- Ага. Детали тебе знать незачем, спать лучше будешь. И еще мне нужна адаптация в этом мире. Здесь так все изменилось... Поможешь? На скамейку запрыгнула толстая кошка. Посмотрев на меня внимательным взглядом, она деликатно отвернулась, лелея надежду на материальную помощь в виде мяса. А почему нет? Бездомным кошкам тоже надо помогать. *** - Документы я вам сделаю, Нина, - Коля задумался. - Легенду разработаю. Канал мне видится так: вы с напарником берете машину напрокат, будто из Риги поехали по Европе кататься. Отпуск и все такое. Тем временем Антон слетает в Барселону, снимет домик в пригороде - так полно маленьких гостиниц. План по изъятию ценностей из братских компартий меня не касается. В 1971 году вы можете положить их в надежный банк, закопать в землю, или купить акции приличных компаний. Вот папочка, почитаете. Можете придумать свой вариант, нам побоку, как вы найдете свой клад в этом времени. Это ваша жизнь и ваши деньги. Устроитесь, впишетесь в местную жизнь, заберете Веру. Ну, если она захочет. Не захочет - транспортная компания Антона свиданья обеспечит. - Мне надо выпить чашечку кофе... И все обдумать, - хмель от желудка все-таки добрался до языка Нины. - И правильно! - согласился Коля, укоризненно поглядывая на меня. - Конфуций как-то сказал, что тремя путями мы познаем мудрость: размышлением - самый благородный путь. Подражанием - самый легкий путь. И третий, опытный - это самый тяжелый. Водки в этом списке не было. Я икнул, а Уваров продолжил: - Антону отдых тоже не помешает. Сейчас вы оба пойдете обратно, подумаете, выспитесь. А потом вернемся к нашим баранам. - Мама, ты пьяная?! - вскакивая со скамейки, оторопела Вера. - Пяти минут не прошло, а она умудрилась набраться до бровей! И хватит уже обниматься, Тоша! - Доча, у меня был серьезный повод, - Нина качнулась, Антон еле ее удержал. - Пошли домой, маме надо прилечь... Вере с трудом удалось разорвать крепкие объятья, и переложить мамину руку себе на плечо. - У тебя нога, - Нина отстранилась, чтобы пойти как по линеечке, чуть ли не строевым шагом. Железная женщина... У нас с Антоном в глазах двоилось. Не от водки, мне досталось гораздо меньше собутыльника. Просто я разглядывал чудную часть тела, обтянутую розовым сарафаном ниже спины, а парень пытался сфокусироваться на брючках Веры. Когда великолепную картину скрыли кусты, он вздохнул: - Сегодня танцы в клубе. Наверное, последние с этим коллективом. Пойдешь со мной? А почему нет? Настроение замечательное, можно даже спеть что-нибудь новенькое. Есть у нас в запасе пару разученных вещей, неизвестных парторгу. Ничего крамольного, обычные песни про любовь. На дверях клуба гипсового завода белело объявление. И как я его раньше не заметил? Цитирую текст: 'На танцевальные вечера трудящиеся должны приходить в легкой одежде и обуви. Танцевать в рабочей и спортивной одежде воспрещается. Танцевать в искаженном виде запрещается. Танцующий должен исполнять танец правильно, четно и одинаково хорошо как правой, так и левой ногой. Курить и смеяться следует в специально отведенных местах'. Удивляло одно, как они не додумались еще и думать в специально отведенных местах? Тамара Карапетян вышла на сцену в белых легинсах. Светлые штаны в то время считались необыкновенным шиком, а белые джинсы и черные лабутены смотрелись особенно хорошо. Но песню про лабутены мы теперь не исполняли - партком запретил. А жаль... Зато с красной блузкой я точно угадал, получилась настоящая черноокая гурия, кожей цвета серебра. Эх, уведут ее у нас, что мы с Антоном будем делать?! Из динамиков лилась сплошная любовная патока. Бессмертный Антонов уже начал свое триумфальное шествие по стране, 'Поющие гитары' неслись из каждого окна, где имелся магнитофон. Тем не менее, на танцах песня 'Нет тебя прекрасней' звучала постоянно. Ну, а Тамара в эту тему только добавила жару: Там где клен шумит над речной волной, Говорили мы о любви с тобой. Опустел тот клен, в поле бродит мгла, А любовь как сон стороной прошла... Иногда микрофонную стойку двигал к себе Антон, давая Томке отдохнуть: У берёз и сосен тихо бродит осень, А в глазах, а в глазах уже зима. В разгар танцев отлично вписалась новинка, которую мне хотелось проверить на нынешней публике. Будет ли такое пользоваться спросом? О, боже, мама, мама, я схожу с ума, Её улыбка, мама, кругом голова. Будет! В те времена хлопать музыкантам на танцах еще не научились. Группа фанаток Антона, плясавшая возле сцены, просто замерла, пожирая его восторженными глазами. А крепкая барышня Галюся, слесарь из механического цеха, заорала вдруг: - Антоша, еще разок, и я твоя навеки! Пришлось начинать снова, так сказать, на бис: О, боже, мама, мама, пьяный без вина, Её улыбка, мама, самая-самая. Обычные вроде слова, и музыка не мудреная, а какой фурор... Егор Крид рулит во все времена, это весьма важное наблюдение. И голос Антона с каждый разом звучит все уверенней, с парня будет толк. Репертуаром я его обеспечил на десять лет вперед, только работай, не размениваясь на пустяки. Эпилог В Испанию я переместился с двумя сумками диетических продуктов на груди. Еле допер эту тяжесть. Тяжело плюхнулся на диван гостиничного номера, однако сразу подскочил от явной несуразности - из спальни выглядывали чьи-то голые ступни. - Там, вдоль стенки, лежит труп, - мелькнула в голове догадка. Эта мысль не вызывала сомнений. - Наша мама пришла, молочка принесла? - переступив через мертвые ноги, в дверном проеме показался Игорь Неделькин. Одет он был неприметным туристом - гавайка, шорты, шлепанцы. - Ну да, - машинально ответил я. - Извини, Михалыч, ничего личного, - поднимая пистолет, он криво усмехнулся. - Просто в этом раскладе ты немного лишний. Рука с 'Береттой' еще двигалась, когда сумрачная комната расцвела яркими красками. Огонек светодиода в стенном выключателе, неожиданно вспыхнув красным рубином, резанул по глазам. Голос Игоря увяз в густом меде, только пустой жабий взгляд проникал прямо в душу. Конец фразы я едва расслышал - делаясь тягучими, слова замедлялись. Звуковой фон, преобразившись, сменился ровным гулом, а искаженная речь тоже застыла на одной ноте, как бывает в испорченном магнитофоне. Детали сделались контрастными. Крупный мотылек, бьющийся на рожке ранее бледного, а теперь вдруг полыхнувшего светом ночника, внезапно замер в воздухе, обретя фантастическую четкость. Словно резкость в бинокле навели: каждая ножка бабочки стала видна до мелких мохнатых деталей. Кадрами из замедленного фильма, переливаясь фиолетово-черным перламутром, пестрые крылышки сонно дрожали в попытке возобновить движение вверх-вниз. Казалось, мотылек навсегда увяз в прозрачном сиропе загустевшего воздуха. Мрачный зрачок толстого пистолетного ствола уставился мне в лицо, вызывая острое желание дернуться в сторону от такого недоброго взгляда. Одновременно с запуском торможения мира Игорь Неделькин успел нажать спусковой крючок. Сухо клацнул затвор 'Беретты', из ствола лениво вылетела пуля в облаке пороховых газов. Увидеть ее замедляющийся полет мне удалось, а вот уклониться не совсем - плечо резануло болью. И только затем прозвучал кастрированный глушителем выстрел. Удар развернул меня, отбрасывая на диван. Взгляд остановился на круглой дырочке в левой части грудины, откуда толчками выплескивалась ярко-красная кровь.