– Как тогда понять, хорошую вещь они предлагают или она развалится через полгода? – спросила она. – Тут же без кредита не обойтись, а кредит, сам понимаешь… Если отдачи не будет, можно и прогореть. Дима качнул головой и пару раз прокрутил открытую страницу взад-вперед, пытаясь определить, насколько небеспочвенны Черемухины подозрения. Еще вчера он бы иронично поинтересовался, на кой черт Николаю Борисовичу гробить дело, приносящее ему деньги, но сегодня был другой день, и сегодня Дима вполне мог допустить, что Милосердов просто желает подставить мешающуюся ему дочку владельца. Чтобы папочка вознегодовал и отозвал Лену от управления. Тогда вершить темные делишки по ночам будет куда проще. Только Дима не собирался ему больше этого позволять. – Он сертификаты запрашивал? – уточнил он, по-прежнему глядя в монитор. – Протоколы испытаний? Если эти вещи в порядке, можно с организациями связаться, которые их выдали, и у них выяснить подлинность документов. Ну и стоит попробовать настоящих клиентов поискать, их расспросить. Думаю, Гришка отлично с этим справится: он любит непростые задачки. Он повернул наконец голову к Лене и заметил на ее лице такое узнаваемое восхищение. Нутро тут же насквозь прошило удовольствием, и где-то глубоко зашевелилась гордость собой. Диме безумно нравилось выручать Черемуху из затруднительных ситуаций. И ничто сейчас не могло удержать его от того, чтобы наклониться и тепло коснуться губами ее губ. Всего на секунду – чтобы Лена облегченно вздохнула и заулыбалась. – Спасибо, Дим, – искренне сказала она. – А то у меня сегодня совсем голова не работает. Видела бы она, как голова работает у него! – Я собираюсь ночью напиться, – что-то совсем неуместное брякнул он, однако Лена, взглянув было на него с удивлением, следом понимающе кивнула. – Завтра приду пораньше, чтобы избавить тебя от проблем с Милосердовым, – пообещала она и тут неожиданно с силой сжала его руку. – Только будь осторожен, Дим, пожалуйста! Я не прощу себе, если и на тебя навлеку неприятности! И не отпущу тебя, пока ты тоже не дашь мне слово не лезть на рожон! Что на это можно было ответить? Дима наклонился и обдал дыханием ее ухо. – А если я не хочу, чтобы ты меня отпускала, Лен? Знал, что глупо, сентиментально и весьма, на самом деле, вызывающе, но Ленка только вздохнула и прижалась к его ладони щекой. Закрыла глаза и попросила: – Тогда просто пообещай, что не заставишь меня снова плакать из-за тебя. Это будет… нечестно… Не дать такое обещание Дима уже не мог и остатки рабочего дня посвятил наблюдению за Михаилом, пытаясь определить, что от него ждать. Михаилу было чуть за пятьдесят, дети его уже выросли и разлетелись по разным концам страны, и единственной отрадой для него оставалась жена. Бывшие одноклассники, они поженились сразу после школы и все совместные годы прожили душа в душу. Михаил до последнего надеялся поставить жену на ноги и незадолго до ее смерти радовался, что нашел клинику, где ей обещали помочь. Когда она умерла, Михаил будто бы умер вместе с ней. Так бывает, когда вроде бы человек существует, но уже не живет. Вот так и Мишка по какой-то инерции коротал день за днем, а смысла в этих днях не видел. У него больше не было ни целей, ни желаний. Дима потому и посоветовал Лене взять ему в связку стажера, рассчитывая, что тот расшевелит Мишку и заставит понять, что он еще нужен. И никак не думал, что тот может оказаться одним из палачей Ленкиного сервиса. С таким надо держать ухо востро. Но тем интереснее было это дело! Когда сервис опустел и даже Кирюха отправился в подсобку спать, Дима поставил на стойку запасенную на черный день бутылку коньяка. – Составишь компанию? – предложил он Михаилу. Тот обычно задерживался в сервисе допоздна, потому что здесь хотя бы было с кем поговорить, а дома ждала опустевшая квартира, где все напоминало о несвоевременно ушедшей жене, и Дима в свои смены как мог отвлекал его от грустных мыслей. Сегодня жалость ушла, оставив лишь холодный расчет, и добытый Леной диктофон для записи будущего допроса подозреваемого в Димином кармане был лучшим тому дополнением. – Есть повод? – бесстрастно поинтересовался Михаил: спиртное в их разговорах еще ни разу не участвовало. – В лотерею выиграл, – решил воспользоваться Кирюхиной фантазией Дима. – А отметить не с кем. – Понимаю, – кивнул Михаил, не меняя позы и тона. – Только я плохой сотрапезник на праздничных мероприятиях: могу все настроение испортить. Дима махнул рукой: кто кому сегодня будет портить настроение, вопрос весьма спорный. – Все лучше, чем одному, – настоял он. Мишка пожал плечами, кажется не поддержав эту уверенность, но бумажные стаканчики с кофейного автомата принес. Дима тут же наполнил их на четверть. – Не боишься проблем с работодателем? – как-то невесело поинтересовался Михаил и пояснил: – Уволят за пьянку-то во время смены. Дима хмыкнул: заботливый ты наш! – Тебя же не увольняют, – резонно заметил он. Михаил вздохнул и опустил голову. Потом сообщил: – Плохой ты пример себя выбрал, Дмитрий Юрьевич, – и, не дожидаясь тоста, опрокинул коньяк в рот. Дима чуть пригубил свой: в его планы напиваться до беспамятства не входило. – Брось, Миш, все знают, что у тебя горе, – не без умысла заметил он и подлил ему коньяка. – Такое быстро не забывается. Михаил бросил на него быстрый взгляд и без слов опустошил вторую стопку. Очевидно, собирался быстро напиться и отключиться. У Димы были на него другие планы. – Ты мое горе не трогай, Дмитрий Юрьич, – заявил между тем Михаил и уже сам добавил себе коньяка. Была у него привычка ко всем обращаться по имени-отчеству. Даже к Кирюхе. – С ним я сам как-нибудь разберусь. А ты давай – задавай свои вопросы, пока я не отрубился. А то второго случая не представится. – Какие вопросы? – опешил Дима. Михаил тем временем осушил и этот стакан и посмотрел на него уже немного осоловевшими глазами. – Ради которых ты семилетний коньяк не пожалел, – сообщил Михаил, но трогать бутылку снова пока не стал. – Давно я такой не пил. Или это от Елены Владимировны взятка? Чтобы у меня побыстрее язык развязался? Удивление Мишкиной сметливостью пришлось оставить на потом. Сейчас следовало выяснить, что он знал и чем это грозит Лене. И при этом не спугнуть, если у Михаила вдруг проснулась совесть и он желал ее очистить. – Я смотрю, ты мужик неглупый, Миш, – чуть прищурился Дима. – Давай тогда сам все расскажешь, без наводящих вопросов. Так оно и быстрее, и проще получится. Михаил вздохнул и посмотрел на бутылку. Дима придвинул ее к нему, и Михаил налил себе. Потом взглянул в Димин стакан и покачал головой. – Так не пойдет, Дмитрий Юрьич, – сообщил он. – Хочешь сказки слушать – мед пей. Иначе ничего у нас с тобой не сладится. Дима пожал плечами, но спорить не стал. Поднял свой стакан, чокнулся с Мишкой и одним глотком выпил коньяк. Закусил бутербродом с копченой колбасой и показательно выдохнул. Михаил опустошил свою посудину. Потом подтащил к Диминой стойке стул и тяжело плюхнулся на него. Дима тем временем подлил ему еще коньяка и удручающе покачал головой: такими темпами на долгий разговор рассчитывать не приходилось. Мишка взял стаканчик и уставился в него. Молчал так долго, что Дима начал опасаться, не заснул ли он ненароком. Однако Михаил развеял его подозрения. – Давай за Галинку не чокаясь, – уже заплетающимся голосом проговорил наконец он и выпил до дна. Дима тоже отдал дань уважения усопшей и сел на свой стул. Протянул Михаилу бутерброды, но тот на них даже не взглянул. – Я же из-за Галинки и вляпался во все это, – невесело усмехнулся он и покрутил в руках стаканчик. – Деньги нужны были ей на лечение, и срочно, а я все накопленное уже на лекарства истратил. Обратился к Николаю Борисовичу, попросил в долг, а тот предложил без всякого долга заработать. «Руки, говорит, у тебя, Михайло, золотые, нам такие очень нужны». Я думал, он халтуру мне какую предложит, заранее на все согласился. А тут… такое… Он плеснул себе коньяка не глядя и тут же осушил стакан. Дима тоже налил себе, но пить пока не стал, только внимательно посмотрел на Михаила. – Но ты же не отказался, – напомнил он. Мишка скрипнул зубами, лицо его стало злым. – Говорю же, деньги нужны были! – повторил, словно заговор, он. – Я бы ради Галинки почку продал, если бы знал, кто ее купит! А тут… Ну да, угнанная, но не последнюю же корову у вдовы увели! А впрочем!.. – он вздохнул и опустил взгляд в пол. – Хорошо хоть Галинка не узнала, до чего я опустился, с чистой совестью ушла. А я вот все думаю: не мне ли в наказание бог ее прибрал? Не я ли своим грехом свел ее в могилу? Я же как лучше хотел, Дмитрий Юрьич, надеялся хоть немного болезнь эту проклятую отсрочить! Галинка не хотела умирать, и мне все время говорила, что не хочет, что не может меня одного оставить, что должна остаться и заботиться обо мне!.. В его голосе звучала такая боль и отчаяние, что Дима хлебнул из стаканчика, разгоняя навалившуюся было безнадегу. Он тоже считал себя виноватым в смерти матери и ее слишком раннем уходе. Понятно, что ее сердце еще отцовская гибель подточила, но Дима своими вечными приключениями явно не одну рану на нем оставил. Еще и Кирюху подкинул, которого сам должен был воспитывать. И пусть мать никогда словом не обмолвилась о том, что ей тяжело с внуком, Дима не мог себе простить того, что и в момент ее второго инфаркта его не было рядом. И что в этот раз ей уже никто не помог… Он вздохнул с горечью, а Михаил, бросив на него быстрый взгляд, взял бутылку и разлил остатки поровну. – Давай и твои потери, Дмитрий Юрьич, помянем, – предложил он. – Их нельзя забывать. Они нас из того мира направляют и беды отводят. Знаешь, сколько раз я за эти два месяца на волоске был? Пальцев на руках не хватит. Но Галинка даже оттуда заботится. Спасибо тебе за это, родная! За все спасибо! Он влил в себя последние капли коньяка и замер, уронив голову ниже плеч. Дима, мысленно сказав матери несколько добрых слов, опорожнил стаканчик и поставил его на стойку. В голове начинало шуметь, и говорить дальше не хотелось. Собственно, Дима получил подтверждение своим подозрениям и мог теперь разрабатывать план по спасению Ленкиного сервиса с опорой на твердую почву. Но Михаил неожиданно встрепенулся и тряхнул явно тяжелой головой. – Слышь, Дмитрий Юрьич, тебе, может, помощь какая нужна? – поинтересовался он, снова удивляя Диму. – Какая помощь? – даже переспросил он. Михаил передернул плечами. – Я почем знаю? – сердито выдохнул он. – Ты же свое расследование явно не из одного любопытства затеял. Николая Борисыча собираешься на чистую воду выводить? Чтобы Елену Владимировну защитить? Это были опасные вопросы, на которые Дима не имел права отвечать даже едва шевелящему языком Михаилу. Черт его знает, как он понял все эти вещи, но пока еще можно было сбить его с толку… – А ты намерен и дальше с ним в одной упряжке? – раздраженно поинтересовался Дима. – Ты же нормальный мужик, Миш, тебя же воротит от всего этого! Ну ладно, в первый раз жене хотел помочь! А теперь какого лешего продолжаешь?! Легкие деньги понравились?! Или все же есть оправдания?! Михаил повернул голову и долго смотрел на него полуприкрытыми глазами. Потом встал и, пошатываясь, побрел куда-то от стойки. Дима подался было за ним, но потом только откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Как же бездарно он промотал бутылку дорогущего коньяка! А завтра станет еще более стыдно, когда нечем будет порадовать Лену, столь много надежд возлагавшую на его сообразительность. Вот он и сообразил на двоих. И что дальше? Сбоку послышались неуверенные шаги, а следом появился и сам Мишка – с початой бутылкой водки и какими-то бумажками в другой руке. Эти бумажки он и выложил перед Диминым носом на стойку, шлепнув по ним ладонью. – Вот мои оправдания, Дмитрий Юрьич! – сообщил он и одним движением отвинтил у бутылки крышку. – Ни копейки себе не взял, можешь посчитать! А совесть все равно покоя не дает. Елена-то Владимировна человеком оказалась, душевным моим состоянием озаботилась, пацана мне в ученики предложила, чтобы я конченым себя не чувствовал, а я здесь, под ее крышей, ей же и гажу!.. Он глотнул прямо из горла и мешком привалился к стойке. Дима чувствовал, как тяжелеет у него голова от крепкого алкоголя на пустой желудок, но старательно ловил каждое Мишкино слово. Правда, смысл его фраз становился все более расплывчатым, и Дима понимал, что еще с пары стопок его просто унесет. Пить он не умел. – Когда следующая разборка планируется, Миш? – старательно четко проговаривая каждое слово, спросил он. Михаил тряхнул головой и уставился куда-то в пустоту. Потом как будто застонал. – Не знаю, Дмитрий Юрьич, – несчастным голосом выдохнул он. – У них же не по графику, а когда машину новую подгонят. Но я скажу! Ей-богу скажу! Галинкиной памятью тебе клянусь! Ты только Елену Владимировну-то побереги! И сам поосторожней будь, а то, знаешь, мужики церемониться не любят… – Радик и Дуденко? – уточнил Дима. – Или еще кто есть? Глаза у Мишки были уже до того мутными, что Дима удивлялся, как он вообще что-то соображает. – Нет, никого нет, – наконец выговорил тот и неверной рукой налил Дима полстакана. – Николай Борисыч на клиента наводит, Аркадий Глебыч угоняет, ну а мы с Радиком… – Погоди! – поймал Дима за хвост промелькнувшую светлую мысль. – Если Дуденко рулит, то они с Милосердовым могли этим делом заниматься еще при старом директоре? – Они и занимались, – подтвердил Михаил и подвинул Диме стакан. Пришлось глотнуть, чтобы Мишка продолжал говорить. – Почти с самого начала работы сервиса. Только когда Николай Борисыч управляющим стал, притормозил немного, думал, так сумеет деньги стричь. Но что-то не вышло у него. К концу того года мы вообще едва концы с концами сводили, впору закрываться было. Ну вот, значит, он и взялся за старое… Дима глубоко вздохнул и зажевал два оставшихся бутерброда, пытаясь все же осмыслить услышанное. В том, что Милосердов был хреновым управляющим, он уже убедился и не имел повода не верить словам Михаила о нем. Удивляло только, как Черемухин отец за столько лет не заподозрил, что в его сервисе творятся такие дела. Ленка вон сразу все про него поняла. Слишком доверял товарищу и не хотел замечать очевидного? А Лена теперь расплачивается за отцовскую сентиментальность. Но уж Дима ее обиды никому не простит! – Если действительно хочешь помочь, Миш, я отказываться не стану, – с трудом проговорил он, мечтая уже только о том, чтобы пристроить налившуюся свинцом голову на стойку и забыться крепким сном. – Но если задумал подставить – Галина никогда тебе этого не простит! Ты ее памятью поклялся...