– За что? На каких основаниях? – Незаконная предпринимательская деятельность, например! Или еще что-нибудь. Вредительница она! – выпалила я с досады, понимая, что ничего, тем не менее, не добьюсь, а если пойду в полицию с заявлением – меня вообще на смех поднимут! Если не упекут саму за решетку, подумала я с неприятным холодком в животе. Мало ли… Ведь именно я дала Платонову кофе с убойной дозой приворотного зелья… Нехорошо получилось! Дурно, откровенно говоря! Голова пошла кругом: сколько проблем из-за одного действия… Дел – целая гора, а тут… этот Коля – нарисовался, проходу не дает! Еще и направился в нашу сторону. – Что будем делать? – шепнула побледневшая Ленка. – Не знала я, что Коля таким ревнивым окажется, на дыбы встал. Давай обратно вернемся? Пересидим… Он уйдет, надоест тебя караулить! Но наше счастье во двор закатилась газель с надписью: «Дом мебели» на кузове и просигналила громко. Из окна высунулся мужчина. – Твоя машина? Отгони легковушку! – попросил он Колю. – Проехать мешает! Коле пришлось оставить затею и отгонять свой седан в сторону. – Двинули! – сказала Ленка. – Или возвращаемся! – Нет, не могу. Побежали! Мы время быстро-быстро прошмыгнули мимо и благополучно добрались до автобусной остановки. Подруга оттянула меня в сторонку от толпы и спросила: – Теперь скажи, какие отношения тебе предложил Платонов? – зашептала она. – Никакие! – ответила я резко и поджала губы, словно обиделась на этого ужасного бабника. – Секс ему подавай и новые горизонты, – добавила горько. – Это какие? – удивилась Лена. – Это всякие… неприличные штуки. Даже говорить ничего не хочу! Я вообще хочу, чтобы он, как можно скорее, пришел в себя, и все на этом. – А повышение? – В мое повышение никто не верит, даже Коля, – усмехнулась я. – Коля – дурак. Даже если ты ему Нобелевскую премию принесешь, все равно будет считать себя лучше всех остальных. То есть на повышение не пойдешь? Я подумала немного, внезапно ощутила, как на меня кто-то пристально смотрит, и повернулась. Парень, сидевший на скамейке, подмигивал мне, разглядывая во все глаза, пялился на мои ножки. По-хорошему, надо бы уехать… Но тогда придется жить в деревне и слушать, как обо мне разрастаются слухи, один другого ужаснее! Коля точно от обиды может сплетни запустить, и через какую-то неделю про меня будут говорить всякое… Никакой жизни не станет, будущего – тоже. Кем я там работать буду? В контору Колиного отца путь мне будет заказан, а он зажиточный – у него и магазины деревенские, и склады, со всеми частниками он в хороших отношениях. Слово поперек скажет, тогда, наверное, даже на доильной работу не найти. Поэтому я решила для себя: – С чего ты решила, будто я не пойду на повышение? Пойду! Вита Сергеевна все равно на больничном! – А как же всякие неприличные штуки? – У Платонова целая коллекция. Уверена, он найдет, с кем открывать горизонты. Лишь бы только на ноги встал, – вздохнула я. * * * Андрей – Очнулся! – прощебетал радостный голосок. – Тшшш… – прохрипел я. – Не ори! Не ори ты так… С трудом открыв глаза, я сощурился от слишком яркого света. – И шторы закрой, – потребовал я. – Сейчас врача позову! – отозвалась девушка. Ее голос был знакомым, точно кто-то из персонала центральной больницы, но кем именно она была, я не мог понять, с огромным трудом приходил в себя. Проморгавшись, как следует, я обнаружил вокруг себя суетившийся персонал: всех знал по именам и кличкам, знал привычки и рабочие особенности, поскольку трудились в одном коллективе. Но сейчас они были по одну сторону ситуации, а я – по другую, в роли пациента. – Стабилен, переводим в обычную палату. – В обычную? – засомневалась медсестра. – Забыл про особое распоряжение Балановского? Я весь обратился в слух: упомянули директора нашей клиники, Балановского Сергея Дмитриевича. Всуе имя его не упоминали! – Забыл. Катим в отдельную! Меня лихо покатили в отдельную палату, разместили с максимальным комфортом. – Что стряслось? – схватил за руку медсестру Тамару. Она вздохнула: – Поправляйтесь, Андрей Викторович! – Я здоров, чего мне поправляться? Но признаюсь, голова была пустой, звенящей, а тело такое слабое, почти без сил. Желудок сосало от голода. – Полежите пока, вам положено. – Поесть когда принесут? – После обильного промывания? Не смешите! На водичке и на бульоне посидите, – махнула Тамара. – Так, стой! Последний вопрос… Времени сколько? – Одиннадцать пятьдесят, понедельник. – Понедельник? Я чуть не подпрыгнул. – У Москвина Никиты операция на девять была назначена. – Лежите, Андрей Викторович, операцию сейчас проводит Величко Георгий Александрович. – Я… Я должен был оперировать! Сейчас встану и пойду. – Андрей Викторович, вы в субботу во время обхода рухнули, как мертвый. Пять минут назад с реанимационного вас перевели! Какая операция?! И вообще, сомнительно, что вам позволят… – не договорила медсестра и быстро упорхнула. – Так, а ну иди сюда! Что там сомнительного, а?! Дверь закрылась. Пришлось рухнуть на кровать. Я вспомнил все, что было в субботу: хорошо помнил, как заступил на смену по просьбе коллеги, пошел на обход, а потом – бац! Как отрубило… Что за ерунда? Подумать, как следует, на эту тему я не успел: в палату вошел сам Балановский Сергей Дмитриевич, директор больницы. – Не вставай, лежи, – поприветствовал скупо и сел в кресло. – Дмитриевич, а чего ты такой постный? Кажется, из нас двоих я валяюсь на больничной койке, фиг знает по какой причине? – Делаешь вид, что не знаешь? – Просвети. Только не говори, что меня пора списывать по состоянию здоровья. Сердце работало всегда безотказно! – Одно могу сказать точно, Платонов. Я временно отстраняю тебя от исполнения обязанностей ведущего хирурга. Пройдешь переподготовку, сдашь наркологию, потом посмотрим, – добавил и поджал губы. – Может быть, в штат снова возьму. – Чтоооооо?! Дмитриевич, ты с дуба рухнул?