Откуда-то сбоку подошел мужчина и посмотрел на автомобиль, который Дима подпер. Потом на меня. Потом знаками показал, что надо подвинуться – он торопится. Блин, это косяк. Позвонить Диме? Или отогнать автомобиль самой? За руль я не садилась с тех самых пор, как было наше второе и последнее занятие с Димой, но тут, похоже, нет выбора. Я выхожу из машины и занимаю водительское место. Газ-тормоз помню, ключи на месте. Ну что может случиться? *** Мама прислала сообщение, когда я уже подъезжал к Нике. Поднялось давление. Ничего страшного, но лучше бы перепроверить и заставить ее отвлечься от дел, которыми мама себя постоянно нагружает. Когда я захожу в квартиру, вижу, что не ошибся: хлопочет что-то на кухне, готовит в жуткой духоте. – Мам, ну е-мое! – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не материться при ней. – Сама же написала про давление. Иди и ложись, не занимайся ерундой! – Так я же знала, что ты приедешь. Решила блинчиков приготовить. Блинчиков, блин. Везет мне на безумных женщин – даже мама такая же. – Какие, нафиг, блинчики? Шутишь? Бросай все, пока я не выкинул к черту. На немолодом лице мамы появляется обида. Я обнимаю ее рукой и уже мягче отвожу от плиты. – Не обижайся, я же о тебе беспокоюсь. Да и нет у меня времени, буквально на пару минут заехал, попроведать. – А что у тебя, работа? – Не совсем. Я отключаю плиту, прибираю все на кухне и иду к маме в спальню – она уже легла и наконец успокоилась. Меряю ей давление – чуть повышенное, но в пределах допустимого. Ложная тревога. – А может, у тебя девочка появилась? – с прищуром спрашивает мама. «Девочка», блин. А я тогда кто, «мальчик»? Иногда мне кажется, что она до сих пор не научилась воспринимать меня как взрослого человека. – Появилась. Ждет в машине. – Так завел бы, познакомил, – тут же встрепенулась мама. – Как-нибудь в другой раз. – Или у вас все несерьезно? – Серьезно, серьезно… Говорю поначалу, чтобы она не приставала с вопросами, а потом понимаю: я ведь сказал правду. Ника как-то очень быстро проникла в мою жизнь и стала неотъемлемой ее частью. Может, действительно пора их познакомить? Только согласится ли сама Ника? Не подумает ли, что я куда-то спешу? Ладно, об этом я подумаю позже, и так задержался тут слишком долго. Я достаю из аптечки таблетки от давления, кладу рядом с маминой кроватью, даю наставления не пить их, если не станет хуже, и наконец выхожу из квартиры. Возле моей машины какой-то сумбур. Нику держит за руки незнакомый мужик… нет, знакомый, это наш сосед – его тачку мы заблокировали на парковке. Сначала я ускоряю шаг, готовый вломить ему, если он обидел Нику, но на подходе замечаю: он, наоборот, пытается ее успокоить. Ника плачет? – Ты чего? Что тут произошло? – Резко приближаюсь, и сосед растерянно смотрит на меня. – Да я сам не понял. Попросил ее отогнать машину, она только с места тронулась – и как разревется! Опять этот ее страх? Если раньше мне казалось, что Ника притворяется, чтобы показаться слабой – некоторые девушки любят так заигрывать – то теперь понимаю, что тут явно что-то более серьезное. Я обнимаю ее и прижимаю к плечу, успокаивая. – Тише, тише. Ну ты чего? Дождалась бы меня, я ведь говорил, что скоро выйду. – Я думала… – сквозь успокаивающиеся всхлипы отвечает Ника, – думала, у меня получится. А оно опять как накрыло! – Понял, понял… Ладно, садись на пассажирское. Сейчас отгоню машину, выпустим соседа, и потом поговорим. Ника послушно садится на свое место, я отъезжаю. Растерянный мужик пожимает плечами, а я киваю в ответ, мол, ничего страшного, не твоя вина. Когда он уезжает, я поворачиваюсь к Нике. Она уже нашла в бардачке салфетки и вытирает лицо. – Слушай, это прямо ненормально. Это из-за того, что ты за руль опять села? Откуда у тебя такой страх? Ника молчит, как надувшийся ребенок. Я беру ее за руку и как можно нежнее пытаюсь уговорить: – Послушай, можно всю жизнь просто избегать руля. А можно понять, в чем причина страха, и попытаться что-нибудь с этим сделать. Давай попробуем разобраться? – Да тут нечего разбираться, – вдыхает наконец Ника. – Я прекрасно знаю, с какого момента всё началось. И мой страх, и… кое-что остальное. Только не хочу грузить тебя своими проблемами и воспоминаниями. – Раз уж я твой парень, забудь о таких словах. «Мои проблемы». Есть только наши, окей? Ника как-то странно на меня смотрит, будто не может решить, стоит ли впускать меня в свою душу. А потом все же кивает. – Ладно, я расскажу. Только обещай, что никогда не расскажешь моим родителям. Я поклялась им, что никто об этом не узнает. Глава 29 Раньше я никому не решалась рассказать о том, что случилось в мои подростковые годы. Да и повода как-то не было – воспоминания так глубоко засели в моей голове, что в обычные дни я об этом даже не думала. Так, иногда перед сном приходили дурные образы, не более. Но вся эта история с Димой и курсами вождения пробудили старые раны. – Мне было лет двенадцать, – медленно произношу я. Дима припарковал машину и пригласил меня пересесть на задние сидения, так что теперь я могу держать его за руку и положить голову на плечо. Это успокаивает. – У мамы с папой начались постоянные скандалы. Я тогда еще не понимала почему, но бывало, что они могли целыми днями орать друг на друга. Только увиделись в коридоре – сразу какие-то предьявы по идиотским причинам. Жить дома было невозможно. Поначалу мне, как и каждому ребенку в такой ситуации, казалось, что дело во мне. Я плохо учусь, плохо убираю комнату, плохо еще что-нибудь. Из-за этого родители расстроены – из-за разочарования во мне. Не знаю, зачем решила поделиться именно этой частью рассказа, ведь непосредственно к моей фобии это не имеет отношения. Просто вдруг захотелось пожаловаться – за всю жизнь у меня так и не нашлось человека, которому, пусть и с запозданием в десять лет, я могу про все это рассказать. – Оказалось, дело в другом, – продолжаю я. Слезы и истерика давно закончились, так что я говорю с ледяным спокойствием. – Вернее, в другой. В женщине. У папы появился кое-кто на стороне, но он не стал уходить из семьи. Жил сразу с двумя женщинами, по сути: ночью – с мамой, днем – с той… – Я едва сдерживаюсь, чтобы не обозвать ее плохим словом. – В общем, из-за этого он к маме охладел. Она за это на него обижалась, хотя про измену пока не знала, и всё пошло-поехало – скандал за скандалом. Однажды родители даже пришли ко мне и начали задавать вопросы в духе «с кем бы ты хотела остаться?» Я заказывала такие истерики, что они в ужасе убегали из моей комнаты. Но всё равно всё как будто двигалось к разводу. А однажды мама застала папу с другой… Дима сжимает мою руку, показывая, что он рядом и поддерживает меня. – Увидела где-то вместе, наверное. Я никогда не спрашивала подробностей. В любом случае мама принеслась в тот день домой вся в слезах, у нее дрожали руки. Она заставила меня собирать свои вещи. Буквально заставила – я, конечно, никуда не хотела уходить, но она так кричала… Мама и сама быстро упаковала самое необходимое по сумкам, утащила их и меня к машине. Сейчас я понимаю, что ей нельзя было садиться за руль в таком состоянии. Она ходить-то едва могла, не то что управлять машиной. Я замолкаю, собираясь с силами. – Вы во что-то въехали? – спрашивает Дима, когда тишина становится слишком долгой. – В кого-то, – поправляю я. – В школьницу. На пешеходном. Мама просто ее не заметила. До сих пор помню, как ее тело отлетело – как мешок с мусором. – Она?.. – Выжила, – отвечаю на недосказанный вопрос. – Хотя в больнице пролежала много. Мне никто не рассказывал подробности, я и так была слишком испугана и шокирована. Но подозреваю, что у нее травмировался позвоночник или что-то такое. Маму таскали по судам, обложили то ли штрафами, то ли шантажом, чтобы она выплатила какие-то нереальные суммы родителям той девушки. Это общее горе сплотило маму и папу. Возможно, папа чувствовал себя виноватым за то, что это произошло. Я еще долго боялась садиться в любые виды транспорта, но со временем это прошло. Даже смогла как-то закончить курсы в автошколе. А вот с тобой почему-то эта старая фобия всплыла… Такая история. – Мда… – тянет Дима. – Это многое объясняет. И твой страх, и твое… отношение к изменам. Да, он прав. Я тоже задумывалась над этим раньше – откуда такое невероятное желание разоблачить всех мужчин-обманщиков, к числу которых я со временем перестала причислять папу. Он исправился и стал примерным семьянином, но вряд ли был с тех пор хоть раз счастлив. Как и мама, которая вряд ли об его поступке забыла, но с возрастом как будто бы простила. В любом случае они всё еще вместе, и я не уверена, насколько это для них хорошо. – Извини, что оставил тебя в машине одну, – говорит зачем-то Дима, хотя его-то я нисколько не винила. Вполне могла ответить тому соседу, что у меня нет ключей, что я не умею водить и машину отгонять не собираюсь. Нет, зачем-то решила помочь, и фобия, злая карга, почувствовала мою слабость и долбанула по башке. – Ты не виноват. Сама тупанула. Дима мнется, будто собирается сказать что-то еще. Я чуть отстраняюсь от него и смотрю в глаза – он отводит взгляд. – Что такое? – не понимаю я. – Просто… Ник, давно собирался с тобой на эту тему поговорить, но теперь и не знаю, с какого края подступиться. Я о твоих проверках. Ты их не забросила, верно? Теперь моя очередь отводить глаза. Ну да. Я тоже давно поняла, что он догадался. – Теперь ведь ты понимаешь, как это для меня важно? – А мне кажется, наоборот. Ты как мазохист. Однажды тебе сделали больно, и теперь ты постоянно ковыряешь ранку, проверяя: еще не зажила? А сейчас? А теперь? Только в итоге такие раны становятся всё больше. – Я ведь уже говорила… – А я тебе говорил, что не все мужчины такие. А если и все, нечего становиться причиной для их падения. Я молча смотрю в окно на двор. Там гуляет девушка с собакой, и я концентрируюсь на дурацкой стрижке пёсика, чтобы не сорваться и не начать опять рассказывать Диме свою позицию. Это бесполезно, он меня переспорит, но ни в чем не убедит. – Раз уж ты рассказала о своих родителях, давай и я немного скажу о своих. Мой отец никогда-никогда не изменял маме. – Ты не можешь этого знать, – бурчу я, и Дима довольно жестко, хоть и не сильно, дергает меня за руку. – Я знаю! – говорит он уверенно. – Он всегда любил только ее. Мы с ним много времени проводили вместе, и если бы отец захотел – он бы заполучил почти любую. Такой он был светлый человек. «Был». Это слово Дима произносит с особой болью в голосе, и я не произношу свой аргумент, который мог бы очернить его папу.