Он шел через выгоревшие кварталы. По развалинам ползали, что-то искали люди, такого же серого цвета, что и развалины. Вначале Маса подумал, что это спасатели разыскивают заваленных, но очень уж воровато предполагаемые спасатели озирались на прохожего. У каждого при себе был набитый мешок. Кто-то с довольным видом вытащил из-под мусора швейную машинку. Двое, рыча и плюясь, рвали друг у друга из рук серебряный канделябр. Мародеры... На тротуаре валялся мертвец с раскроенным черепом. Его явно убило не землетрясение. Кровь еще не застыла. Есть зло нечеловеческое, чудовищное, но в то же время и величественное — как вчерашняя катастрофа, а есть зло, творимое людьми, и оно намного мерзее, печально размышлял одинокий ронин. Прав лиходей Момотароу, всё это очень похоже на русскую революцию, только еще страшней, потому что Хаос воцарился так быстро. Люди и без того в большинстве своем неумны, а от отмены всех и всяческих ограничений становятся совсем дураками. И только было Маса окончательно закручинился, как увидел перед собой ограничение в самой наглядной форме: впереди улицу перегораживал деревянный барьер, и около него стояли люди с красными повязками на рукавах. Появилась какая-то самоорганизация, зачаток Порядка, воспрял духом Маса. Значит, люди не пропащие, они сопротивляются анархии! Кажется, какого-то преступника уже схватили — трясли за шиворот, допрашивали. Задержанный, щуплый паренек в полотняной фуражке, испуганно вертел головой. Караульные были вооружены чем придется. Один с топором, другой с охотничьим ружьем, остальные с бамбуковыми кольями, с кухонными ножами. На повязках белой краской написано «Дзикэнтай», «Отряд самообороны». — Пой национальный гимн! — услышал Маса, подходя. — Что, слова забыл? Их всякий японец со школы знает! Говорю вам, это кореец! Парнишка дрожал, шевелил губами, но вырывалось только мычание. — Точно кореец! Гадина, это ты сторожа Исокити убил! Кончай его, ребята! Маса кинулся вперед, еле отбил локтем удар дубиной. — Подождите! С чего вы взяли, что он кореец? Я вот японец, а тоже слов гимна не знаю! И откуда ему было их знать? Когда он покидал Японию, никакого гимна в школах не разучивали. Да и не ходил он отродясь ни в какую школу. Со всех сторон закричали: — Еще один кореец! Матерый! Пришел своего выручать! Вали обоих! Ну, эта ситуация Масе была хорошо знакома. Когда все против тебя и хотят прикончить. Бывали волки позубастей, чем перепуганные обыватели. Убивать и калечить идиотов ронин не стал, а просто вынул «браунинг», пару раз пальнул в воздух. Караульные тут же разбежались кто куда, вопя: «Террорист! Корейский террорист! С пистолетом!» На улице остались только Маса и спасенный им паренек Он всё мычал. — Не трясись, они не вернутся. Юнец полез за чем-то в карман. Вынул блокнотик, карандаш, написал прыгающим почерком: «Эти люди сбежали из сумасшедшего дома Окадзаки? Он тоже разрушен?». — Э, да ты глухонемой. Бедняга... «Тут все сумасшедшие. Если еще остановят, сразу пиши на бумаге, что ты ничего не слышишь», — написал Маса. Хлопнул парня по плечу, пошел дальше. Теперь пикеты из дружинников с красными повязками стояли уже на каждом перекрестке. И ни через одну заставу без проверки было не пройти. На тротуаре лежали окровавленные трупы. Наверное, корейцы или те, кого за них приняли. Проверки были странные. Документов никто не спрашивал — мало кто вчера, убегая из дома, взял их с собой. На следующем блок-посте попросили произнести скороговорку, где все время встречался звук «дз» — корейцы произносят его как «ч». «Дзутто мудзукасии надзо да дзо», — послушно повторил Маса идиотскую фразу и был благополучно пропущен. Но через квартал опять потребовали спеть гимн. Делать нечего — пришлось палить в воздух. Убежали. Потом попались какие-то дерганые, злющие. Без разговоров сразу схватили за шиворот. Маса тоже разозлился. Одного, второго немножко стукнул, но набежала целая туча — с тупыми и колющими предметами. Бабах! Бабах! И путь свободен. Тут Маса заглянул в магазин, увидел в нем один-единственный оставшийся патрон и понял, что этаким манером до парка Ханадзоно не доберешься. Конечно, в штанине еще есть полезнейшая складная бритва, но остолопы по глупости ее вряд ли испугаются, полезут со своими копьями, топорами, и придется кого-нибудь порезать, а резать остолопов не к лицу пожилому, уважающему себя человеку. Лучше двигаться не улицами, а через развалины. Получится не так быстро, зато спокойней. Свернул с тротуара. Пошел, прячась за руинам. И очень правильно сделал. На ближайшем перекрестке размахивала руками группа мужчин, все с красными повязками, а один, в середине, еще и в шляпе и при портфеле, очень важный. Видимо, какой-нибудь самооборонный начальник. Ему возбужденно рассказывали: — ...Голова лысая, как у монаха, рожа зверская, одет в клетчатый сэбиро. Маса посмотрел на свой клетчатый пиджак, задумчиво погладил гладко выбритую макушку. — Сообщить на все заставы, что по району бродит корейский террорист с пистолетом, — распорядилась шляпа. — Приметы: среднего роста, плотный, бритая голова, клетчатый пиджак. Очень опасен. Уничтожить на месте, не вступая в разговоры. Исполняйте! В четыре стороны бросились посыльные. Следуя пословице «когда все бегают, лучше посидеть», Маса присел на корточки. Кому захочется, чтобы его уничтожили, да еще не вступая в разговоры? Выход был только один — поменять приметы. Некоторое время он кружил по разоренным кварталам, пока не нашел то, что нужно. То, что нужно, стояло у фонарного столба. Косопузый дядька в очках, с дробовиком на плече. Одет в юкату, на рукаве красная тряпка, голова повязана платком, чтоб не напекло. Бесшумно подойдя сзади, Маса вкрадчиво спросил: — Про лысого корейского террориста с пистолетом слыхал? Это я. Дядька подпрыгнул, обернулся, выронил ружье. Оно, впрочем, было негодное, с отломанным курком. — Ты кто? Что сторожишь? — поинтересовался Маса. — Я провизор из здешней аптеки... Поставлен охранять государственный флаг, террорист-сан, — дрожа, поклонился дружинник. На фонаре действительно болтался белый лоскут, с красным кругом. — Давай сюда повязку. И юкату. И платок. Очки тоже давай, — прибавил Маса, подумав, что с точки зрение идиота корейские террористы в очках ходить не могут. — Теперь вы меня убьете? — проблеял раздевшийся защитник государственного флага. — Обязан, — строго сказал Маса. — У нас, террористов, такой порядок. Дядька зажмурился, но просить пощады не стал. Всякий японец понимает: порядок есть порядок — ...Однако мы, корейские террористы, тоже люди, — вздохнул Маса. — Эх, возьму грех на душу, оставлю тебя в живых. Близорукие глаза аптекаря замигали. В них были изумление и робкая надежда. — Но пообещай, что никому не расскажешь о нашей встрече. — Клянусь! — завопил ограбленный. И потом долго кланялся вслед: — Спасибо вам, террорист-сан, спасибо! Не расскажет. Потому что японец и понимает долг благодарности. Дальше Маса шел в открытую. Надел юкату поверх костюма, бритую голову обмотал платком, нацепил очки, но главное — привязал на руку красную тряпку. Вроде не бог весть какой камуфляж, а никто чужого человека больше не останавливал. Повязка была чем-то вроде униформы, а в Японии ко всякому мундиру привыкли относиться с уважением. За собой подобного благоговения к мундирам Маса раньше не замечал и все же чуть не прослезился, когда увидел посреди пустыря, прежде, вероятно, бывшего площадью, фигуру в черном кителе, черной фуражке, с саблей на боку. Полицейский ничего не делал. Просто стоял. Но сам его вид означал, что государство все-таки существует, что не всё в этом мире распалось. Обычный омавари, японский городовой, показался измученному Хаосом путнику мессией, несущим надежду на новое пришествие. Ах, как добропорядочные обыватели в дореволюционной России не любили полицейских — и как затосковали по ним, когда в мире не осталось ни добра, ни порядка! В Японии-то отношение к блюстителям закона другое. Правда, и полиция другая. Полвека назад, когда ее создавали, на службу принимали только самураев, людей с достоинством. Их происхождение и поведение вызывали у публики почтение. Важно держался и этот, нынешний полицейский. Осанка, как на параде, перчатки белее снега, пуговицы сверкают, выпученные глаза строго устремлены в пространство. Маса кинулся к нему, как больной к доктору. И, как положено больному, начал с жалоб: — Куда вы все подевались? Под землю от тряски провалились? Вы знаете, что в городе творится? У вас людей убивают, ни за что ни про что! — Мне приказано стоять на посту — я стою на посту, — ответил омавари. — Кем приказано? — Начальником, капитаном Бабой. Существует начальник, он отдает приказы — уже неплохо, сказал себе Маса. И скорректировал первоначальный план. Зачем обращаться за помощью к якудзе, если есть полиция? — Где он, ваш начальник? — Где положено. В околотке, на Хонго. «Где положено», «в околотке», «на Хонго». Эти слова звучали для слуха прекрасной музыкой. На улице Хонго полицейская часть находилась и в прежние времена. Хоть что-то в этом утлом мире осталось незыблемым.