– Ага, привет. – Секретарша помолчала. – Доброе утро. – Она сонно улыбнулась. – А тебе звонили. – Кто? Просили что-нибудь передать? – Сэм вопросительно посмотрела на Люси. Та принялась рыться в бумажках на столе. Вид у нее был сонный, – похоже, сегодня она спала даже меньше, чем сама Сэм. – Вот, нашла… Роб Кемпсон, из «Прейзуорзи», просит тебя прийти на брифинг в понедельник или… – Она уставилась на запись. – Да, утром в понедельник или во вторник. И по возможности перезвонить ему, как только появишься на работе. Вроде так… да, больше ничего. Сэм взяла записку с номером телефона и моргнула: глаза щипало от хлорки в бассейне и от недосыпа. Она прошла мимо восковой фигуры Кена в натуральную величину: он сидел, ссутулившись, на плетеном стуле за спиной у Люси, председательствовал на совещании, закрывшись номером «Дейли мейл» (газету ежедневно меняли). Сэм настороженно покосилась на скульптуру: а вдруг это настоящий Кен? Босс однажды выкинул такой номер и здорово повеселился. Скульптор очень точно передал детали: джинсовая куртка; кудрявые волосы, черные, но уже с проседью; чуть помятое лицо, самоуверенная улыбка, говорящая: «Скорее уж я однажды изменю этот мир, чем он изменит меня». Нет, перед нею манекен, а не человек. Выдают глаза – это, как говорится, зеркало души. Их не подделаешь. И восковой блеск кожи тоже не отвечает действительности. Где запахи: табака, одеколона, волос, одежды, перегара, наконец? Ничего этого не было у скульптуры, холодной, блестящей и неподатливой. Вот так Кен будет выглядеть, когда умрет. Сэм поднялась по изящной лестнице, также украшенной фрагментами автомобилей. Вделанная в стену хвостовая часть старого лондонского такси (дверь открывается, так что при желании можно сесть внутрь), ребристый темно-синий капот «бугатти», прикрепленный к стене кожаными ремнями… В здании было три этажа, если не считать цокольного. Кабинет Кена находился на самом верху, под крышей, а его бильярдная размещалась в цоколе; там же просматривали отснятый материал. Комната Сэм располагалась на первом этаже, рядом с каморкой Драммонда, их курьера. Она пересекла лестничную площадку и оказалась в выдержанном в черно-белых тонах кабинете, который делила с Клер, помощником продюсера. Та сидела за своим столом в густом сладковатом облаке сигаретного дыма. – Доброе утро, – поприветствовала ее Сэм. У Клер была отвратительная привычка никогда не здороваться. Иногда она даже не поднимала головы, а если Сэм появлялась на работе раньше, просто входила молча и садилась за свой стол. Но сегодня она откинула с круглого курносого лица каскад волос и улыбнулась своей фирменной улыбкой, предвещавшей дурные новости. – Угадайте, что случилось? Сэм посмотрела на нее, изумленно вскинула брови. Клер, казалось, получала заряд положительных эмоций, когда сообщала о проблемах. – Ему понадобились жирафы! Целых четыре штуки! От дыма глаза у Сэм защипало еще сильнее, да и палец болел просто дико. – Кому это нужны четыре жирафа? – Кену, кому же еще. – Он что, открывает зоопарк? – Не знаю. – Клер покачала головой. – Нет, лично я пас. Сдаюсь. Где мне взять четырех жирафов, черт бы их подрал? – В «Хэрродс», – сказала Сэм. Ее собеседница изумленно замолчала, и Сэм, воспользовавшись моментом, проскользнула мимо стола Клер к собственной безопасной гавани у окна. И к воздуху, свежему воздуху, каким бы холодным он ни был. Она открыла окно, выглянула на улицу. – Вы имеете в виду универмаг «Хэрродс»? – уточнила Клер. – Ну да. У них есть абсолютно все. – Сэм, наблюдая за облаченным в черное уличным артистом, усевшимся на поребрик, отхлебнула кофе из термоса, потом повернулась и села за стол. – А если серьезно, то существуют же, наверное, какие-нибудь компании, специализирующиеся на животных. – Она одной рукой сняла трубку, а другой включила компьютер и вошла в электронную почту. – Но жирафы – это еще цветочки. Есть и другая проблема. Тут вообще сущий кошмар: сейчас ведь полярная ночь. – Нужны белые медведи? – предположила Сэм, набирая на телефоне номер. – Нет! Нужна Арктика, а там сейчас полярная ночь, жуткая темнота. Разумеется, никто об этом не подумал! – Да про что вы толкуете? – Про рекламу рыбных палочек, ну, вы знаете: «Суперпалочки». Так вот, там по сценарию траулер проплывает мимо айсберга. В Арктике. Сэм кивнула. На том конце сняли трубку. – Могу я поговорить с Робом Кемпсоном? – А в Арктике сейчас полярная ночь! Ну и как снимать в темноте? Никто об этом не подумал. – Не могли бы вы передать ему, что звонила Саманта Кертис? Я буду на месте еще полчаса, а потом вернусь в офис после полудня. – Она посмотрела на коллегу. – Не переживайте, Клер. Ролик отснимут в павильоне. – Но заказчик требует, чтобы съемки были натурными. – Она закурила новую сигарету, отогнала дым ладонью. – Не представляю, как мы выкрутимся. Я сдаюсь. Просто поднимаю руки. Открылась дверь, и вошел Драммонд, высокий, худой, сутулый. Вид у него был такой сонный, что парень смахивал на лунатика. – Новый рекламный ролик, – сказал он и засопел, оглядывая комнату так, словно прибыл из космоса. Поднял серую пластмассовую коробку. – Куда поставить? – Это про «БМВ», да, Драммонд? – спросила Сэм. Он кивнул, снова засопел: – И про «бакарди». – Оставьте здесь, я хочу посмотреть. Мы с Кеном должны все проверить. – Вы знаете что-нибудь про жирафов? – поинтересовалась Клер. – Про жирафов? – Ну да. Про жирафов. Драммонд недоуменно посмотрел на нее, с его носа, свидетельствующего о пристрастии к кокаину, упала капля. – Они почти не спят. – Неужели? – удивилась Клер. – Да, жирафы спят всего по полчаса в день. А это говорит о том, что они не слишком умны. – Драммонд, а в снах вы разбираетесь? – спросила Сэм. – Я? – Курьер оглядел комнату, словно желая убедиться, что он и есть тот самый Драммонд, к которому она обратилась. – Ох и странные они, эти сны. Тяжелая нагрузка на психику. Внутреннее пространство и все такое. – Он нахмурился, положил на стол Сэм видеокассету и вышел из комнаты. – Миссис Вулф утверждает, что нас ждет плохой месяц. – Вулф? – вполголоса переспросила Сэм. – Мало нам жирафов, так теперь еще и волки появились.[4] А кто она такая – эта миссис Вулф? – Ясновидящая, к которой я хожу. Клер сняла трубку и принялась набирать номер. Сэм прошла по коридору к кофемашине, налила себе чашку. Подула на пар, пригубила напиток, потом вернулась в кабинет и по интеркому вызвала Кена: – Нам пора уходить через пять минут. Мы должны быть в монтажной в половине одиннадцатого. – Я думал, просмотр будет здесь. – А то вы Хоксмура не знаете. Хотите идти пешком или вызвать такси? – Прогуляемся. Я зайду за вами. Сэм посмотрела на Клер: – И что, эта ваша миссис Вулф и впрямь ясновидящая? – Да, и еще какая. Все знает наперед. Она предсказала, что мы с Роджером расстанемся. – А что-нибудь хорошее она вам предсказывает? – Иногда бывает. – Клер улыбнулась, ее глаза уставились в потолок, а мясистое лицо приняло отрешенное выражение; она словно бы погрузилась в транс. – Иногда миссис Вулф сообщает мне очень хорошие новости. * * * Сэм и Кен стояли в маленькой монтажной без окон среди коробок с пленками, полосок целлулоида и липких ярлыков – их тут были миллионы, наклеенных на все вокруг и исписанных фломастерами. Они смотрели на маленький экран монтажного стола «Стинбек». Тони Райли, их монтажер, погасил верхний свет, и аппарат слегка загудел, закрутился. На экране возник капот кремового автомобиля – длинный, стильный, винтажный. Затем чья-то рука включила на приборной доске радиоприемник. «Я в раю… Я в раю… Я в раю…» Сэм мысленно пропела слова еще не записанной песни, которой будет сопровождаться картинка. Камера отъехала назад, на экране появился молодой, хорошо одетый мужчина: он катил сквозь ночь в «мерседесе»-кабриолете пятидесятых годов. Молодой человек постукивал по рулю в такт ритму и вел машину очень медленно, она ползла как черепаха. Камера показала его лицо крупным планом – гладкое, самоуверенное, жизнелюбивое, после чего переместилась вперед, продемонстрировав длинную узкую улицу, застроенную по обе стороны симпатичными коттеджами.