Мы условились встретиться в следующее воскресенье. Перед нашим уходом господин Катоу пожал мне руку. – Я надеюсь, что вы серьезно отнесетесь к моему предложению, – сказал он. Хонда смотрел на нас. Когда мы сели в машину, он спросил: – О каком предложении он говорил? – Чтобы я бесплатно жил в его доме, – ответил я. Хонда скептически хмыкнул. – Бесплатно ничего не бывает. – Ну, не совсем бесплатно. Он хочет, чтобы я покупал ланч для его жены, потому что она болеет и не может выходить сама. Ты знаешь ее? – Лично не знаком, но несколько раз видел. Она всегда улыбалась. У нас маленький город. Все знают друг друга. – Он тронул машину с места. – Помнится, я слышал, что его жена страдает от депрессии. У них была маленькая дочка, но она умерла несколько лет назад. – Понятно. – Ишида, тебе надо принять его предложение. Оно кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, но такой человек, как господин Катоу, не сделает ничего такого, что может разрушить его репутацию. Новости разносятся у нас быстро. – Я подумаю. – Иногда Хонда держал себя чуточку покровительственно, возможно, потому что был старше меня. – Что тебя останавливает? – Сам дом. – Я положил левую руку на край окна. – Он тихий, и это хорошо, но в нем ощущается что-то странное. – В нем все слишком аккуратно и чисто, поэтому он и кажется странным. – А что ты думаешь о комнате моей сестры? – Она подходила ей. Я согласился с ним. Кеико всегда была организованной и точной. Но ее комната показалась мне такой холодной и безликой. Люди обычно обустраивают свою комнату любимыми книгами, фотографиями, сувенирами. Ты можешь многое узнать о человеке, глядя на его спальню. А в спальне моей сестры отсутствовали краски. Не считая тех джазовых кассет и флакона духов, ничто не отражало ее личность. Эта комната была безликой, как и рабочий стол в Йоцубе, словно сестра хотела стереть свою личность. Я думал о работе в Йоцубе и о предложении господина Катоу. Если я пройду той же дорогой, по которой шла моя сестра, то тогда, может, наконец пойму вещи, о которых она никогда не говорила. Глава 6 Светофор и пропавший нож Вернувшись в свой гостиничный номер, я достал листок, который взял в спальне сестры. Он был изрядно помят, словно его часто перечитывали. Я узнал почерк Кеико. Она написала: «Любовь приходит, когда ты ждешь ее меньше всего. Вот почему англичане говорят «falling in love» – «упасть в любовь». Ты вообще не собираешься падать и никогда не сможешь этому научиться. Ты просто падаешь. Она захватывает тебя за долю секунды. Ты не успеваешь ни думать, ни тем более реагировать. Когда ты наконец осознаешь случившееся, то понимаешь, что спасения нет. Ты уже провалилась слишком глубоко». Я смотрел на бумажку. Значит, она приехала в Акакаву в погоне за кем-то или убегая от кого-то? Но сам факт, что она уехала из дома после окончания университета, не стал для меня неожиданностью. Я всегда знал, что это неминуемо случится. Когда ей исполнилось девятнадцать, сестра купила в зоомагазине девятнадцать птиц. Я хорошо это помню, потому что пошел туда вместе с ней. Я не помню, что это были за птицы, но у них были черные перья. Владелец лавки посадил их в три клетки. Сестра несла две, а я нес третью. Я не понимал, что она задумала. Птицы были не слишком красивыми и противно пищали. Когда мы вышли на улицу, я не выдержал и спросил, зачем она их купила. На ее губах заиграла слабая улыбка. – Сегодня мой день рождения, и мне захотелось купить птиц. – Зачем они тебе? Они такие горластые. Мама рассердится, и я не хочу, чтобы нам попало. Ее улыбка исчезла. – Я и не собираюсь нести их домой. – Мы что, съедим их? – Не говори глупости. Мы подошли к ближайшему каналу. По обе стороны от воды простирались луга, поросшие травой. На этом берегу я часто играл в футбол со своими друзьями. После полудня возле канала много бегунов и женщин с детьми, но теперь был вечер, и там было почти пусто. Мы поставили клетки, и сестра их открыла. Мы ждали, что птицы вылетят, но они и не собирались. Так и сидели в открытых клетках. – Странно, – прошептала сестра. – Почему они не улетают? Она свистнула, чтобы спугнуть птиц, но они и не пошевелились. Она громко захлопала в ладоши. Опять без результата. Сестра, разочарованная, подняла одну клетку и встряхнула ее. Одна из птиц вылетела. Остальные последовали за ней. С довольной улыбкой сестра смотрела, как они взмывают в небо. Старик, выгуливавший своего золотистого ретривера, подошел к нам. – Девушка, не нужно выпускать этих птиц, – сказал он. – Вы не принесете им добра. Они не умеют искать пищу и пристанище и скоро все умрут. – Проговорив это, он пошел со своей собакой дальше. Сестра огорчилась. Мне захотелось ее утешить. – Может, все не так плохо? – уговаривал я ее. – Если даже они скоро умрут, все равно их жизнь была счастливее, чем у тех, кто просидит в клетке всю жизнь. К тому же старик, возможно, ошибается. Птицы тоже умеют адаптироваться, правда? Она ничего не ответила. Мы молча вернулись домой. Мне часто казалось, что этот случай послужил катализатором. Через три года после того дня сестра собрала свои вещи и купила билет в такое место, где никто из нас не был. Возможно, ей хотелось стать свободной. И она в конце концов безвременно умерла, как те птицы. В тот день, когда сестра уехала из Токио, я вернулся домой и обнаружил там хаос. Клочки бумаги, палочки для еды и ножи, битые тарелки и бокалы усеяли весь пол. Одна из настольных ламп лишилась абажура. В гостиной мать подметала пол. – Что случилось? – спросил я. – Почему такой разгром? Она ничего не ответила и продолжила уборку. Я застыл у двери. Не смел пошевелиться. Всюду валялись мелкие осколки стекла. – Где Кеико? – О чем ты говоришь, Рен? – Мать повернулась ко мне. – Ты мой единственный ребенок. От ее слов у меня по спине побежали мурашки. Я бросился вверх по лестнице, в спальню сестры. Распахнул дверь, но там было пусто. Некоторые ее вещи валялись на кровати и на полу. Дверца гардероба была распахнута, половина ее одежды исчезла. Ко мне пришло осознание реальности. Моя сестра уехала. У меня подогнулись коленки. Я сел на пол в ее спальне и просидел так, онемев, несколько часов. Я вышел только тогда, когда мать позвала меня обедать. Удивительное дело, но она что-то приготовила. Она ничего не говорила о Кеико, а я не спрашивал. Не поднимая головы, я ел мисо рамен. Вкуса не чувствовал совсем. Потом мать нарушила молчание: – Почему ты до сих пор в школьной форме? Уже семь часов. Ступай и прими душ. От тебя пахнет потом. Лежа в постели в своем номере, я обдумывал список людей, которым надо было сообщить о моем решении. Так кому же? Родителям, конечно, хоть я и сомневался, что их это интересует. После отъезда сестры у нас стало правилом не говорить о ней. В мой университет ничего не надо сообщать, поскольку я выполнил все, что требовалось, и теперь просто ждал диплом. Как насчет Наэ? Когда-нибудь я с ней помирюсь, но пока еще рано. Короче, я решил пока ограничиться родителями. Сначала я собирался им позвонить, но написать письмо было проще. Я спустился вниз и взял у администратора конверт и несколько листков бумаги. Чистые, белые страницы пугали меня, но я все-таки написал первые строчки, и дело пошло гладко. «Папа и мама,