губу. Увы, он не рос практичным мальчиком. Лео ненавидел фермерскую жизнь и не имел к ней природной склонности, становясь усталым, холодным и раздражительным за короткое время работы. Он был высок и строен, однако не слишком силен физически, и больше любил посидеть с книгой в доме, возле теплой плиты, спрятавшись от посторонних взглядов за своей длинной светлой челкой. Бобби Джеймс, сын Альфи, напротив, казался неутомимым и часто работал на тракторе до глубокой ночи, лишь изредка прерываясь, чтобы поесть или попить. Ричард часто оживленно болтал с Бобби, и когда мальчик завершал работу, порученную собственным отцом, Ричард порой просил помочь ему в поле со сломанной изгородью или новорожденным теленком. Ванесса уже начала замерзать, когда фонарики наконец вспыхнули, на мгновение осветив дорожку перед ней, прежде чем снова погаснуть. – Проклятая штуковина! Снова замкнуло! – возмутился Ричард. Он яростно таращился на непокорную гирлянду в своей руке, опасно балансируя на вершине стремянки. Ростом шесть футов три дюйма, с оливковой кожей, кареглазый и светловолосый, он весил на несколько стоунов больше, чем тот долговязый девятнадцатилетний юноша, который когда-то сделал Ванессе предложение возле Тисового озера, но все равно был, бесспорно, красив. – Ричард, дорогой! – Ванесса посмотрела на мужа снизу вверх. – Может, Питер сам все закончит с огнями? Тебе пора готовиться к приему гостей. Теперь, когда снежная буря унеслась прочь, землю окутала жутковатая тишина. Метель словно задержала дыхание на вдохе, но еще не выдохнула. Ванесса слышала, что озеро замерзло и надвигаются обильные осадки. Она понятия не имела, сработают ли фейерверки, но следующей задачей бедняги Питера было разложить их на мостках, подготовив к полуночи. – Мы почти доделали. Еще пару минут, – произнес Ричард, не отрывая глаз от своего занятия. Ванесса повернулась к дому и увидела другого официанта, спешащего к ней вслед за Дороти, одетой в пальто. – Дороти, хорошо, что вы здесь. Можете отвести Лео в дом и убедиться, что он переоделся? – Я не желаю, чтобы она меня одевала. Я не ребенок! – заявил сын. – Я этого и не говорю, Лео, я просто хочу быть уверена, что ты будешь готов к появлению гостей примерно через четверть часа. – Извините, миссис Хилтон, но мне действительно пора идти, моя сестра сейчас должна уже приехать к нам домой. Элис одета, а костюм Лео лежит на его кровати. Надеюсь, у вас получится чудесная вечеринка. – Я была бы очень признательна, если бы вы остались еще ненадолго, Дороти, – произнесла Ванесса, пытаясь скрыть свое внезапное раздражение. Эта женщина провела с ними целый день, но Ванесса ругала себя за то, что не договорилась с ней о работе на вечер. Ей понадобится кто-то, чтобы уложить Элис в постель и проследить, чтобы Лео не пил ни глотка шампанского. Ванесса предполагала, что Элис просто будет рядом с ней весь вечер, но метель и последовавшая за ней суматоха положили конец надеждам, что все пройдет гладко. – Я с радостью заплачу вам сверхурочные. – Она вряд ли подходяще одета для вечеринки, мам, и уж точно не влезет ни в одно из твоих вечерних платьев, – хихикнул сын. – Лео! – возмущенно воскликнула Ванесса, кинув на него свирепый взгляд. Дороти и Лео никогда не ладили, поскольку Лео хотел, чтобы о нем заботилась мать, а не няня, и не пытался скрывать это. Но в последнее время его поведение по отношению к Дороти изменилось, становясь совсем дерзким. – Прошу прощения, Дороти. Я поговорю с сыном насчет его поведения. Пожалуйста, останьтесь! – произнесла Ванесса умоляющим тоном. – К сожалению, не могу, миссис Хилтон. – Дороти поджала губы. – Я и так на ногах с девяти часов утра, мне пора вывести собаку и приготовить ужин для Питера и своей сестры, которая приедет в гости. Я была бы очень благодарна, если бы Ричард и Питера отпустил поскорее. Надеюсь, что вы получите удовольствие от праздника. Доброй ночи! Ванесса на мгновение отвлеклась при виде Элис, которая в красном платье выбежала из парадной двери и пересекла заснеженную лужайку, направляясь к домику на дереве, устроенному в ветвях огромного дуба около въезда в поместье. – Дороти, Элис вышла на улицу искать этого проклятого щенка. Она замерзнет! – Но няня уже спешила к калитке, и девочка буквально растворилась в темноте. – Мистер Хилтон, извините, что беспокою, но, похоже, доставили только половину шампанского. – Официант слегка заикался, переминаясь с ноги на ногу на заснеженной земле.