Весь день приятели не виделись, потому что одним из первых приказов капитан объявил нечистую трюмную публику «временно интернированной» и снизу никого не выпускали. Пароходный диктатор не доверял пролетариату. Момотаро, конечно, заговорил о грозных событиях, но в неожиданном тоне. — Как мне свезло со всей этой хреновиной! — прошептал он, возбужденно сопя. — С землетрясением, с тайфуном, с пожарами! Ни тебе пограничного контроля, ничего! Одна проблема: как добраться до берега. Пирс развалился, и все равно около трапа караул. Но я нашел способ. Только нужна твоя помощь. Как, Ронин, пособишь? Не дожидаясь ответа, придвинулся ближе. — К корме пришвартована шлюпка с веслами. Она на цепи, и замок наверху. Я спущусь, а ты с палубы отомкнешь. Лады? Маса пожал плечами — почему нет? Но тут опять постучали — с другой стороны, из коридора. Открыл — в дверь проскользнула Наоми Тревор. Не обращая внимания на постороннего человека (а может быть, и не разглядев его в темноте), дрожащим голосом зашептала: — Мистер Сибата! Дорогой Маса! Только вы можете мне помочь! Блафф в огне! — Сочувствую. У вас ведь там дом. — Что дом! Там моя Глэдис! Перепуганная, в опасности, а может быть, уже... — Миссис Тревор всхлипнула. — Я умоляла капитана дать мне лодку — отказал. Просила просто высадить на берег — не хочет и слушать! Тогда я вспомнила о вас, о вашей профессии. Вы опытный человек, наверняка бывали в тысяче переделок. Доставьте меня к дочери! — Пока это никак невозможно, — участливо сказал Маса. — Может быть, утром. — Возможно, очень даже возможно, — подал голос Момотаро. По-английски он говорил паршиво, но понятно. — У меня есть лодка. Но это будет стоить денег. Повернувшись к незнакомцу и не задавая никаких вопросов, миссис Тревор воскликнула: — Я заплачу сколько угодно! — Пятьсот иен, — назвал несусветную сумму защитник голодных и рабов. — Деньги вперед. — Имей совесть, скотина! — обругал его по-русски Маса. — Твоя зазноба — буржуйка. Пускай платит, — хладнокровно парировал Момотаро. — Деньги мне пригодятся для дела. Взволнованная мать торговаться и не подумала — только поставила условие, что расплатится на берегу. Такую женщину не надуешь, даже когда она в отчаянии. — Мистер Сибата, я в каюту за деньгами. И переоденусь для опасного путешествия. Постучитесь через пять минут. Согласен он или нет, даже не спросила. Об оплате речи тоже не шло. Насколько же выгоднее быть хамом и вымогателем, чем джентльменом! Момотаро полез обратно в окно. Договорились встретиться на корме нижней палубы. Через пожар и развалины удобней пробираться в облегающей одежде и в башмаках, поэтому Маса тоже переоделся в европейское. Помочь женщине в беде — это благородно, думал он. Особенно красивой женщине, которая может вознаградить благородство любовью. Так что еще неизвестно, кто умнее — хам или джентльмен. Если мир разрушен, то пятьсот иен превратились в никчемные бумажки, а любовь — валюта, которая никогда не обесценится. Немного повеселев, благородный ронин отправился за благородной дамой. Миссис Тревор ждала его в дверях каюты, наряженная в черное коктейльное платье и белые теннисные туфли с театральной сумочкой через плечо. Голову она повязала шелковой шалью. Этот наряд Маса в целом одобрил, лишь выразив сомнение по поводу узкого платья — как в таком перелезать через борт? Однако Наоми продемонстрировала сбоку вырез до середины бедра и то, как высоко она может задрать колено. Колено ронину очень понравилось. Оно было полное и круглое. — Только одно условие, — нежно сказал он. — Вы будете беспрекословно исполнять все мои указания. Слышите — все? Миссис Тревор кротко кивнула. Воображать, как она будет исполнять все Масины указания, было приятно. Бесшумно, по ковровой дорожке, они двинулись вдоль коридора, но одна из дверей вдруг приоткрылась. Оттуда высунулась мисс Турнип, схватила Наоми за рукав. — Остановитесь, несчастная! Зачем идете вы за этим дьяволом? Чтобы предаться с ним разврату? Как вы можете в час Божьего гнева помышлять о грехе? — Тссс. — Наоми приложила палец к губам. — Мне нужно домой, к дочери. Без надежного спутника я на берег не попаду и через горящий город не проберусь. У нас лодка. — Лодка? — Дьяконисса тоже перешла на шепот. — Тогда возьмите меня с собой. Мое место там, где плач и скрежет зубовный. — Лодка совсем маленькая. Мест нету, — буркнул Маса. Не хватало ему еще этой ядовитой сколопендры. Он даже не представлял себе, до какой степени ядовитой. — Не возьмете — подниму крик, — пообещала святая женщина. — И вас посадят под арест за нарушение капитанского приказа. Делать нечего, пришлось взять. Берег был ярко-алый, освещенный пожарами, которые пылали повсюду. По черной воде бухты метались переливчатые сполохи. Пожалуй, это было красиво. Но дьяконисса придерживалась иного мнения. — Мерзость и содрогание! Геенна огненная! — пробормотала она, крестясь. — Укрепи, Боже, мою душу. Первым по цепи соскользнул Момотаро. Потом Маса на спасательном круге с веревкой спустил в лодку женщин, причем вторую, мисс Турнип, очень хотелось уронить. Открыл замок, скинул цепь вниз. Разделся догола, чтоб не замочить одежду. Свернул ее, бросил Кибальчичу. Спрыгнул. Вода была маслянистая, теплая, пахла гарью. Когда Маса забирался в лодку, дамы отвернулись, но миссис Тревор, несмотря на боль материнского сердца, будто поправляя прическу, разок покосилась назад. Очень хорошо. Фигура у Масы была крепкая, а в тусклом освещении, когда не видно морщин (совсем маленьких, но все-таки), выглядела просто великолепно — как у циркового борца. Татуировку и прочее он скромно прикрывал ладонью, потому что всему свое место и время. Сели с Кибальчичем на весла, на «три-четыре» взмахнули ими. По черной воде до красного берега предстояло проплыть с полкилометра. Женщины были на носу, молились на коленях (понятно, по чьей инициативе). Мужчины тихо переговаривались по-русски. — Какое ужасное несчастье, — вздохнул Маса, оглядываясь через плечо на гибнущую родину. — Мещанский взгляд, — ответил Момотаро. — На самом деле для Японии это огромная удача. Революция так или иначе все разрушила бы, но когда этим занимаются люди, рождается много вражды и ненависти, а из-за этого — сам видел — начинается гражданская война. Тут же никто ни в чем не виноват. Всю грязную работу исполнила природа! И с какой быстротой, всего за несколько часов! Старый мир разрушен, половина дела сделана. Теперь только остается построить на развалинах новый. — И как ты собираешься его строить? — Я же Момотаро, — оскалил зубы строитель нового мира. — Ты что, сказку забыл? Плыву на остров Онигасима. Соберу там команду: Пса, Обезьяну, Фазана. Изгоним демонов и заживем припеваючи. Хищная радость Кибальчича была Масе неприятна. Ишь, стервятник, весь трясется от возбуждения. Всем горе, а ему праздник. Очень храбрые люди бывают трех сортов. К первому относятся тупоумцы, бесстрашные из-за полного отсутствия фантазии — они просто не задумываются о последствиях. Еще есть люди (к ним относил себя и Маса), кто появился на свет вовсе без чувства страха — как рождаются дальтониками, не видящими какой-то из цветов спектра. Но самые отчаянные — те, кто боится, но приходит от страха в экстаз и специально стремится попадать в опасные ситуации. Кибальчич несомненно был из последней категории, потому и рвался в пылающий город, как мотылек на огонь. Расставание у них вышло несердечным. Уже на берегу, суя за пазуху конверт с деньгами, Момотаро сказал: — Пошли ты к черту свое бабьё. Айда со мной. Я к тебе пригляделся, Ронин. Ты мужик крепкий. Давай ко мне в команду: Псом или Фазаном, Обезьяной — кем захочешь. Прогоним с острова бесов! — Сам ты пес и обезьяна, — обиделся Маса. — Ищи себе других помощников. Я не хочу прогонять одних бесов, чтоб вместо них уселись другие. — Ну и черт с тобой. Обойдусь. Тюрьма Нэгиси, поди, тоже развалилась. Найду помощников там. Даже не кивнул на прощанье. Сплюнул и был таков — исчез в черной тени. Все-таки революционеры очень неприятные люди. До Блаффа нужно было идти влево по набережной Банд. О, как отчетливо и ясно видел ее Маса в ностальгических снах! Но от набережной остались только тлеющие головешки. У номера шестого, где располагалось российское консульство, репатриант горестно вздохнул — там чернели лишь обгорелые деревья. А вот здесь, где груда обугленных кирпичей с торчащими балками, когда-то находился «Девятый номер», самый почтенный из иокогамских борделей. Бывал в нем и юный Масахиро Сибата — не за деньги, а по дружбе с одним погибшим, но милым созданьем (это цитата из стихотворения великого русского поэта Пушкина). Перед развалинами «Гранд-отеля», жить в котором Масе уже никогда не придется, ночным путникам была явлена жуткая икэбана. Среди щебня и осколков стекла на тротуаре белела ванна, в которой сидела мертвая дама, голая и очень красивая. Должно быть, первым ударом землетрясения ее выкинуло наружу с верхнего этажа. Наоми жалостливо вскрикнула. Ханжа мисс Турнип подобрала с асфальта штору и придала покойнице пристойный вид. Они держались поближе к воде, где меньше чувствовался жар. Ни одной живой души им пока не встретилось. Только трупы. Впереди что-то потрескивало. Это лежал на боку трамвай. Змеящийся по земле провод брызгал искрами. Вокруг темнели неподвижные тела. — Куда? — еле ухватил за воротник Маса рванувшуюся туда дьякониссу. — Может быть, кто-то жив! — Туда нельзя — ток. Наоми тянула его в другую сторону, где за речкой Оокагава темнела махина Блаффа. — Скорее! Мы уже близко! — Близко-то близко... — покачал головой Маса.