Часть 10 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Петтигрю пробормотал нечто неопределенное. Он понимал трудности мисс Кларк, но его сочувствие оставалось на стороне мисс Дэнвил. Было очевидно, что ее дни в Контрольном управлении сочтены. Он предвидел, что будет скучать по несчастному измученному существу, и задавался вопросом, какое будущее ждет мисс Дэнвил в мире, который и так уже обошелся с ней столь сурово.
До обеда он был слишком занят работой, чтобы думать о бедах мисс Дэнвил или чьих-либо еще. Последние два дня он наносил окончательные штрихи в деле провинившейся компании Бленкинсопа и полностью посвятил себя тому, чтобы распутать оставшиеся клубки этого сложного дела, прежде чем отослать его судебным властям в Лондон. Делу Бленкинсопа предстояло стать первым судебным делом с момента его назначения на должность, и Петтигрю был полон решимости создать управлению достойную репутацию. Наполовину выполнив эту работу, он прервался и направился в столовую, однако в его голове продолжали вертеться цифры, даты и описи в сопровождении выстроившихся боевыми порядками статутных правил и приказов, инструкций и прочих непреложных атрибутов деятельности управления.
К действительности он вернулся лишь тогда, когда в середине обеда на его столе появился другой поднос; подняв голову, он увидел мисс Дэнвил, присевшую рядом с ним. Она казалась совершенно спокойной и нормальной, если не считать того, что ее тонкие губы были плотно сомкнуты в прямую линию, что придавало ей необычно решительный и, с точки зрения Петтигрю, весьма тревожный вид. Было в ее облике нечто, наводящее на мысль, что она твердо намерена открыть ему свою душу, и от этой перспективы ему сделалось не по себе. Все больше и больше, и всегда против своей воли, он оказывался втянутым в личные дела коллег и решительно настроился не вникать в них дальше, если только это будет возможно. Ради собственного душевного покоя он должен воспрепятствовать намерению мисс Дэнвил (по возможности деликатно, при необходимости — жестко). И он поспешил опередить ее, не дав заговорить первой.
— Не ожидал увидеть вас здесь сегодня, — сказал он. — Я так понял, что вы не выйдете на работу. Вы уверены, что поступили разумно?
— Благодарю вас, я чувствую себя лучше. Мисс Кларк предложила мне взять бюллетень по болезни, но у меня была особая причина прийти. Я хотела до наступления вечера повидаться с вами, мистер Петтигрю.
Петтигрю демонстративно проигнорировал ее последнюю фразу.
— Я думаю, это было опрометчиво с вашей стороны, — гнул он свою линию. — Вы явно еще слишком слабы. Самым лучшим для вас было бы отлежаться денек в постели.
Мисс Дэнвил покачала головой.
— Это же говорила мне и мисс Кларк, — заметила она так, словно это само по себе могло служить достаточным ответом на его предложение.
— Я считаю, она была права. Знаю, с ней порой бывает трудно поладить, но в данном случае она пеклась о вашем благе.
— Сегодня утром она была со мной очень терпелива, — согласилась мисс Дэнвил. — Давала мне только самые легкие задания и разрешила пораньше уйти домой. Но я сказала, что обязана остаться и, как обычно, сделать чай для всех. Похоже, это единственная полезная работа, которую я тут выполняю.
— Думаю, один раз кто-нибудь мог бы выполнить ее за вас, — заметил Петтигрю.
Но дольше водить мисс Дэнвил окольными путями было невозможно.
— Насчет прошлого вечера, — решительно сказала она. — Кое-что я должна объяснить.
— Прошу вас! — запротестовал Петтигрю. — Уверяю, вам ничего не нужно объяснять, совершенно ничего.
— Нет, нужно, — настаивала она. — Я знаю, вы думаете, что…
— Я думаю, что с вами поступили недостойно, и мое сочувствие — на вашей стороне. Но я не считаю, что дальнейшее обсуждение принесет хоть какую-то пользу.
— Я собиралась не что-либо с вами обсуждать, мистер Петтигрю, а кое-что вам рассказать.
— Послушайте, — возразил Петтигрю весьма твердо, — я не знаю, насколько четко вы помните прошлый вечер, но в какой-то момент вы обмолвились, что когда-то страдали тем, что с медицинской точки зрения является просто особого рода болезнью. Я принял к сведению этот факт точно так же, как принял бы любой другой факт из жизни знакомого человека. — Его сердце гулко ударилось о ребра, когда он увидел, как съежилась при последних словах мисс Дэнвил. — Или, скажем, не очень давнего друга, — поспешно поправился он. — Но, откровенно говоря, это не то дело, которое меня особо касается, во всяком случае, я не компетентен в нем, чтобы давать советы. Что же до вашей работы здесь, то это вопрос, который должен решаться между вами и вашими официальными начальниками. Не подумайте, что я вам не сочувствую, но в этом плане я абсолютно ничего не могу сделать. А теперь, если позволите, мне нужно вернуться к работе.
Чувствуя себя так, словно он только что ударил ребенка, Петтигрю встал из-за стола.
— Прошу вас, — взмолилась мисс Дэнвил, почти с отчаянием глядя на него снизу вверх, — скажите мне только одно. Когда возвращается мисс Браун?
— Насколько я знаю, сегодня вечером. Разве она вам не сказала?
— Да, теперь я вспомнила, сказала. Но я иногда забываю какие-то вещи… Пока что-нибудь мне о них не напомнит…
— Послушайте, — сказал Петтигрю, немного смягчаясь, — если вам нужно с кем-нибудь поговорить о сложившейся ситуации, почему бы не дождаться возвращения мисс Браун? Вы с ней близкие друзья, и вам будет гораздо легче говорить с другой женщиной, нежели со мной.
— Да-да, так я и сделаю. Разумеется, так и сделаю, — слышал он ее бормотание, вставая из-за стола.
Вернувшись к себе, Петтигрю не без труда переключил мозги с проблем мисс Дэнвил на проблемы Бленкинсопа, но до того успел испытать укор совести, представив себя левитом, который «подошел, посмотрел и прошел мимо»[9]. Утешило его лишь то, что в отличие от левита он знал: добрый самаритянин уже спешит на помощь вечерним поездом. И в его надежные руки он с легким сердцем передавал путника. Совесть его таким образом успокоилась, и он проработал несколько часов кряду. Документы по делу Бленкинсопа были закончены и лежали на подносе с надписью «Исходящие», когда первые робкие звуки чайного свистка оповестили о том, что уже четыре часа.
В отсутствие мисс Браун Петтигрю был вынужден обходиться без дневного чая. Безупречная во всех иных отношениях, она забыла перепоручить эту обязанность кому-нибудь другому. Сам он заварить себе чай не мог, так как не знал, где находится его поднос и заварной чайник. Таким образом, свисток чайника представлял для него сейчас интерес лишь как индикатор времени, а не как предвестие перерыва в работе. Он не обратил на него особого внимания, но его удивило, что шаги мисс Дэнвил раздались почти сразу после того, как чайник начал свистеть; в другие дни она появлялась лишь тогда, когда он надрывался уже в полную силу. А потом произошло нечто странное. Вместо того чтобы резко оборваться по прибытии мисс Дэнвил, выключавшей плиту, свист продолжился. Он достиг максимальной громкости и никак не смолкал. Казалось, все здание сотрясается от яростного настойчивого свиста.
И в тот момент, когда Петтигрю уже казалось, что он больше не выдержит этой пытки, дверь распахнулась, и он с удивлением увидел на пороге мисс Браун. Она была без шляпы, в рабочем костюме и выглядела так, словно никуда и не отлучалась.
— Что это значит? — спросил он. — Вы ведь должны появиться на работе только завтра. Что скажет начальник отдела кадров?
— Это из-за сбоя в движении поездов, — ответила она. — Дневной поезд из Лондона отменили, а я не захотела ехать на последнем, потому что он прибывает только в полночь. Поэтому села на утренний и решила использовать образовавшееся время, чтобы подшить документы…
— Да, знаю, меморандум министерства торговли. Какие же вы, женщины, целеустремленные. — Не удержавшись, Петтигрю добавил: — Это будет настоящим сюрпризом для мистера Филипса.
Мисс Браун не смутилась, не покраснела, а лишь спокойно ответила:
— Не думаю. Я телеграфировала ему о том, что приеду раньше.
— Ну, для меня, во всяком случае, это приятный сюрприз. И первым заданием для вас будет принести мне чаю. У меня скопился трехдневный запас сахара. Но когда же мисс Дэнвил прекратит этот адский свист? Мне показалось, что я слышал ее шаги, впрочем, наверное, это были вы. И поскольку вы несете ответственность за это жуткое устройство, пожалуйста, сделайте с ним что-нибудь, пока у меня не лопнула голова.
— Сейчас пойду посмотрю.
Мисс Браун вышла из комнаты, но вернулась почти сразу же.
— Пожалуйста, не можете ли вы пройти со мной? — задыхаясь, попросила она. — Мне кажется, там что-то неладно.
Петтигрю быстро последовал за ней по коридору. У двери буфетной они встретились с миссис Хопкинсон, которая пришла с другой стороны, от Лицензионного департамента.
— Когда же наконец мы получим свой чай? — прокричала она, перекрывая звук свистка. — Где эта Дэнвил, снова молится, что ли?
— Я не знаю, что случилось, — сказала мисс Браун. — Дверь не открывается.
— Я же говорила! Она впала в религиозный экстаз, так уже один раз было, только теперь она еще и закрылась изнутри. Эй, проснитесь! — Она забарабанила в дверь кулаком.
Петтигрю повернул ручку и налег плечом на дверь. Та, без сомнения, была заперта. Как все в доме лорда Эглуисврва, дверь была сработана на совесть, и Петтигрю почувствовал себя беспомощным, тщетно пытаясь преодолеть ее мощное сопротивление, поэтому обрадовался, увидев, что по коридору к ним приближается посыльный.
Посыльные в государственных учреждениях обычно не спешат, не спешил и этот. Обычным размеренным шагом подойдя к маленькой группе взволнованных людей, он остановился и спросил:
— Что, дверь заперта?
— Да, — раздраженно ответил Петтигрю. — Помогите мне ее сломать, пожалуйста. Вероятно, там что-то случилось.
Посыльный медленно опустил на пол стопку бумаг и полез в карман. Пошарив там, достал ключ.
— Им можно открыть большинство дверей в этом здании, — сообщил он и вставил ключ в замочную скважину.
Ключ повернулся. Распахнув дверь, Петтигрю ворвался внутрь, за ним обе женщины. Маленькое помещение было заполнено паром от кипящего чайника, крышка на котором бешено плясала, а свисток продолжал реветь, словно въезжающий в тоннель локомотив.
Мисс Дэнвил стояла на коленях, а точнее, корчилась на полу, прислонив голову к ножке стола, на котором стояла газовая плитка.
— Ну, что я вам говорила? — вскричала миссис Хопкинсон. — Снова она за свое! Господь милосердный!
Пока она говорила, мисс Дэнвил начала медленно сползать набок. Петтигрю подоспел вовремя, чтобы подхватить ее. Он заметил, что лицо у нее мертвенно-бледное, а дыхание редкое и судорожное.
— Миссис Хопкинсон, где-то в здании должен быть пункт первой медицинской помощи, — крикнул он. — Бегите приведите их. Мисс Браун, звоните немедленно в скорую.
Продолжая поддерживать мисс Дэнвил одной рукой, он протянул другую и выключил газ. В маленькой комнате внезапно наступила полная тишина.
Петтигрю только теперь осознал, что посыльный стоит у него за плечом. В суматохе он совершенно забыл о нем.
— Вы не думаете, сэр, что лучше положить ее? — сказал тот. — И открыть окно, чтобы дать ей глотнуть свежего воздуха.
Петтигрю опустил обмякшее тело на пол и, встав на колени, положил голову мисс Дэнвил себе на ладони. Тем временем посыльный распахнул окно. Было очевидно, что мисс Дэнвил находится в состоянии глубокого коллапса, но никаких признаков ранения видно не было.
— Надеюсь, люди из пункта первой помощи не задержатся, — пробормотал он.
— Знаю я их, — недовольно заметил посыльный. — Когда они нужны, их никогда нет, а когда все же прибывают, пользы от них — кот наплакал. — Он подошел поближе, всмотрелся в лежавшую на полу фигуру и добавил: — Впрочем, если не ошибаюсь, здесь уже все равно никто ничем не поможет.
В этот момент веки мисс Дэнвил дрогнули, приподнялись, она посмотрела на Петтигрю, и что-то в ее взгляде подсказало ему — она его узнала. Потом она тихо что-то зашептала, он наклонился, но голос был настолько слаб, что он ничего не расслышал. Затем по ее телу пробежала легкая дрожь, и Петтигрю ощутил в ладонях мертвую тяжесть ее головы. Второй раз за этот день мисс Дэнвил не удалось сказать ему то, что она хотела, а третьего шанса ей явно не было дано.
То ли потому, что посыльный оказался прав и сотрудников пункта первой медицинской помощи, по обыкновению, не было на месте, то ли потому, что мисс Браун оказалась расторопнее в критической ситуации, чем миссис Хопкинсон, но первой прибыла скорая. Испуганная молодая женщина из пункта первой помощи явилась на несколько минут позже. Одновременно с врачом, которого мисс Браун вызвала по собственной инициативе. К тому времени мисс Дэнвил уже лежала на носилках, и санитары скорой безучастно взирали на нее.
— Боюсь, она умерла, доктор, — сказал фельдшер скорой. — Мы пробовали делать искусственное дыхание — без толку.
Врач оказался совсем зеленым и понимал, что у фельдшера гораздо больше опыта встреч со смертью в различных ее проявлениях, чем у него. Тем не менее он произвел беглый осмотр, в конце которого, кивнув, согласился с мнением фельдшера.
— Доктор, какова, по-вашему, причина смерти? — спросил Петтигрю. — Еще несколько часов назад она была в полном порядке.
— Я не могу этого сказать без соответствующего обследования. Разумеется, придется делать вскрытие.
— А когда вы его сделаете?
— Не я. Это дело будет передано коронеру[10], он назначает вскрытие. А делает его окружной патологоанатом. А теперь можете ли вы сообщить мне некоторые сведения о покойной?
Спустя несколько минут скорая отбыла, увозя тело мисс Дэнвил в морг. Глядя на отъезжавшую машину, Петтигрю почувствовал, что угрызения совести, которые он испытал после обеда, вернулись с удвоенной силой. Мисс Дэнвил так хотела ему что-то объяснить, довериться ему и была так глубоко опечалена его отказом выслушать ее. Его не интересовало, что она пыталась ему сообщить, но невыносимую боль причиняла мысль, что, выслушав ее, он мог немного облегчить последние часы ее жизни. Мысль, разумеется, совершенно иррациональная: откуда ему было знать, что путник умрет прежде, чем появится добрый самаритянин? И тем не менее…
— Мистер Петтигрю, — раздался у него за спиной голос миссис Хопкинсон. — Мистер Петтигрю, как вы думаете, будет очень неприлично с моей стороны, если я войду и сделаю себе чаю? Нам действительно очень нужно выпить чаю, особенно после такого шока…
— Конечно, — ответил Петтигрю. — Вполне вас понимаю. Только, если не возражаете, я выну свисток из чайника, прежде чем вы снова поставите его на огонь.