– Идея возникла внезапно, – пожав плечами, проговорила Ванья. – Я ходила к Торкелю, и мне хотелось, чтобы ты узнал, что я рассказала всем в команде о нашем… родстве. – Что я твой отец. Она смотрела на него с некоторой холодностью. Ему это так легко, а ей так трудно. Несправедливо. – Тебе ведь нравится себя так называть? – Да, нравится, – кивнул он. – Я горжусь тобой. Но если тебе это неприятно, я прекращу. Он оглядел терминал. Чуть поодаль в ряд стояли Торкель, Урсула и Билли, обратив взгляды к нему и Ванье. Себастиан чувствовал, что по крайней мере двоим из них, а возможно, всем троим, больше всего хотелось бы, чтобы он развернулся и ушел. Покинул их навсегда. Но их мнение его не интересовало. По-настоящему его интересовала только та, что стояла перед ним. – Пока я тебя не потеряю, я буду полностью подчиняться твоему желанию, – произнес он и, даже особенно не подумав, взял ее за руку. К его удивлению, Ванья руки не отдернула. – Ты была к этому не готова, – продолжил он с той же искренностью. Это вполне мог оказаться самый важный из предстоящих ему разговоров. Возможно, самый важный из тех, которые он когда-либо вел. Он не намеревался рисковать, отстраняясь эмоционально. – Я понимаю, что ты злишься на меня. Злишься на всех. Я понимаю, что… Он умолк, подбирая слова. Он балансировал на очень зыбком мосту. По обеим сторонам пропасть, и дочь может сбросить его туда в любой момент. – С тех пор как я узнал, кто ты, я больше всего боялся того, что мы будем вот так стоять и ты просто уйдешь. Никогда не впустишь меня обратно. Я смертельно боялся этого. Смертельно боюсь. Перед тем как продолжить, он сделал глубокий вдох. Он не имел представления, трогают ли Ванью его слова. Выражение ее лица мыслей не открывало. Правда, он по-прежнему держал ее за руку. – Но это твоя жизнь. Выбор должен оставаться за тобой. Он умолк. Ему хотелось сказать больше, но получилось бы слишком много слишком серьезных вещей для обсуждения в шумном и оживленном аэропорту. Поэтому он ждал. Как ему показалось, целую вечность. – Ты можешь быть моим коллегой, – под конец ответила она. Спокойно и сдержанно. – В остальном… – Она замолчала. Похоже, она тоже тщательно подбирала слова. Она пристально посмотрела на него красивыми голубыми глазами. – Ты мне не отец. В том смысле, чтобы вместе праздновать Рождество и получать от меня цветы на День отца. Себастиан кивнул. Получилось лучше, чем он смел надеяться. – Сейчас мне с этим не справиться, – продолжила Ванья, словно она ожидала, что он будет возражать. – Возможно, я никогда не справлюсь. Мы можем быть только коллегами. Ты с этим справишься? Себастиан выдохнул с глубоким облегчением. Она все-таки приняла маленькую частицу его, а это лучше, чем ничего. – Я приложу все усилия, – с достоинством ответил он. – Приложи больше, – сказала Ванья и сумела улыбнуться ему. – Все твои усилия я уже видела. С этим она оставила его и пошла обратно к остальным. Голос из громкоговорителя сообщил, что пассажирам, вылетающим в Гётеборг, следует пройти к выходу 37. Себастиан взял чемодан и двинулся вслед за коллегами. 8 На примерно восьмидесятикилометровом пути от аэропорта Ландветтер до города Ульрисехамн Билли, как всегда, игнорировал любые ограничения скорости и камеры автоинспекции, поэтому не прошло и сорока пяти минут с того момента, как они сели в машину перед залом прибытия, а перед ними уже распростерлось озеро Осунден. Себастиану помнилось, что он где-то читал о какой-то важной битве, произошедшей на его льду. Но когда, между кем, кто победил и каковы были последствия, он не имел представления. Они проехали мимо северной оконечности озера и большого кемпинга, где кипела жизнь, потом навигатор сообщил, что им следует повернуть направо и еще раз направо, на Буросвэген – улицу, которая, на взгляд Себастиана, выглядела, как все другие въезды в маленькие городки, где ему довелось побывать. Много зелени. Старые жилые дома чередовались с отдельными магазинами и мелкими предприятиями. Потом с правой стороны появились многоквартирные дома, где по крайней мере верхние этажи должны были иметь вид на озеро и, наверное, стоить соответственно. И вот они подъехали к зданию полиции. В лучах вечернего солнца оно казалось недавно построенным. Нижний этаж из кирпича, а выше желтая штукатурка. Зеленые маркизы, по бокам от входа – эмблемы полиции. Билли свернул налево и припарковался возле круглого газона, на котором стояли прислоненными друг к другу три камня – своего рода мини-Стоунхендж. – Торкель Хёглунд? – услышали они сзади, выйдя из машины. Все обернулись и увидели идущую к ним женщину лет сорока пяти, которая отвела руку с ключами от машины назад, и зеленый «Пассат» чуть дальше на парковке мигнул. – Эва Флурэн, полиция Буроса, Вестра Гётланд, это я звонила вам сегодня утром. Торкель пожал протянутую ему руку и представил остальных членов команды. – Я только что приехала из судебно-медицинской лаборатории Гётеборга, – продолжила Эва, жестом приглашая их в здание. – Благодаря отцу жертвы мы смогли провести опознание. Она провела их через ресепшн, где за стойкой сидели, уставившись каждый в свой экран компьютера, два полицейских в форме. Никаких посетителей. Движение карточкой-ключом, жужжание дверного замка, и они очутились внутри отделения полиции. – Кофе? – спросила Эва, когда они проходили мимо кухни для персонала, где все: скамейки, шкафы и столы, было из какого-то светлого дерева. Изогнутый кухонный островок со свисающим над ним с потолка шкафчиком отделял угол с холодильником и морозильной камерой, мойкой, кофеваркой, микроволновками и рабочими поверхностями, от территории перед ним, где вокруг стола стояли стулья с темно-розовой обивкой. На всех окнах белые занавески в крупный горошек. Кто-то усиленно поработал, чтобы придать комнате ощущение современного рабочего места, и довольно хорошо преуспел. – Да, пожалуйста, – ответил Себастиан на вопрос о кофе, все остальные отказались. – Черный и, если можно, с одним кусочком сахара. Ванья посмотрела на него. Возможно, ему действительно хотелось кофе, но она заподозрила, что его положительный ответ и последовавшая за ним теплая улыбка были прелюдией к попытке соблазнить женщину-комиссара из Буроса, которая как раз вынимала из шкафчика чашку рукой с отчетливо просматривавшимися помолвочным и обручальным кольцами. Но разве для Себастиана это имеет значение? – Большое спасибо, – сказал он, когда Эва минутой позже протянула ему чашку с горячим напитком. Новая улыбка, и Ванья со вздохом отметила, как он, принимая чашку, постарался коснуться рукой руки Эвы. Если раньше у нее еще имелись сомнения, то теперь они развеялись. Собственно, ничего нового, именно этого она от Себастиана и ожидала, но теперь, когда она знала, кто он, его поведение казалось ей еще более неподобающим. Думать о нем только как о коллеге в данной ситуации не получалось. Она задумалась, не нужно ли поговорить с ним об этом. Эва провела их в комнату для совещаний. На стене висела белая доска, стояли такие же, как на кухне, темно-розовые стулья, такие же занавески в горошек на окнах. – Это ваша комната. Она здесь единственная. Если она вас не устроит, придется ехать к нам в Бурос. Повернутые к доске столы стояли парами, в три ряда, а не были сдвинуты в центр, как обычно бывало в комнатах, выделяемых Госкомиссии. – Комната подойдет, – сказал Торкель. – Она больше тех, которые нам обычно отводят. – Сейчас, с рядами столов, она немного напоминает школьный класс, – продолжила Эва, почти извиняясь. – Но если захотите, вы можете потом переставить мебель. Они заняли места. Урсула, Ванья и Торкель сели на первый ряд. Себастиан и Билли пристроились за ними. Перед каждым лежала темно-зеленая папка. – Вы успели познакомиться с материалом? – поинтересовалась Эва. – Кто-то лучше, кто-то хуже, но мы, тем не менее, с удовольствием послушали бы вашу версию, – ответил Торкель. Эва кивнула, открыла такую же папку, как и те, что лежали перед ними, и подняла фотографию молодого человека с хорошо развитой мускулатурой, который расслабленно улыбался на камеру. – Мирослав Петкович, двадцать один год, найден мертвым вчера во второй половине дня в классе химии школы Хильдинг, – начала Эва. – Мирре, – произнес Билли, словно внезапно увидел старого знакомого. – Да, его так называли. – Я только сейчас связал это, – покачав головой, продолжил Билли. – Что ты только сейчас связал? – поинтересовался Торкель и посмотрел на Билли с любопытством. – Он стал третьим в реалити-шоу «Отель Парадиз», – сказал Билли так, будто это все объясняло. Коллеги были удовлетворены и этим. – Сегодня утром мы получили сведения о том, что на прошлой неделе в Хельсингборге произошло аналогичное убийство, – продолжила Эва. – Тогда мы решили связаться с вами. – Патриция Андрэн, – вставил Торкель. – Именно, но это почти все, что нам известно. Ее нашли в школе, тоже с колпаком на голове, застрелена в лоб, и к телу прикреплено что-то вроде теста, как у Петковича. Надеюсь, что более подробный отчет уже выслали. – Хорошо, – кивнул Торкель. – Что мы знаем о Петковиче, кроме того, что он мертв? – Как уже было сказано, он приобрел определенную известность после участия в этом реалити-шоу. По словам отца Мирослава, Габриэля Петковича, сын в прошлый вторник собирался встретиться с каким-то журналистом для интервью. За ланчем. С тех пор его никто не видел. – Отец знал имя журналиста? – спросила Ванья, впервые вмешавшись в процесс передачи дела. – Да, Свен Катон. В Швеции есть шесть человек с таким именем. Никто из них им в обычной жизни не пользуется. – Среди них есть журналист? – продолжила Ванья, прекрасно зная ответ. Будь все так просто, сюда бы не вызвали Госкомиссию. – Нет, мы, разумеется, проверяем, но исходим из того, что имя фальшивое. – Нам известно, была ли встреча? И если да, то где они встретились? – закончила Ванья. – Еще нет, нам удалось пока не открывать прессе его имя, поэтому у нас нет никаких наводок. – Так ли это умно? – поинтересовался Торкель с откровенным недовольством в голосе. Петковича, судя по всему, убили более сорока восьми часов назад. Важные первые двое суток. Чем дольше они ждут, тем менее ценными становятся показания свидетелей, видевших его во вторник. – Наверняка нет, но это было пожелание отца. Торкель тяжело вздохнул и кивнул. В таких случаях всегда трудно решать. – Если пресса сама не выведает имя, нам придется завтра сделать заявление. Мы должны как можно точнее восстановить его последние часы. – Теперь это ваше расследование, – сказала Эва. – Вы можете обнародовать его имя когда захотите. Я лишь объясняю, почему мы до сих пор этого не сделали. – А школа? – прервала их дискуссию Урсула. – Там есть какие-то следы? Эва, отвечая, отрицательно покачала головой, что уже стало для Урсулы достаточным ответом. – Класс является местом обнаружения, а не местом преступления. – А остальная часть школы?