— Значит, ты была во Франции. — Она снова затянулась, пристально глядя на Мейси. Та выдержала взгляд. — Чем я помогу? Война давно закончилась. — Мне хотелось посмотреть, где бывал мой приятель. — Ясное дело, не жених. Не… как там их называли? — Ева покачала головой. — Возлюбленный! Нет, он не был твоим возлюбленным. Мейси молча смотрела ей в глаза. — Ох, уж эти англичанки! Такие недалекие! — Она немного помолчала, затем продолжила: — Мой клуб не для тех, кто приезжает с женами или подругами. Мейси кивнула. — Это я уже поняла, мадам Ева. Видите ли, мне было любопытно, только и всего. Она потянулась за сумочкой. — Погоди. — Ева коснулась ее руки. — Пойдем. Она повела Мейси в заднюю часть клуба, потом через арку на лестницу. Наверху Ева сняла с цепочки на шее ключ и отперла дверь в светлую и просторную комнату с окнами во всю стену, которые выходили на улицу. Бросив оценивающий взгляд на изысканные картины, фарфор и мебель в восточном стиле, Мейси поняла, что попала в другой мир. Ева достала из шкафа со стеклянными дверцами несколько фотоальбомов и положила перед Мейси. Вечерело, и Ева придвинула лампы поближе, чтобы можно было рассмотреть снимки. В отличие от Андре с его пропыленной коллекцией гроссбухов Ева дорожила своими альбомами. Каждую страницу с фотографиями защищала тонкая папиросная бумага. — Остались с военных лет. Мои мальчики, все мои мальчики. Большинство из них погибло, но я храню фотографии. На них вечеринки, где все смеются и поют. — Она направилась к двери справа. — Не суди их строго, мисс Мейси Доббс, ведь ты жива и можешь смеяться, пусть даже через силу, — сказала Ева, сжав перед собой руки. — Английская леди хочет чая? — Она хрипло хохотнула и вышла, оставив Мейси одну. Мейси тряхнула головой и пододвинула к себе альбомы. На всех стояли даты. Мейси выбрала один и начала листать. Перед ней мелькали юношеские лица, мальчишеские улыбки. Иногда их владельцы смущались, застигнутые вспышкой врасплох, иногда дерзко смотрели в объектив или махали Еве, ибо наверняка фотографировала Ева. — Чай для английской мисс. — Хозяйка вернулась с подносом, поставила его на стол и добавила: — Я не держу сока коров, придется вам пить без молока. — Прекрасно, спасибо. — Нашла что-нибудь? Мейси отпила чай и вздохнула. — Нет, ничего. — Она замолчала, вновь перевела глаза на альбом. — О Господи! Вот он! Ева обошла стол и заглянула через плечо Мейси. Теперь они обе разглядывали фотографию в альбоме, который Мейси положила на колени. Двое юношей смеются и пьют на брудершафт, переплетя руки. На стойке бара перед Хейзелтоном стоит безделушка — хрустальный шар, возможно, пресс-папье — и отражает свет столь необычным образом, что запечатленное мгновение кажется волшебным. Этот снимок напомнил Мейси другую фотографию, найденную среди вещей Рейфа в доме Сесила Лоутона. Вот они, те же самые молодые люди. И точно такое же обожание на лице Рейфа Лоутона, который в эту счастливую для себя минуту смотрел не в камеру, а на своего друга. Глава 17 — В общем, похоже, она выкарабкалась и через пару дней будет на ногах. Мейси приложила руку к груди, чувствуя, как по телу прокатилась волна облегчения. — Ох, Сандра, прекрасные новости! Она прервалась на полуслове, помахала Морису, который вошел в вестибюль отеля, и показала на трубку, давая понять, что говорит по телефону. Морис кивнул и уселся в резное кресло. Мейси продолжила разговор. — Что сказал доктор о причине болезни? — Сказал, что трудно определить, ведь я помогла Терезе избавиться от съеденной пищи, ну, вы понимаете, о чем я, а потом заставила ее выпить много воды. Еще он добавил, что испорченный шоколад очень редко вызывает такие же симптомы, как крысиный яд. Мейси глубоко вздохнула, готовясь задать следующий вопрос, но Сандра ее опередила. — Но он ничего не может доказать — трупа-то нет. И вообще это все непросто. — Мне пора. Послушайте, Сандра, вы должны быть очень осторожны. Если вдруг принесут что-нибудь для меня, немедленно отправьте назад. Мейси подумала, что, конечно, хорошо бы сохранить подозрительный пакет как доказательство, но решила не рисковать, оставляя в доме яд, когда ее самой там нет и она не может лично следить за развитием событий. — Может, убрать в сарай? — Нет. Ничего не берите. И если вдруг заметите, что возле дома слоняются посторонние, сразу же обратитесь в полицию. Предупредите всех слуг. Я еще позвоню сегодня, как только приеду в Реймс. Лорд Джулиан должен знать, что происходит. — Вы правы, мэм. — Тогда до свидания, Сандра. — До свидания, мэм. И еще, мэм, — пожалуйста, будьте осторожны. — Постараюсь. Мейси повесила трубку, отдала деньги за телефонный разговор портье в очках. Морис, который оставался в Париже, уже оплатил счет за ее номер. Мейси махнула швейцару, показав, что готова к отъезду, и подошла к Морису. Наклонилась, положила руку ему на плечо и расцеловала в обе щеки. — Скоро увидимся, Морис. — Конечно. Берегите себя, Мейси, — сказал он, не сводя с нее глаз. Когда Мейси вышла из отеля и села в такси, она все еще чувствовала на себе его взгляд. Всю дорогу на поезде до Реймса Мейси провела в раздумьях. Перебирала в памяти все события, которые произошли за две недели с того дня, как она согласилась взять дело Рейфа Лоутона, и до вчерашних встреч с Андре и Евой. Мейси рассматривала всех людей и связанные с ними ситуации с разных сторон, чтобы не упустить ни одной мелочи. Конечно, Авриль Джарвис и Мадлен Хартнелл не были знакомы, но между ними существовала связь, словно присутствие одной женщины в жизни Мейси подчеркивало важность другой. Мейси вспомнила, как в самом начале работы с Морисом спросила, почему он занимается двумя делами, у которых на первый взгляд нет ничего общего, так, будто бы они связаны. Он тогда выбил трубку о камин в их конторе неподалеку от Оксфорд-серкус, долго глядел на пустую чашечку и ответил, когда набил ее свежим табаком: — Это вопрос интуиции, Мейси. Да, конечно, с виду эти дела совершенно разные. — Он вытащил спичку и чиркнул о каминную трубу. — Тем не менее связь существует: занимаясь каким-либо делом, мы должны ставить себя на место другого человека, рассматривать доказательства под другим углом. Вне всяких сомнений, это несет в себе определенный вызов, ведь мы приступили к работе, имея за плечами собственную историю, язык, в конце концов, манеру поведения, присущую только нам. И эта наша индивидуальность может помешать в расследовании. Морис замолчал, чтобы прикурить и затянуться дубово-сладким дымом табака. — Вдруг появляется новое дело, которое требует от нас мозговой гимнастики, способности встать на иную точку зрения, ведь оно кардинальным образом отличается от первого. Вот тут-то и обнаруживаются крошечное сходство, крупинка информации, которые помогают раскрыть одно или оба дела. — Он пристально посмотрел на Мейси. — Или может оказаться так, что тщательное, слой за слоем, изучение прошлого и все расспросы вытащат на поверхность нечто, не имеющее никакого отношения к расследованию, но касающееся нас лично. Понимаете? Тогда Мейси рассеянно кивнула и, так как была совсем юна, не прочувствовала всей важности его слов, но сейчас, глядя на пейзаж, проносящийся за окном под монотонный перестук колес, вдруг поняла, что ей вновь и вновь придется повторять этот урок. Нынешние дела не исключение. Добравшись до места назначения, Мейси нашла водителя такси, который согласился отвезти ее в городок Сент-Мари в нескольких милях к востоку от Реймса. Во время войны эту сельскую местность оккупировала кайзеровская армия, и, по словам очевидцев, именно на окраине Сент-Мари самолет Рейфа Лоутона рухнул на землю, объятый пламенем. Таксист привез Мейси к маленькому пансиону, владелица которого представилась как мадам Тьерри. Невысокая, скорее худая, чем стройная, в синем хлопчатобумажном платье и белоснежном фартуке со свежеотглаженными оборками. Длинные, светлые с проседью косы обвивают голову, напоминая изукрашенный каравай. — Комната очень удобная, и вам наверняка понравится вид. Мадам Тьерри отодвинула кружевную занавеску. Окно выходило на огород, где среди ровных грядок бродили куры. Под яблоней дремала старая охотничья собака. Вдали виднелись два поля, разделенные полосой леса, а еще дальше — шато. Мейси выглянула в окно: — Какой красивый замок! Кто в нем живет? — Мадам Шанталь Клеман и ее тринадцатилетняя внучка, мадемуазель Паскаль Клеман. Мейси повернулась к хозяйке пансиона: — У девочки нет родителей? Где ее мать? — Умерла. — Мадам Тьерри покачала головой. — Война… Мейси поняла, что дальнейшие расспросы неуместны. — Ах да, конечно. — А теперь, мадемуазель Доббс, я покажу вам столовую, где мы подаем petit déjeuner[12]. Первым делом Мейси отправилась в небольшой домик, где находился полицейский участок. У входа посетителей встречала стойка, за которой располагались два письменных стола и дверь, ведущая к двум или трем камерам: судя по всему, ими пользовались только для того, чтобы дать перебравшим крестьянам возможность проспаться. Мейси позвонила в колокольчик на стойке. На звонок вышел жандарм с чашкой кофе в руках, из чего Мейси сделала вывод, что в одной из камер находится кухня. — Bonjour… — Полицейский украдкой бросил взгляд на руку Мейси. — …мадемуазель. Что вам угодно? — Он широко улыбнулся — во рту у него не хватало двух передних зубов, — поставил чашку на стойку и наклонился к Мейси. — Капитан Девинье, к вашим услугам. Мейси отступила на шаг. — Спасибо, капитан Девинье. Я здесь по просьбе отца одного летчика, которого во время войны сбили неподалеку от вашего города, и мне хотелось бы… — Ужасное было время, мадемуазель. Здесь, в Сент-Мари, мы предпочитаем о нем не вспоминать. — Понимаю. — Мейси положила руки на стойку. — Но, сэр, капитан Девинье, — неужели вы не поможете родственникам погибшего? Я хотела бы узнать, где он разбился, чтобы почтить его память. Его отец — пожилой человек, на закате жизни ему важно, чтобы кто-то посетил место гибели его сына. Девинье отпил кофе, провел языком по оставшимся передним зубам, смахнул тыльной стороной ладони капли, повисшие на усах, достал из кармана платок и еще раз вытер рот, затем руки. Мейси терпеливо ждала. «Он думает, тянет время».