– Но…? – До этого здесь был жилой автофургон. Вчера вечером. – Автофургон. – Да. – Какой марки? – Понятия не имею. Это был… автофургон. – Регистрационный номер вы видели? – Не-е, иностранные номера, но я не знаю, какой страны. – Вы тогда тоже бегали? – поинтересовался Себастиан, до сих пор стоявший молча. Существовала маленькая возможность того, что мужчине чуть слишком льстит внимание, и он хочет «помочь» им больше, чем реально может. Предстать более важным, чем он есть. Такое случалось. – Не-е, я вон там живу. – Он вновь показал, на этот раз на стоящий на небольшом холме желтый деревянный дом с видом на поле, завершавшееся сараем. – Видел его в окно. Здесь редко ездят машины, особенно такие большие. Дорога через несколько сотен метров заканчивается, превращается в тропинку для верховой езды или пробежек. Торкель испытывал смесь надежды и раздражения. Это важная ниточка, с которой можно работать, но мужчина перед ним, похоже, больше ничем помочь им не может. Хотя предпринять попытку стоит. Он вызвал Билли. Пусть сядет с мужчиной и покажет ему фотографии автофургонов. Если повезет, тот узнает модель. – Но эти жилые фургоны ведь все одинаковые, – сказал мужчина, разрушая надежды Торкеля. При таком настрое сомнительно, что от него будет толк. Билли неторопливым шагом пришел от сарая, где он помогал Урсуле. Торкель быстро объяснил ему задачу и что он должен также изучить все подъездные дороги и проверить наличие там камер наблюдения. Едва ли в округе разъезжало много автофургонов. Себастиан оставил Билли с мужчиной в тренировочном костюме и огляделся. По-прежнему светло. Собственно, по-настоящему и не стемнеет. Теплый летний вечер, щебечут птицы. Себастиан не мог связать трели ни с одним названием птицы, но одна звучала более мелодично и громче остальных, и ему припомнилось, что однажды, во время прогулки по городу другим теплым летним вечером, кто-то говорил, что это черный дрозд. Но откуда ему, черт возьми, знать? Он увидел Ванью, которая стояла и, похоже, бесцельно смотрела на большое поле. Он подошел и встал рядом с ней. Она даже не повернулась к нему. – Все в порядке? – Ты не думаешь, что здесь должно быть много косуль? Ладно, не тот ответ, которого он ожидал. Честно говоря, вообще не ответ, но он решил сразу не отступаться. – Не знаю. Я ничего не знаю о природе. Не люблю ее. – Как можно не любить природу? Себастиан ненадолго задумался, хотя уже знал ответ. – Она просто существует, она не думает. Я плохо переношу то, что не думает. – Наверное, я люблю ее именно поэтому, – тихо сказала Ванья. – Она просто есть. Она не думает, не лжет, не пытается покончить с собой… Себастиан повернулся к ней, но она по-прежнему не отрывала взгляда от просторов. – Ванья, я могу тебе чем-нибудь помочь? Нет ответа. – Как коллега. – Нет. С этим она ушла. 36 Когда он вошел в квартиру, там царила приятная пустота. Довольный тем, что наконец ни с кем не надо разговаривать, он снял ботинки, повесил куртку, направился прямиком на кухню, достал из холодильника бутылку пива и плюхнулся на диван. День выдался длинным. Было даже трудно представить, что только сегодня утром они с Ваньей покинули Хельсингборг. Так много всего произошло. Нашедший Эббу мужчина ничем не смог им помочь. Они ничего не узнали об автофургоне. Ни марки, ни модели или специфических деталей, которые дали бы им возможность двигаться дальше. Из какой страны он приехал, тоже не прояснилось. Билли показывал фотографии разных регистрационных номеров, и на настоящий момент наиболее вероятными выглядели Польша, Германия и Испания, правда, с таким же успехом машина могла оказаться из Дании. Или Румынии. Или из космоса. Мужчина в тренировочном костюме не имел представления. Так что пока у них имелся только зарегистрированный за границей автофургон. На окрестных дорогах никаких камер наблюдения не было, и по пути от школы в Русерсберге до сарая в Тэбю нигде не требовалось платить за проезд, но Билли собирался завтра все-таки проверить в Транспортном управлении и запросить снимки у всех пунктов оплаты. Он полагал, что в конце июня по стокгольмскому региону передвигается не так уж много автофургонов. Он достал телефон. Исследования показали, что молодежь может смотреть на свои телефоны и планшеты более ста раз за день, и он чувствовал, что в этом отношении, несмотря на свои тридцать три года, точно относится к «молодежи». Никаких пропущенных звонков или сообщений не обнаружилось. Мю звонила, когда они находились возле сарая. Он немного стыдился того, с каким удовольствием сообщил, что он на работе и сейчас разговаривать не может. Чтобы подчеркнуть неотложность дел, он рассказал об Эббе и сказал, что на осмотр места и допрос свидетелей уйдет много времени, поэтому им, пожалуй, лучше созвониться завтра. Она все поняла. Люблю тебя. Целую, пока. Отделаться от Себастиана было не так легко. Когда они шли к машинам, он догнал Билли и захотел узнать немного о последних новостях. Билли не имел никакого желания разговаривать. Было поздно, он устал, а у него еще остались дела, но Себастиан настаивал. Они договорились, что Билли подвезет его домой и они поговорят в машине. Около получаса. Этого достаточно. Себастиан согласился. – Я держу ситуацию под контролем, – сказал Билли, когда Себастиан поинтересовался, как все прошло в Хельсингборге и нашел ли он уже кого-нибудь, с кем поговорить. В ответ Себастиан посмотрел на него таким взглядом, что стало ясно, что он ему ни на секунду не верит. – Это правда, – заверил Билли. – Знаешь, когда совершаешь какую-нибудь глупость, особенно не задумываясь, просто совершаешь и все, а потом тебя кто-нибудь за этим застукает, и ты понимаешь, насколько это чертовски глупо. – Глупо? Одного-единственного слова хватило. Билли сообразил, что Себастиан считает, что называть совершенное им в свадебную ночь «глупым» – преуменьшение. – Ты понимаешь, что я имею в виду, – пожимая плечами, сказал он. – Я теперь могу как бы отойти на шаг, увидеть со стороны, каким это было безумием. – Этого недостаточно. – Мне достаточно. Это больше не повторится. – Все не так просто, – проговорил Себастиан тем не терпящим возражений тоном, словно он прав, а все остальные ошибаются, который невероятно раздражал Билли. – Это не то же самое, что снизить скорость после получения штрафа за ее превышение, – продолжил он. – Одно то, что тебя застали, не вытащит тебя из этой ситуации. Тебе нужна помощь. – Что ты об этом знаешь? Что ты знаешь о том, как выбираться из подобных ситуаций? – Билли слегка повысил голос, устав от необходимости все время защищаться. – Ты маниакально спишь с каждой доступной женщиной. – Тут есть разница. Это злоупотребление. – В чем разница? – Если у тебя есть достаточный стимул, со злоупотреблением можно покончить. Решить и остановиться. В одиночку или с помощью. – Он повернулся к Билли, который буквально вцепился в руль, устремив взгляд вперед, на забитое транспортом в сторону города шоссе Е18. Вся его поза говорила о том, насколько ему неприятен этот разговор. – У тебя психическое отклонение. Ты травмирован. Одного понимания рассудком, что ты действуешь неправильно, недостаточно для того, чтобы изменить поведение. – Если это так просто, почему же ты не выбираешься из злоупотребления? – спросил Билли, пытаясь переключить разговор на Себастиана. – У меня нет достаточного стимула. Это – правда, и хватит. Он не намеревался рассказывать о черной дыре, которую оставили в нем Лили и Сабина, и что он делает, чтобы эта дыра его полностью не поглотила. – А у меня есть стимул. Я держу ситуацию под контролем. Это больше не повторится, – твердо заявил Билли. – Оттого, что ты будешь повторять это, более правдивым оно не станет, – холодно сказал Себастиан, ловко сумев разозлить его еще больше. Билли отпил глоток пива. Что произошло? Что, черт возьми, произошло?