Пытаясь определить мой статус, женщина в розовом английском костюме нахмурилась: – Вы адвокат! Из Филадельфии! Я взглянула на аббревиатуру на ее микрофоне, – действительно, она была из филиала городской вещательной компании. – В настоящий момент ни моя клиентка, ни родители моей клиентки не могут дать комментариев, – ответила я. – Что касается скандального характера этого обвинения… – я ухмыльнулась, жестом указывая на коровник, фермерский дом, просторы полей, – скажу только, что амишская ферма не филадельфийский наркопритон, а амишская девушка не закоренелая преступница. Боюсь, все остальное вы услышите несколько позже на ступенях здания суда. – Я окинула толпу спокойным взглядом. – А теперь – маленькая бесплатная консультация юриста. Настоятельно рекомендую вам всем удалиться. Они неохотно стали отходить, шаркая ногами и сбившись в стаю, точно волки, которыми я всегда их и представляла. Я дошла до конца подъездной дорожки, стоя на страже, пока не отъехала последняя машина. Потом вернулась к дому и увидела стоящих рядышком и ожидающих меня Аарона и Сару. Глядя в землю, Аарон хмуро произнес: – Может, как-нибудь захотите посмотреть на дойку. Более открытого выражения благодарности от него ожидать не стоило. – Да, – ответила я. – Конечно. Сара наготовила столько еды, что можно было накормить целую амишскую общину, а не только небольшую семью и одного гостя. Она выносила к столу одно блюдо за другим: курица с клецками, овощи с подливкой, тушеное мясо, таявшее во рту. Были разные закуски, хлебцы и сдобренный специями тушеный горошек. В центре стола стоял голубой кувшин свежего молока. Глядя на все это изобилие, я удивлялась тому, как эти люди умудряются три раза в день питаться подобным образом и при этом не располнеть. Вдобавок к трем Фишерам, с которыми я познакомилась, был еще пожилой мужчина, не удосужившийся представиться, но, похоже, знавший, кто я такая. По чертам его лица я предположила, что это отец Аарона и что он, скорее всего, живет в небольшой пристройке с задней стороны дома. Мужчина наклонил голову, и вслед за ним все остальные тоже наклонили головы – странная динамическая реакция – и принялись молча молиться над едой. Ощущая неловкость – когда в последний раз я возносила молитву за столом? – я подождала, пока они не закончат и не начнут накладывать еду на тарелки. Кэти взяла кувшин с молоком и налила себе немного в стакан, потом передала его направо, мне. Я никогда не была большой любительницей молока, но сообразила, что не очень разумно признаваться в этом на молочной ферме. Налив себе немного, я передала кувшин Аарону Фишеру. Фишеры смеялись и переговаривались на своем диалекте, накладывая себе еду, когда тарелки пустели. Наконец Аарон откинулся на стуле и феноменально громко рыгнул. От подобного нарушения этикета я вытаращила глаза, однако его жена так и просияла, будто услышала от него величайший комплимент. Я вдруг представила череду подобных застолий, растянувшуюся на месяцы, и себя в роли чужака. Я не сразу поняла, что Аарон меня о чем-то спрашивает. На пенсильвано-немецком. – Пикули, – следуя за его взглядом, устремленным на какое-то блюдо, медленно и четко произнесла я по-английски. – Вы это хотите? Его подбородок чуть вздернулся. – Ja, – ответил он. Я положила ладони на стол: – В будущем, мистер Фишер, я предпочла бы, чтобы вы задавали мне вопросы на моем языке. – За ужином мы не говорим по-английски, – вставила Кэти. Я продолжала смотреть на Аарона Фишера: – А теперь говорите. К девяти часам я была готова лезть на стенку. Я не захватила с собой кассеты с видео, а если бы и захватила, здесь не было телевизора или видеомагнитофона. Целая книжная полка оказалась заполненной книгами на немецком: детский букварь, что-то с названием «Зеркало мученика» и целая куча других заголовков, от которых пробирала дрожь. В конце концов я обнаружила газету на английском и принялась читать о лошадиных аукционах и молотьбе зерна. Фишеры гуськом вошли в комнату, словно по зову неслышного колокола. Они уселись, наклонив головы. Аарон взглянул на меня, что-то вопрошая взглядом. Я не ответила ему, и он принялся читать вслух из немецкой Библии. Я никогда не отличалась набожностью, и вот совершенно неожиданно меня занесло в семью, глубоко внедрившуюся в христианство. Затаив дыхание, я уставилась в газету, стараясь не чувствовать себя язычницей. Прошло минуты две, и ко мне подошла Кэти. – Я ложусь спать, – объявила она. Я отложила газету в сторону: – Тогда и я тоже. Выйдя из ванной комнаты в шелковой пижаме, я стала смотреть, как Кэти, сидя на кровати в длинной белой ночной рубашке, расчесывает волосы. Доходящие ей почти до талии распущенные волосы колыхались при каждом движении гребня. Я села на свою кровать, скрестив ноги и подперев щеку рукой. – Обычно это делала моя мама. – Правда? – поднимая глаза, спросила Кэти. – Ага. Каждый вечер распутывала все мои колтуны. Я терпеть этого не могла. И считала какой-то пыткой. – Я дотронулась до шапки своих коротких волос. – Как видишь, я отомстила. – У нас нет выбора, – улыбнулась Кэти. – Мы не стрижем свои волосы. – Никогда? – Никогда. Признаться, ее волосы были прелестными, но что, если ей, как и мне, пришлось бы каждый день страдать от колтунов? – А если захочется? – С какой стати? Тогда я буду отличаться от остальных. Кэти положила расческу, тем самым завершая разговор, и залезла под одеяло. Перегнувшись, она погасила газовую лампу, и комната погрузилась в кромешную темноту. – Элли? – Да? – На что похоже место, где вы живете? Я на минуту задумалась: – Шумно. Полно машин, и кажется, они всю ночь ездят прямо под окнами, гудят и визжат тормозами. И полно людей – ни за что не найдешь ни коровы, ни цыпленка, а тем более сладкую кукурузу, если только не заглянешь в морозильник. Но я уже не живу в Филадельфии. Сейчас я где-то посередине. Кэти долго молчала, и я подумала, что она заснула. – Нет, неправда, – сказала она. – Сейчас вы с нами. Я вздрогнула и проснулась, подумав, что мне опять приснился кошмар с девочками из моего последнего дела, но простыни у меня не были сбиты, а сердце билось ровно. Я бросила взгляд на кровать Кэти, на отброшенное в сторону одеяло, и немедленно поднялась. Кэти пропала. Шлепая по лестнице босыми ногами, я заглянула на кухню и в гостиную, а потом услышала тихий щелчок двери и шаги на крыльце. Она шла по дорожке к пруду, на берегу которого я побывала днем. Я, прячась, шла за ней по пятам, чтобы видеть и слышать ее. Она села на маленькую кованую скамью, стоящую у большого дуба, и закрыла глаза. Это опять хождение во сне? Или она с кем-то здесь встречается? Не здесь ли проходили свидания Кэти и Сэмюэла? Не здесь ли был зачат ребенок? – Где вы? – До меня донесся шепот Кэти, и я сразу поняла: первое, что она в здравом уме и вовсе не спит, и второе, что я понимаю ее слова. – Зачем это вы прячетесь? Ясно, она знала, что я шла за ней. С кем еще она говорила бы по-английски? Я вышла из-за ивы и встала перед Кэти: – Я скажу тебе, зачем я прячусь, если ты сначала скажешь, зачем сюда пришла. Кэти поднялась на ноги с пылающими от румянца щеками. У нее был такой испуганный вид, что я отступила назад, к пруду, замочив низ пижамных брюк. – Сюрприз, – без выражения произнесла я. – Элли! Что вы затеяли? – Пожалуй, это будет мой вопрос. В дополнение к такому: кого ты ожидала здесь встретить? Может быть, Сэмюэла? Хотели договориться, как рассказывать вашу историю, пока я не успела расспросить его? – Нет никакой истории… – Ради бога, Кэти, перестань! Ты родила ребенка. Тебя обвинили в убийстве. Меня назначили твоим законным адвокатом, а ты посреди ночи тайком сбегаешь от меня. Я занимаюсь этими делами гораздо дольше тебя и знаю, что люди не хитрят, если им нечего прятать. И точно так же они не лгут, если им нечего прятать. Угадай, кто из нас проигрывает в обоих случаях? – По щекам Кэти катились слезы; собираясь с духом, я сложила руки на груди. – Тебе лучше начать говорить. – Это не Сэмюэл, – покачала она головой. – Я с ним не встречаюсь. – Почему я должна тебе верить? – Потому что я говорю вам правду! – Правильно! – фыркнула я. – Ты не встречаешься с Сэмюэлом, просто решила немного подышать свежим воздухом. Или это какая-нибудь полуночная амишская традиция, с которой мне следует познакомиться? – Я пришла сюда не из-за Сэмюэла. – Она подняла на меня глаза. – Не могла уснуть.