– Хорошо, – заключил Эмерсон на том же языке. Поднявшись на ноги и положив руки на бёдра, он оглядел нас одного за другим и улыбнулся. – Ну что ж, начнём. 12. ЛУЧШЕ ДРУЖИТЬ С ДЕМОНОМ, ЧЕМ ВРАЖДОВАТЬ С НИМ – Вполне очевидно, – заявила я Эвелине, – что мы должны немедленно предпринять шаги, чтобы обезоружить наших врагов. Вечерние тени протянулись по земле, когда мы бок о бок ехали к «Амелии». За нами лежали холмы и пустынная равнина; впереди и с обеих сторон поля ячменя и сахарного тростника сияли зелёным, как изумруды в золотом свете. – Я не знаю, что ты имеешь в виду, Амелия, – бросила на меня испуганный взгляд Эвелина. – Но, конечно, атака не только опасна, но и не нужна. Если наша защита достаточно сильна... – Невозможно, моя дорогая. Даже вооружённого полка у могилы и другого, охраняющего лодку, было бы недостаточно. – Хотелось бы, чтобы они у нас были. – Мне тоже, – призналась я. – Изобилие надёжных защитников наверняка уменьшит опасность. Наши бравые друзья полностью заслуживают доверия и готовы защитить нас даже ценой своей жизни, но их едва хватает, чтобы охранять гробницу. Охранники, нанятые Службой Ведомства древностей, хуже, чем бесполезны; большинство из них – местные жители, которые грабят гробницы не хуже воров. Но тебе известно так же, как и мне: если бы местные таланты, как их называет Эмерсон, были нашей единственной заботой, я бы безмятежно спала. Я лично знаю большинство негодяев: они бесчестны, жадны и ненадёжны, но я не верю, что кто-либо из них способен на хладнокровное убийство. А Риччетти уже убивал – и даже ещё хуже. Эвелина вздрогнула. – А этот злобный взгляд, который Рамзес бросает на свою «сестру»... – Моя дорогая девочка, я тринадцать лет пытаюсь удержать Рамзеса от неприятностей, и дело не в том, чтобы защитить его, а в том, чтобы помешать ему найти льва, которому он сможет положить голову в рот. Нефрет ничуть не лучше, – горько добавила я. – Я ожидала, что с ней придётся нелегко, но абсолютно не предполагала, какую форму примут эти затруднения. Рамзес и Нефрет непрестанно соперничают, и каждый пытается превзойти другого. Нет, Эвелина, защита – это хорошо, но она не сработает, когда на сцене эти двое. Мы должны найти наших врагов и обезвредить их! Я была несколько озадачена, узнав, что Уолтер пришёл к такому же выводу. Совсем не в его духе советовать прямые действия – по крайней мере, не похоже на того изнеженного учёного, в которого он превратился – и я намеревалась уберечь его от опасности. Мне показалось, что я поняла, почему его обуяла такая воинственность, и я молча проклинала Эмерсона за то, что тот не позволил Уолтеру разделить с ним бдение в могиле. Если бы Уолтеру разрешили принять на себя эту опасную обязанность, он не чувствовал бы насущную необходимость доказать свою мужественность. (Большинство мужчин, похоже, считают, что её лучше всего продемонстрировать, ввязавшись в драку.) И всё же я не могла даже мысленно упрекать Эмерсона; в моём сердце не оставалось места для каких бы то ни было чувств, кроме всеобъемлющей заботы об отсутствующем супруге. Он отказался вернуться на дахабию вместе с нами. – Сегодня – самая опасная ночь, Пибоди. – Ты говорил это и раньше, Эмерсон! А что будет завтра вечером и на протяжении всех последующих ночей? – Я что-нибудь придумаю, – ушёл от ответа Эмерсон. Затем его губы изогнулись в улыбке, а в синих глазах появилось знакомое мне сияние. – Ты же не думаешь, что я намерен бесконечно обходиться без твоего… э-э… общества? Сегодня вечером я бы попросил тебя остаться со мной, если бы твоё присутствие на борту не было абсолютно необходимо. Решение остаться с ним – а также с Абдуллой, и Даудом, и шестью другими любопытными и общительными людьми – не требовало особой привязанности, за исключением возможности, что я могу пригодиться Эмерсону для защиты. Но принять такое решение означало пренебречь другими, нуждавшимися в моей заботе. Эмерсон был прав; меня звал долг, и не могу выразить, сколь явно при этом проявлялось нежелание со стороны мужа отпускать меня. Ответственность просто устрашала. Возможно, именно осознание её придавало моим любимым в тот вечер особенную уязвимость: Рамзесу и Нефрет, энергичным, пылавшим безрассудным мужеством юности; Эвелине, изящной и хрупкой, как девушка, в чайном платье с оборками; Уолтеру, похудевшему и несколько размякшему за годы учёных занятий, нервно поправлявшему очки. И, конечно, Бастет, выбравшей на этот раз общество Рамзеса. Хотя она меня беспокоила меньше других. Она чувствовала гораздо острее, чем любой из детей. Как и Анубис, удалившийся с Эмерсоном. Давид был частью нашей компании, хотя создавалось противоположное впечатление. Он отошёл в угол и уселся там, скрестив ноги и откалывая куски от каменного обломка. Это была не голова Нефрет, а небольшая, более плоская фигурка, которая вроде бы принимала очертания ушебти. Я предположила, что он просто хотел чем-нибудь занять руки, подобно тому, как женщина вышивает или вяжет. Во время ужина мы говорили только об археологии. Лишь после еды Уолтер внезапно сменил тему. – Почему вы с Рэдклиффом не сказали мне, что виделись и разговаривали с Риччетти? – требовательно спросил он. – Ты говоришь о нём так, будто знаешь его, – возразила я, надеясь, что мне не придётся придумывать оправдание. – Встречался однажды. Много лет назад, но истории, связанные с ним, превратили его в персону, которую не так-то просто забыть. Проклятье, Амелия, ты не имела права скрывать это от меня. Если бы я знал, что он вернулся к делам... – То попытался бы отправить меня домой, – прервала Эвелина. – Прежде всего я не позволил бы тебе приехать сюда. – Позволил? – Её голос должен был предупредить его, что пора остановиться. Но поскольку Уолтер был мужчиной, то начал терять самообладание: – Ты не знаешь, на что способен такой мерзавец, как Риччетти. Ты не привыкла к насилию. Её голос повысился. – Ты, кажется, забыл обстоятельства, при которых мы впервые встретились[192]. Вполне уместный упрёк. Естественно, он ещё больше разозлил Уолтера. – Кажется, ты считаешь, что можешь защитить себя – и меня? – дурацким зонтиком, который прятала все эти годы? Но, видишь ли, я знал о его существовании. И не видел причин возражать, раз уж тебе нравилось играть роль героини… – О Боже, – перебила я. – Пожалуйста, Уолтер, Эвелина – не перед детьми. Но оба слишком сильно разозлились, чтобы прислушаться ко мне. Эвелина вскочила. Оборки на её груди дрожали от участившегося дыхания: – Ты не возражал? Как мило и щедро с твоей стороны! Позволить мне забавляться игрушками, будто я ребёнок... – Ты и ведёшь себя как ребёнок! – крикнул Уолтер. – Отрицая свои обязанности… – А каковы твои обязанности? Я решила, что ссора зашла слишком далеко. Вероятно, это было отличное занятие для людей, слишком привыкших держать свои чувства под строгим контролем, но Нефрет и Рамзес не нуждались в уроках плохих манер, а Давид подобрался ближе, держа в руке долотообразный нож. Мне не понравилось, как он смотрел на Уолтера. – Довольно! – громко заявила я. – Разговор окончен. Немедленно извинитесь друг перед другом. И, – добавила я, – тебе стоит извиниться и передо мной, Уолтер, за уничижительные замечания о зонтиках. Как я и планировала, моё чувство юмора разрядило положение. Извинения, которые я потребовала, были принесены (хотя не могу утверждать, что достаточно убедительные). Эвелина снова опустилась в кресло, и Уолтер повернулся ко мне с печальной улыбкой: – Прошу прощения, Амелия, дорогая. – Ладно. Мы все страдаем от волнения и нервного перенапряжения. Разве не лучше вместо того, чтобы бросаться обвинениями и задавать пустые вопросы, обсудить, как бороться с нашими многочисленными противниками? Уолтер нерешительно протянул: – Я никогда не сомневался в твоих детективных способностях, Амелия, но почему ты так уверена, что Риччетти – не единственный наш враг? Я не вижу никаких доказательств существования второй группы злодеев. Я незаметно улыбнулась Эвелине. Заявление Уолтера стало прекрасным примером той нелогичности, о которой мы упоминали накануне вечером. Я медленно и терпеливо объяснила: – Мистер Шелмадин был убит, Уолтер. Уверяю тебя, я к этому непричастна, и абсолютно не подозреваю Эмерсона. – Откуда ты знаешь, что он был убит? – не унимался Уолтер. – Проводилось ли вскрытие? Нефрет показала себя достойной ученицей, логично заметив: – Не думаю, что вскрытие могли провести, дядя Уолтер. После такого долгого пребывания в воде тело, вероятно, разложилось, а также было обглодано рыбами и омарами. – В Ниле нет омаров, – прикрыв рот рукой, каким-то особенным тоном произнёс Рамзес. – Неважно, – перебила я, прежде чем Нефрет отреагировала на его смех. – Ради всего святого, Уолтер, мистер Шелмадин упал в приступе, Эмерсон потерял сознание, Шелмадин исчез, а через две недели его тело оказалось в Ниле. Если только ты не считаешь, что Шелмадин изобразил припадок, чтобы ударить человека, с которым он дружелюбно беседовал минутой ранее, а затем выскочил из отеля, избежав взгляда суфраги, и прыгнул в Нил, я не понимаю, как ты можешь уйти от неизбежного заключения, что за приступ и исчезновение несёт ответственность некая вторая сторона. Что касается самого Шелмадина – надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы предположить, будто он встретился с нами из-за чистого альтруизма и желания поделиться ценной тайной. Нет! У него имелся скрытый мотив – как и у каждого – и отнюдь не альтруистический. Уолтер приоткрыл рот. – И более того, – продолжала я, – в ту ночь в гробнице присутствовали две группы людей. Сам Эмерсон сказал, что одна группа изгнала другую, угрожая оружием. Теперь обрати внимание, Уолтер – я признаю, что следующая часть рассуждений сложна. Единственный член второй группы (той, что не возглавляется Риччетти), которого мы, безусловно, можем идентифицировать – это Абд эль Хамед. – Безусловно? – ошеломлённо повторил Уолтер. – Повторить шаги дедуктивной логики, которые привели меня к такому выводу? – Нет, я бы предпочёл, чтобы ты воздержалась, Амелия. Э-э… ты не будешь возражать, если я задам несколько вопросов Давиду? Я оглянулась на мальчика. Он не вернулся на своё прежнее место, а сидел со скрещёнными ногами возле стула Эвелины. Либо он разбирался в английском лучше, чем признавался, либо быстро его освоил, потому что понял, что сказал Уолтер. Он посмотрел на Эвелину. Её рука на мгновение задержалась на его кудрявой чёрной голове, и она сказала: – Всё в порядке, Давид. Пожалуйста, ответь ему, если сможешь. – Хм-м, – откашлялся Уолтер. – Так вот, Давид. Кто был тот человек, который изуродовал руки твоего хозяина? Давид не ожидал такого вопроса – честно говоря, я о подобном даже и не думала – но с готовностью ответил: – Это случилось до того, как я пришёл к нему, сэр. Но рассказывали, что он воровать… воровал у мудира. – У мудира? – повторил Уолтер. – У начальника провинции? – Нет, сэр. У начальника древностей.