Но сейчас, после ночи, проведенной с мужчиной, я понимала: не было в тех поцелуях Коли огня. Не было, и все тут! Он целовал меня, как в обязаловку. К тому же, если быть честной, я всегда настаивала на поцелуях сама, а он словно делал мне одолжение. Это ранило меня, я пыталась делать вид, что просто жду, когда сыграем свадьбу, верила, что пауза и дистанция необходимы. Но сейчас больше не могла себе врать: я же видела, как Коля смотрел на бухгалтершу, и теперь-то уж точно поняла, почему он себя в ширинке постоянно одергивал рядом с ней. Мужское достоинство у него каменело и твердело до неприличия при взгляде на другую женщину. То есть ее он хотел, а меня – нет! Еще и ухлестывал за этой взрослой женщиной, которая годилась ему в матери! Это все закипело, заклокотало. Конечно, я чувствовала себя виноватой в измене, но, положа руку на сердце, я могла сказать, что не хотела обманывать Колю и собиралась разорвать помолвку с ним! Я хотела поступить по совести, не желала никому зла и не планировала обманывать его доверие! Вина была, тяжкий груз вины лег на сердце, но искреннего возмущения было намного больше. Поэтому я неожиданно дерзко выпалила: – Меня всюду целовали, во всяких местах засосы оставили! Даже в тех, куда бы тебе и голову не пришло меня целовать! При последних словах я вспомнила, как Платонов мне даже попу лизал немного, и заалела. Коля, услышав мои слова, на несколько секунд впал в ступор. Я успела встать и одернула сарафан, отошла от него на метр. – Коля, тебе нужно уйти. Между нами все кончено, я… Он резко подошел ко мне и толкнул в угол: – А ну иди сюда, паскуда! – прошипел он, резко вынув ремень из петелек. – Сейчас я тебя проучу, узнаешь, что бывает, если решаешь стать шлюхой! Я посмотрела на ремень в его сильных руках и обомлела. – Ты меня бить, что ли, собрался?! – удивилась. Он сложил ремень вдвое: – Надо тебя проучить! – и звонко хлестнул по ладони. Он стоял рядом, широко расставив ноги, и я что было сил, пнула его промеж ног: – Меня отец не бил, и ты не будешь! Коля такой подлости от меня не ожидал. Парень глухо застонал, захрипел, загнулся, выпучив глаза. Он придерживал руками свое ушибленное хозяйство и хватал воздух ртом. Я оттолкнула его, он повалился на пол и лежал, поскуливая. Что сказать, я ударила от всей души, не пожалела его детородные органы! – Ульяна, держись! Отпусти ее, урод! – раздался боевой клич и в комнату вбежала подруга со шваброй в руках наперевес. Лена вбежала и застыла, посмотрев на Коля, катающегося по полу: – А что это с ним? – Он хотел меня отлупить. Ремнем! Я его и пнула… – Ты ему по яйцам ногой врезала?! – Сам напросился! – Не завидую, – охнула Лена. – Мой младший брат говорит, у тебя нога тяжелая, когда вы всей улицей в футбол гоняли, у него вечно были ноги синие! Я взяла ремень, валяющийся на полу, выбежала на балкон и выкинула его на улицу, чтобы Коле не пришло в голову снова угрожать мне избиениями. Мой бывший жених сел с трудом, охая. По покрасневшему лицу Николая Горелова градом катились слезы. – Ты… рыжая… совсем дура? Ты ремень ла коста выкинула! – Да хоть какой он был. Уходи, Коля. Уходи, помолвки больше нет! – я стянула кольцо и вложила в нагрудный карман пиджака жениха. Хоть Коля и был крепким, спортивно сложенным парнем, но бросаться еще раз на меня с кулаками не спешил. Он охал, придерживаясь за свой пах, и смотрел на меня сквозь мутные слезы. – Дура… Дура, быстро кольцо взяла и надела обратно! Твой последний шанс! – заявил он. – Извини, не могу. Не выйдет у нас с тобой хорошего брака. – Это я тебя бросаю, поняла? – разозлился Коля и вытер рукавом пиджака лицо. – Был у тебя последний шанс! Был… Теперь я тебя перед всеми ославлю, как подстилку! А твои родители будут обязаны долг вернуть в кратчайшие сроки! – Какой долг? – с лица схлынула краска. – Такой, – ухмыльнулся Коля и поковылял к двери, осторожно переставляя ноги. – Помнишь, как склад горел? Твой батя был виновен… – Ты, бессовестный, не смей моего отца обвинять в том, чего он не делал! Все в деревне знают, то лето было сухое, огонь просто перекинулся от ветра. Много домов сгорело! Мой отец не причем! Его оправдали! Он вообще половину товара вынес, обгорел сильно, в больнице лежал, почти год восстанавливался! – Ну-ну… Только долг остался! У кого, думаешь, мамка твоя денег на лечение брала? Просто так его, что ли, в хорошую клинику устроили?! Ничего подобного! Мой батя спонсировал лечение… – рассмеялся хрипло. – Тебя родители за меня засватали, как залог, что все деньги будут выплачены… Теперь ты вон чего учудила! Увидишь, какая будет реакция! Я стояла, словно мертвая! Вспомнила события шестилетней давности: тяжелое было время. От аномальной жары летом сгорели несколько домов, были жертвы. Сгорел и старый продовольственный склад, хозяином которого были зажиточные родители Коли. Папа на том складе сторожем подрабатывал. Отец сильно обгорел, когда пытался хоть что-то вынести и спасти во время пожара. Потом он долго в больнице лежал, мама к нему постоянно моталась. Когда отца выписали, меня сосватали за Колю. Я была на седьмом небе от счастья: родители вернулись домой, и самый красивый парень, на которого даже девчонки постарше глазели, теперь считался моим женихом… Неужели все было так, как говорит Коля? Надо будет спросить у родителей! Коля тем временем доковылял до двери и просипел из коридора: – Даю тебе неделю на раздумье. Не приползешь с извинениями – пеняй на себя! – О чем это он говорит? – спросила Лена. Я махнула рукой: – Бредит! – Я только по слухам знаю о пожарах в те года, – пожала плечами Лена. – Да, ты же на учебу уехала, – кивнула я головой. Ленка Шатохина жила на соседней улице, старше меня на два года, поэтому уехала учиться раньше. Мы с ней дружили, поддерживали связь. Поэтому, когда встал вопрос, с кем снимать квартиру, я сразу обратилась в ней. Шатохина была только рада новой соседке взамен прошлой, нечистой на руку. – Коля вообще был на себя не похож! Я и не знала, что он такой ревнивец! – удивилась она. – Дурак он, а не ревнивец. Сам с взрослой женщиной на работе путается, заглядывается, но ждет от меня верности. – А ты уверена, что он с ней спал? Может быть, не было ничего? – Видела бы ты, как он на нее смотрел! – Глазам смотреть не запретишь… – возразила Лена. – Ну ты, чего? Тоже меня виноватой сделать хочешь? Я знаю, виновата я, вины своей не отрицаю. Не надо было слушать твои рассказы про приворотное зелье! – вздохнула я. – Так оно рабочее, вроде, оказалось? – поинтересовалась она осторожно. – Рабочее, сутки из койки вылезти не могли. Но хорошему человеку после него плохо стало, я и сама думала, что помру… Однако я эту хворь легче перенесла, а ему совсем худо. – Кому ему? Ты так и не объяснила. – Платонову, хирургу и директору нашей клиники. – Платонову? Старик, что ли?! – ахнула подруга. – Ой, зачем ты к старику целоваться-то полезла! – Какой еще старик? Не старый он! Взрослый просто… – Платонов не старый? – фыркнула подруга. – Я же уборщицей в кардиологическом институте работаю, так там весь персонал гудит: сам Платонов с осени будет лекции читать! Приехал подписывать договор… Его фото висит в коридоре: важный такой старик! – Тьфу, Ленка, ты все путаешь! Ты говоришь про деда Платонова! А я тебе рассказываю про Платонова Андрея Викторовича, его внука. – Андрей Викторович? Платонов? И тоже хирург? – У них вроде все мужчины в семье – врачи. С Андреем Викторовичем я пересеклась, не со стариком. Не надо здесь лишнее фантазировать! – Пересеклась, – рассмеялась подруга. – Видимо, много раз! Значит, рабочее зелье! – Платонов в реанимации. Очень рабочее! – сказала я сухим голосом и попыталась привести в порядок лиф сарафана, который болтался на мне. – Извини, я не хотела! – выдохнула Лена. – Поехали, узнаем, как он. Только переоденься. Твой ревнивый жених весь сарафан разодрал. И снизу, и сверху. Теперь только на выброс…