– Кто был первой? – Женщина из Хельсингборга. Патриция Андрэн. Габриэль покачал головой – ее имя ему явно ничего не говорило. Он наклонился и опустил руку на выложенные на журнальном столике три плотно заполненные папки. – Я собрал все, что о нем писали. Подумал, что вам захочется посмотреть. Себастиан чуть не спросил, почему им должно этого хотеться, но, встретившись с мужчиной взглядом, сдержался. Этот взгляд ему уже доводилось видеть. В зеркале, много времени спустя после гибели Лили и Сабины. Безграничное горе. Борьба за то, чтобы вообще функционировать, находить повод для того, чтобы утром вставать с постели. Этому мужчине требуется поговорить о сыне, поэтому Себастиан лишь молча кивнул. – Миро был хорошим мальчиком, – продолжил Габриэль, открывая первую страницу одной из папок. – Не верьте тому, что видели по телевизору. – Я его по телевизору не видел, – сказал Себастиан. – Я тоже, – добавил Торкель, когда Габриэль обратил на него вопросительный взгляд. – Он там играл одну роль. Чтобы выиграть. Он всегда рвался к победам. Что, похоже, подтверждала открытая страница папки. Слегка пожелтевшая газетная вырезка, снимок футбольной команды. Мальчишки лет девяти или десяти, положив руки друг другу на плечи, улыбаются на камеру. Заголовок сообщал о победе в кубке Буроса. Мирослав Петкович – победитель матча. – Ему пришлось нелегко. Его мать умерла, когда ему было девять лет, – рассказывал Габриэль, продолжая перелистывать папку. Большинство вырезок о футболе, а позднее сын, похоже, начал заниматься и индивидуальными видами спорта: теннисом и лыжами. – В школе у него дела шли неважно. Но он был хорошим парнем. Держался подальше от наркотиков, разных компаний и всякой гадости. Много тренировался. Себастиан посмотрел на Торкеля взглядом, который, как он надеялся, спрашивал, как долго они еще будут позволять отцу предаваться ностальгическим воспоминаниям, и Торкель, похоже, истолковал взгляд правильно. Он кашлянул. – Вы не знаете, ему угрожали? – Все время, – кивнул Габриэль. – Это были, пожалуй, не чистые угрозы, но много ненависти. Много злых людей. Примерно месяц назад он отключил у себя в блоге возможность писать комментарии. – Случилось что-то особенное? – Ему просто надоело, что все думают, будто он такой, каким его показали по телевизору. Это была роль. – Да, вы говорили. – Чтобы выиграть. Габриэль задержал руку на открытой странице. «Талант из Ульрисехамна в финале первенства страны» – звучал заголовок, а под ним была фотография Мирослава лет в тринадцать, в белой одежде теннисиста и с ракеткой в руке. – Он победил в региональных соревнованиях на кубке Калле Анки[4] и дошел до финала в Бостаде. – Журналист, с которым он собирался встретиться… – начал Торкель, чтобы вернуть разговор к настоящему времени. – Да? – Он рассказал о себе что-нибудь еще? Кроме имени? Немного подумав, Габриэль отрицательно покачал головой. – Нет. – Сказал, где они будут встречаться? – Где-то в Ульрисехамне. Он собирался угостить его ланчем, а потом им предстояло куда-то поехать, чтобы сделать фотографии. – Но куда, вы не знаете? – Нет. – Мог ли он рассказать больше кому-нибудь другому? – допытывался Торкель. – Коллегам, девушке или еще кому-то? Габриэль вновь покачал головой. – В настоящее время он не работал. Он бросил гимназию и устроился в малярную фирму здесь, в городе, но ушел оттуда, чтобы участвовать в «Отеле Парадиз». – Он общался с бывшими коллегами? – Мало. Большинство было старше, и… я думаю, они ему немного завидовали. Миро прославился и стал зарабатывать больше денег. – Каким образом? – с искренним изумлением спросил Себастиан. – С ним только что подписала контракт газета «Экспрессен», он должен был начать вести блог на их страницах, посвященных развлечениям. И потом он получил приличные деньги за «Заполни платформу». – Что это такое? – Песня, которую он записал вместе с девушкой из «Отель Парадиз». Продали на платиновый диск. – В его голосе безошибочно слышалась гордость. Габриэль принялся листать страницы в другой папке и нашел то, что искал. Распечатку топ-листа Швеции за май. За несколько недель до того, как движение в большинстве городов обычно почти парализуют медленно передвигающиеся громогласные попойки, носящие название студенческих платформ. Песня «Заполни платформу» с Мирре и Чиао на той неделе занимала третье место. – Их снова пригласили в студию, и оба должны были в июле участвовать в турне с диджеем по западному побережью. – Девушка? Другие приятели? – снова попытался Торкель. Габриэль опять отрицательно покачал головой. – Никакой девушки, а большинство его друзей переехало отсюда. Или же они потеряли контакт. Дальше они не продвинулись. Торкель вынул визитную карточку и подвинул ее через стол с привычной тирадой о том, что Габриэль может звонить ему в любое время и по любому поводу. – Мы дадим пресс-конференцию, – сказал Торкель, вставая с дивана. – Поднимется некоторая шумиха. Пресса, скорее всего, будет с вами связываться. – Мне надо с ними разговаривать? – спросил Габриэль, казалось, действительно стремясь получить от гостей ответ. – Поступайте, как хотите, – ответил Торкель. – Некоторым становится легче от того, что они поделятся, другим нет. Но они узнают, где вы живете, и приедут сюда. – Я могу уехать к брату. Он живет в Уддевалле. – Как я сказал, поступайте, как хотите. Они пожали руки, и Габриэль проводил их до двери. – Он был хорошим мальчиком, – остановил их Габриэль, когда они выходили. – Он вел правильную жизнь, работал, тренировался… Вы можете сказать об этом на пресс-конференции? Что он был очень хорошим мальчиком. – Конечно, – кивнул Торкель. Он действительно собирался сказать, но в завтрашних газетах, наверное, все-таки напишут не это. Пресса в таких случаях следует собственной драматургии, а хорошие мальчики не способствуют продаже такого количества номеров газет, как ведущие беспорядочную сексуальную жизнь участники реалити-шоу. Торкель закрыл дверь, и они покинули мужчину с его папками и воспоминаниями, которые никому не интересны. 13 Они прибыли, как и обещал Билли, через два часа и четырнадцать минут после того, как покинули Ульрисехамн. Отделение полиции Хелсингборга занимало двухэтажное здание, расположенное в районе, которому больше всего подходило определение «промышленный». Припарковав машину, они вошли в застекленный ресепшн. Их ждали, на входе сказали, что комиссар уголовной полиции Петер Берглунд примет их без промедления, и попросили следовать за ним. Они быстро оказались во внутренней части здания, прошли по нескольким унылым коридорам и вверх по лестнице, после чего их ввели в тесную комнату для совещаний с голыми стенами. Комната нуждалась в незамедлительном ремонте, а ожидавшему их мужчине явно требовалось освежиться. Цвет лица Петера Берглунда соответствовал блекло-серому оттенку стен. На мятой рубашке, равно как и на узком деревянном столе, были кофейные пятна, а когда они здоровались, Ванья почувствовала кисловатый запах выпитого накануне спиртного. Выглядел Берглунд значительно старше пятидесяти пяти лет, указанных в файле с его персональными данными. Ванья предположила, что на нем, вероятно, сказался образ жизни. – Хорошо доехали? – спросил он на ярко выраженном сконском диалекте[5], похоже, не особенно интересуясь ответом. – Да, спасибо, – коротко ответила Ванья и села. Билли уселся рядом с ней и достал ноутбук, чтобы делать заметки. Ванья, как обычно, взяла инициативу на себя. – Нам нужна информация о деле Патриции Андрэн. У нас есть почти идентичное убийство в Ульрисехамне, которое… – Да, я слышал, – перебил ее Берглунд. – Но наше дело почти раскрыто. У нас есть подозреваемый. Ванья с изумлением уставилась на мужчину перед собой, который откинулся на спинку стула, сцепил руки на довольно объемном животе и устремил взгляд в окно на парковку, похоже, демонстрируя таким образом полное отсутствие интереса. – Подозреваемый задержан? – поинтересовалась она. – Да, на достаточных основаниях. – Тогда как же он мог во вторник совершить убийство в Ульрисехамне? – Он не мог. – Многое указывает на то, что в обоих случаях действовал один и тот же преступник, – сказала Ванья, чувствуя, что ее начинает всерьез сердить отношение Берглунда. – Вы хотя бы разговаривали с людьми из Ульрисехамна?