Мы с Яшкой переглянулись. Вот и сходили в гости… Обсмеют сейчас, ноги об тебя вытрут — и за дверь! С дедом одна другого стоит! Бабочка, изображая невинность, вперила в нас глазищи, а сама словно жалила, шипы и иголки так и летели в нас: «Ну, бурсаки учёные, на что вы годитесь?» Сказать по правде, у меня челюсть отвисла: «Вот чешет, пигалица, по латыни, не учил ли её дед, для студентки она заметно маловата». Но надо было выходить из положения. Пауза даже для Станиславского явно затягивалась. Я ткнул локтем Яшку, и это оказалось как раз вовремя. — Мулта паукис, — задрал нос Рубвальтер и нахально обозрел всех свысока; он у нас в группе по латыни всегда был в первых рядах и память у него — дай бог каждому! Если бы рванула граната, впечатлений было бы меньше, даже Дед на диване завозился, и опять его кашлем проняло; журнальчик из рук так и вывалился на пол, но Яшка и не на то горазд. Его только начало разбирать от фокусов этой пигалицы. — И что же ещё имеется? — Яшка поглядывал орлом. — Историческая литература присутствует, — девица согнала спесь с лица, с интересом взглянула на моего приятеля. — Геродот, знаете ли… о государстве. Тит Ливий, конечно. Публий Корнелий Тацит. Все известные мыслители с тех времён до наших дней… — Это что же и этот?.. — задумался величаво Яшка. — Вам кого? — А Андрей Януарьевич? — хитро вытянул неэстетичный нос Яшка. — Так сказать, из настоящей, профессиональной прозы. Например, «Теорией судебных доказательств» не располагаете? Полистать бы страницы, помните?.. Яшка, ломаясь, развернулся ко мне с важным видом, будто вопрошая, а сам подмигнул ядовито и победно, мол, «сейчас она у меня запрыгает, коза несмышлёная!». — Про царицу, так сказать, её величество, матушку. Про царицу доказательств! У нас, знаете ли, как раз подходящее дельце расследуется… — Настя! — позвал Данилов с дивана внучку. — Приглашай ребят к столу. — Погоди, дедушка, тут у нас… — Приглашай, приглашай! — И Данилов слабо поднял руку. — Анна Дмитриевна обидится, если пирожки не съедим. Простынут. И чай готов уже. Самовар-то распалился, видно. Мы с Яшкой враз, не сговариваясь, пошли на мировую; Дед вовремя оценил обстановку, а команда, им поданная, для нас самая сладкая весть: подальше от ректора, поближе к кухне — первая заповедь студента. Самовар, который нас заставили тащить в гостиную с кухни, был, наверное, рассчитан человек на десять, но мы уже ничему не удивлялись, тем более что после ничейной стычки уважение и забота дышали на нас из каждого угла, а угощения на столе издавали самые что ни на есть призывные запахи. — А душу чем забавляем? — проглотив, не останавливаясь, третий или четвёртый пирожок, Яшка раздул волну на чае в блюдечке. — Тит Ливий и остальные для ума, а для души? Фет? Брюсов? Данилов на диване поперхнулся, бокал на тумбочку отставил, опять закашлялся. За столом мы расположились втроём, зеленоглазая в середине подкладывала нам на тарелочки то печенье, то пирожок, то ещё какую сладость. — Да ладно уж вам, — махнула она ручкой неугомонному Яшке. — Будет. — Мы что же… — расцвёл зазывающе глазками Яшка. Изогнувшись по-кошачьи, я незаметно ткнул его кулаком в бок. — Мы завсегда! — ойкнул он. — Владислав, — прервал мою тайную терапию Данилов. — Как там Титов? Я пожал плечами: — Работает… — Что с делом-то тем? Есть какая ясность? — Вы о каком деле, Иван Степанович? — влез Яшка. — С трупом тем? — Ну да. — А дела и не было никакого. Титов уже постановление об отказе приготовил. За отсутствием состава преступления. Самострел. — Как? — Вчера лично печатал под его диктовку. Правда, он сказал, что к Мигульскому ещё пойдёт. За согласованием. У вас вроде тоже какой-то материал на самоубийцу лежит. Вот он и хотел выяснить, кому окончательное решение принимать. — У меня же дело уголовное на этого Требухина… — Дед чуть не подскочил с дивана, руками замахал, запыхтел, подымаясь. — Дедушка! — бросилась к нему Анастасия. На Данилова больно было смотреть, лицо его покрылось красными пятнами, пальцы рук скрючило, как бы этот самый Кондратий преподобный не посетил сей момент! — Тебе вставать запрещено! — металась возле него внучка. — Лежи! Лежи! Она обернулась к нам: — Мальчики, ну что же вы!.. Мы повскакали со своих мест. Я в ярости — на Яшку, схватил его, несмышлёную дохлятину, в охапку, убил бы болтуна! Предупреждала нас баба Нюша, чтобы ни гу-гу про работу с Дедом! Так не удержался этот трепач! Язык впереди него дорогу метёт! — Тебе же говорили, забыл? — А я что? Врать должен? — Молчи уж, балбес! — Мальчики, вы бы шли, — погнала нас к дверям Анастасия. — Пусть сидят, — вступился Дед. — Мне ещё кое-что спросить у них надо. А то все молчат. Все шепчутся за моей спиной. А правду боятся. — Нет, дедушка. Они и так задержались, — нас уже прямо выталкивали. — Им на работу пора идти. — Да, да! Нам пора, — заспешили и мы. В дверь позвонили. — Это из больницы! — оставив всё, Анастасия умчалась в прихожку. — Медсестра, — буркнул Данилов. — И чего ходит? Уколы хотела прошлый раз делать. Таблетки какие-то суёт. Я не дался. И таблетки, вон, в корзинке. Мы замялись, прощаться не прощаться? — Здоров как бык, — Данилов уставился на нас. — На работу пора выходить. А то, чую, этот Титов там натворит. — Мигульский велел ему к концу недели подготовиться с докладом по самострелу тому несчастному, — всезнающего Яшку опять распирало. — Ну-ка слушайте меня, ребятки, — позвал вдруг к себе Данилов, меня аж пробрало от его любезности. — Он экспертизу назначил по смерти Требухина? — Её ещё Егоров отписал, там, на месте, когда труп собирались в морг везти, — успокоил его Яшка. — Понятно. А вопросы какие поставил? — Вопросы?.. Соответствующие, — замялся Рубвальтер и на меня обернулся, как будто я, а не он то постановление катал на коленке под диктовку следователя. — Ты же писал! — подтолкнул я забывчивого приятеля. — Да разве я помню? — взвизгнул бедный Яшка. — Там не до этого было. Вонь, грязь, темень!.. — Вы мне это…ребятки? — прямо взмолился Дед. — Пока медики исследований не закончили… — Они не раскачаются, — махнул рукой Яшка. — Месяц пройдёт. А потом ещё очередь, чтобы акт отпечатать. — Пока не выдали заключения, принесите мне то постановление. Копию, конечно. — Зачем? — опешили мы. — Тут такие дела, — замялся Дед. — Долго объяснять… Надо. Для общей пользы, конечно… Для дела, которое я ещё расследую. Он вдруг пронзительно взглянул на нас, отбросил мучившие его сомнения, твёрдо произнёс: — Вам знать всего не стоит. Вмешивать вас не хочу. Большие люди замешаны. А проверить надо. Не знаю, как Яшка, а меня пробрало от его слов, спину так и захолонуло, словно морозом ожгло. — Одним словом, добудьте бумагу, — он поднял руку, потеребил один ус задумчиво и усмехнулся: — Да не пугайтесь вы. Нет в этом никакого криминала. И незаконного тоже. Все за здоровье моё переживают. Утаивают от меня всё. Иван… — он запнулся, поправился, — Мигульский распорядился меня беречь, вот его задание и исполняют. Прямо забором отгородили. А по мне хоть завтра в прокуратуру. Договорить он не успел, влетела внучка: — Дедушка! Ложись! Я сейчас медсестре на тебя пожалуюсь. Мы затопали к дверям. Данилов, тяжело вздохнув, откинулся на подушку, отвернулся к спинке дивана. В прихожке на нас наткнулось какое-то странное существо в чёрной накидке. — На улице жара, солнце, а она в плаще шастает! — ругнулся Яшка, когда мы вышли на улицу. — Не пойму я этих женщин. А ещё медицинский работник!