Тацумаса переписал три первые строки на бумагу своим превосходным, щегольским почерком, потом продекламировал вслух. Концовку, конечно, опустил, но ее и так все знали. Саяме как гостю-мужчине надлежало сочинять первым. Он окунул кисточку в тушь, забормотал: «Не ведать мне бы, не ведать мне бы...» Помогая ему войти в поэтическое настроение, Орин заиграла на флейте «Ветер в тростниках». — Вот, готово! — воскликнул сенсей. — Послушайте. Ах, если б в жизни Ни с кем я не сближался, Не ведать мне бы Зараз, что переносят Брызги слюны больного. — Западные медики установили, что зараза передается воздушно-капельным путем, — пояснил он и засмеялся, очень собой довольный. Куртизанка шутливо стукнула его веером по запястью. — Ара! Как вульгарно! Сиракаба-сама, спасайте стихотворение. Нужно что-нибудь возвышенное, весеннее! Тацумаса поклонился, секунду подумал. Кисть размашисто прошлась сверху вниз. ...Зараз, что переносят Брызги слюны больного Страшусь я меньше, Чем аромата азалий — Он навевает... Этот прием, очень удобный для следующего участника, назывался «стрела на тетиву»: бери и стреляй в любую мишень. Орин — теперь был ее черед — оценила галантность, с поклоном отложила флейту, картинно приподняла правый рукав, дав всем полюбоваться умопомрачительным запястьем. Без малейшего колебания написала: Он навевает Томленье о том, кого Мне встретить не суждено... О-Судзу — она сидела не за столом, а чуть в стороне, готовая подливать сакэ в опустевшую чашку, — восхищенно вздохнула. Профессия Орин придавала вроде бы банальным строкам тонкий и глубокий смысл, намекая на то, что куртизанка не просто торгует своими ласками, а находится в вечном поиске идеальной любви, найти которую уже не надеется. — Теперь прошу вас, — попросила Орин хозяйку. — Сакэ мужчинам буду наливать я. Та поотнекивалась, потом согласилась и тоже села к столу. Это был всегдашний ритуал. О томлении О-Судзу написала вот что: Улетай прочь, Как под ветром лепесток, Вслед за юностью. Это был намек на то, что Орин еще совсем молода, потому и томится несбывшимся. Куртизанка поняла и поблагодарила поклоном. Вдвоем, без мужчин с их грубым воображением, рэнга у них получилась бы много изысканней. Доктор схватил листок — Моя очередь! И запыхтел: — Юность, что делать с юностью?.. «Которая...» Нет, «Которой не жаль. Потому что умный человек...» — Стал считать слоги: должно было получиться пять, потом семь, потом снова пять. — Нет. «Ибо умный человек...» Да, вот так Каково, а? Послушайте! ...Которой не жаль, Ибо умный человек Ни о чем не жалеет. — Будто молотком по наковальне. После такого и добавить нечего. Голландоведение не идет вам на пользу, — наморщила носик Орин. Она Саяму вечно поддразнивала, это всех веселило. — Господин Береза, выкручивайтесь. А я вам сыграю «Водовороты под луной». Кстати, не пора ли раздвинуть ширмы? Мне кажется, в саду уже светло. Но сёдзи приоткрылись со стороны прихожей. В щель заглянул Данкити, который сегодня встречал гостей и заботился об их слугах. По лицу ученика Тацумаса понял: что-то произошло. Извинившись, он вышел. — Учитель, сюда направляется паланкин Касидзавы! — зашептал Данкити. Его худое горбоносое лицо казалось застывшим. Парень он был нервный, очень старался себя сдерживать и в минуты волнения делался просто каменный. — Караульщик прикинулся, что на рогатке заело засов. Это их ненадолго задержит. С Тораэмоном Касидзавой, советником его светлости Южного Губернатора, у мастера отношения были очень непростые. Внезапное ночное появление человека, который столько лет мечтал упечь Тацумасу за решетку, было событием тревожным. — Касидзава-доно со стражниками или только со слугами? — Ребята про стражу ничего не говорили, — ответил Данкити, и Тацумаса немного успокоился. — Пойди, помоги караульщику открыть запор. Неудобно заставлять такого человека ждать. Фазаний квартал на ночь запирался с обеих сторон, а караульные были людьми преданными. Но выполнять распоряжение ученику не пришлось. В калитку уже входил Касидзава. Когда требовалось, он обходился без церемоний: просто вылез из носилок и прошел двести шагов пешком. — А-а, вы вышли меня встретить? — сказал он. Мрачное лицо чуть тронула усмешка. — Право, не стоило беспокоиться. Ничего что я без приглашения? Сегодня ведь можно? Мы старые знакомые, в небе полная луна, и я тоже люблю стихи. — Сейчас время Северного управления, и у меня много свободного времени, — продолжил Касидзава, вынимая из-за пояса длинный меч и передавая его Данкити. С коротким мечом господин советник никогда не расставался. — Можно и отоспаться, и заняться любимыми досугами. Благодать! Столичным городом Эдо управляли два губернатора-бугё, Южный и Северный, но свои полномочия они делили не по территории, а по времени. Месяц начальствовал один бугё, месяц — другой. Эта система позволяла избегать злоупотреблений, неизбежных при единоличной власти. Конечно, из-за этого вдвое увеличивался штат чиновников, но в городе жило множество самураев, которых нужно было занять работой. Про Тораэмона Касидзаву, формально занимавшего скромную должность советника, все знали, что настоящим губернатором является он, а не его высокородный и праздный начальник. Замечание о «любимых досугах» мастера насторожило. У них с Касидзавой шла давняя игра в кошки-мышки: один ловил, другой ускользал. Оба получали от этого сложного балета удовольствие, но для мышки он мог окончиться печальнее, чем для кошки. Правда, господин советник всегда играл по правилам, а это значило, что Тацумасу ему никогда не одолеть. Настоящий мастер не совершает ошибок. И всё же Касидзава явился неспроста. За что-то уцепился? Неужто остался какой-то след после новогоднего визита в сокровищницу ссудного дома «Цуцуи»? Если и так, советник сразу не скажет — он человек хорошего воспитания. Не стал торопить события и хозяин. — А вот и «упавший с неба» гость, дорогой гость Ты хорошо сделала, что приготовила для него место, — похвалил Тацумаса жену и представил советника другим гостям. Оказалось, что Касидзава наслышан об обоих. Оно и неудивительно. Про господина советника говорили, что он знает каждого из миллиона двухсот тысяч эдосцев. Конечно, это преувеличение, но Касидзава знал всех, кого стоит знать И знаменитый доктор, и прославленная куртизанка несомненно входили в эту категорию. По правилам «упавший с неба», да еще явившийся с опозданием, в качестве штрафа должен был дописывать стихотворение без подготовки и не заглядывая в правую часть листка. Поэтому Орин, на сей раз обнажив оба белейших запястья, завернула край свитка и с поклоном подала его Касидзаве.