– Ну вот и славненько! – обрадовался Юркевич. Сергей достал сигареты. Фельдшер бросился к нему, перехватил руку у самого рта. – Потерпи! – взмолился медик. – Тебя от курева снова развезет. – Ничего мне не будет! – заявил Козодоев, высвободил руку, прикурил, жадно затянулся и тут же почувствовал, как сознание вновь помутилось. – Сергей, ты в норме? – заглядывая ему в глаза, спросил Юркевич. – Вот черт, он опять в ауте! – Через минуту все в порядке будет, – заверил его Сергей. Начальник юридического отдела включил селектор. – Приемная, наши гости уже поднялись? Как придут, угостите их чаем. У нас тут небольшая задержка вышла. Как будем готовы к встрече, я сообщу вам. – Сергей, давай еще укольчик сделаем, – предложил фельдшер. – Коли, – милостиво разрешил Козодоев. – Ты что вчера пил? – не подумав, спросил медик. – Твое какое дело? – взорвался Сергей. – Нужен укол – так делай его. Чего ты меня расспрашивать взялся, как прокурор на допросе? Повадились совать нос не в свои дела. Что пил, что ел? – передразнил он медика. – Нефть сырую пил и асфальтом закусывал. Доволен? Фельдшер несколько часов пытался привести пациента в божеский вид, а в итоге нарвался на неприкрытое хамство. Он обиделся, сделал укол и ушел. Минут через двадцать Козодоев объявил, что готов к приему посетителей. – Проходите, – пригласил Юркевич милиционеров. Ефремов взглянул на часы. – Не прошло и полгода, – пробурчал он себе под нос. В кабинете представителям власти сесть никто не предложил. Они остались стоять посреди помещения, как бедные просители перед барином. – Как я понимаю, вы по делу? – спросил Игоря Юркевич. – Вы кто? – вместо ответа осведомился Ефремов. – Я начальник юридического отдела СГТС. Директор фирмы поручил мне присутствовать при разговоре и проконтролировать, не ущемляются ли права господина Козодоева. – Вы же не адвокат…. – начал было возмущаться Игорь, но Воронов одернул его. – Все в порядке, – сказал он. – Я следователь. У меня будет несколько вопросов к Сергею Владимировичу. – Вы нашли человека, который стрелял в меня? – спросил Козодоев. – В вас? – изобразил удивление Воронов. – Почему вы решили, что неизвестный преступник стрелял именно в вас? – В кого же еще? В Мякоткина он попал случайно. Я был главной мишенью! – Козодоев вышел из-за стола, встал напротив милиционеров. – В меня стреляла эта фашистская сволочь! – Хозяин кабинета ткнул себя пальцем в грудь. – В меня метил ваш наймит. Что, вы с чем-то не согласны? Я по глазам вашего полковника видел, что это он устроил кровавую бойню. Разве не так? – Козодоев прищурился, всмотрелся в лицо Ефремова, показавшееся ему знакомым. – Мы где-то встречались? – спросил он Игоря. – Ты в ГАИ не работал? – Бог миловал, – сквозь зубы ответил Ефремов. – Пока не найдете человека, который стрелял в меня, и не арестуете его, мне с вами разговаривать не о чем. Аудиенция окончена! Вы свободны. – Как свободны? – вспылил Игорь. – Мы представители власти…. – Еще слово, я вызову охрану и вас отсюда вышвырнут, как Паниковского из исполкома. – Козодоев вернулся за стол, вытряхнул сигарету из пачки, закурил. – Вы еще здесь? – издевательским тоном спросил он. – Советую вам не злоупотреблять моим терпением, – завершением этой фразы стала трехэтажная матерная брань. – Пошли! – Воронов потянул коллегу за рукав. – Идем, Игорь. Не надо ничего говорить. Взбешенный Ефремов подчинился, но не потому, что побоялся охранников. Он оценил состояние Козодоева, понял, что этот человек пьян и расспрашивать его о событиях на площади смысла нет. «Поручение Живко я выполнил, – подумал Игорь. – Теперь пусть полковник решает, как дальше быть». На выходе из приемной Воронов перепутал направление и уверенно пошел в другую сторону от лестничного марша. Охранник в серой униформе преградил ему путь. – Вам туда! – указал он рукой на фойе. – Заблудился, – смущенно оправдался Виктор. На крыльце здания милиционеры остановились, закурили. – Ну что, Ворон, теперь ты понял, почему в девятьсот семнадцатом году революция произошла? – спросил Ефремов. – Пришли крестьяне к барину поговорить о посевах, а он их велел взашей прогнать. Как нас с тобой. Крестьяне подумали малость и вернулись вечерком с вилами и косами, решили социальную справедливость восстанавливать. Знаешь, за что мне обидно? Этот Козодоев ведь был пионером и комсомольцем, ленинские зачеты сдавал, в тимуровском движении участвовал, а потом – раз! – и превратился в буржуя, в аристократа, для которого мы с тобой плебеи, недостойные даже короткой беседы. – Он пьяный был или обкуренный. Глаза у него сверкали, как у религиозного фанатика перед алтарем. – Нет, – покачал головой Игорь. – Он не пьяный и не под воздействием наркотиков. У него просто крыша от поддельной водки поехала. Я уже сталкивался с такими чудесами. Если Козодоев вчера целую бутылку приговорил, то в себя придет никак не раньше чем через сутки. От паленой водки человек дуреет не когда пьяный, а когда у него похмелье наступает. На крыльцо подышать свежим воздухом вышли охранники. Воронов с Ефремовым побросали сигареты и поспешили в УВД докладывать руководству о несостоявшемся допросе. Пока Юркевич провожал милиционеров до дверей приемной, Козодоев вернулся в комнату отдыха и рухнул на диван. В шесть вечера его растолкал начальник службы безопасности СГТС Алексеев, широкогрудый якут с пудовыми кулаками. Он любил рассказывать о себе. Дескать, род мой идет от казаков-первопроходцев. Прабабка моя их уважала, вот я и пошел не в мелкую северную породу, а в забайкальских ширококостных русаков. – Сергей Владимирович, вставай! – Алексеев потряс Козодоева за плечо. – Отец велел тебя домой отвезти. Козодоев с трудом поднялся и пробормотал: – Поехали. У подъезда, где жил сын директора СГТС, Алексеев велел водителю остановиться, но из машины выходить не стал. – Сергей Владимирович, это не тебя делегация ждет? – не оборачиваясь, спросил он. Козодоев всмотрелся в лица четверых парней, поджидающих кого-то на лавочке у подъезда. – Я их не знаю, – неуверенно ответил он. – Пошли! – обдумав ситуацию, скомандовал якут. С грациозностью разжиревшего леопарда он вылез из «Волги», подошел к парням и спросил: – Кого ждете? Не меня, часом? – Нет, его, – указал на Козодоева парень в кожаной куртке. – Он вчера нашу девочку снял, а расплатиться позабыл. – О, мани-мани, хрен в кармане! – засмеялся Алексеев. – Сейчас все уладим! Он сделал полшага назад и так врезал ближайшему мужчине носком армейского берца в челюсть, что тот кувыркнулся с лавочки на спину и затих. – Закурить есть? – зло спросил якут. Парни пришибленно промолчали. Вопрос о куреве – самый провокационный. Не так ответишь, без зубов останешься. – Я вижу, вы спортсмены, бегуны на длинные дистанции. Пока я добренький, забирайте эту падаль и валите отсюда бегом. Или я вам сейчас столько бабла отсыплю, что карманы треснут. Дважды повторять ему не пришлось. Сутенеры подхватили бездыханного товарища и быстро скрылись в темноте двора. Дома у Сергея якут проверил холодильник, забрал недопитую бутылку водки. – Если почувствуешь себя плохо – вызывай «Скорую», – сказал он. – Мне уже плохо, – признался Козодоев. Начальник охраны не стал бросать хозяйского сына в трудную минуту. Вначале он по телефону доложил директору СГТС о состоянии Сергея, потом вызвал врача. Бригада «Скорой помощи» приехала через час, когда Козодоеву стало совсем плохо. Его, полуживого, отвезли в токсикологию, сдали с рук на руки врачам в приемном покое. Дежурный врач, осмотрев Сергея, велел немедленно приступить к реанимационным мероприятиям. – Еще немного и было бы поздно, – сказал он наутро родителям Сергея. – Доктор, это опасно? – испуганно спросила Римма Витальевна. – Уже нет! – заверил ее врач. – Через пару дней поставим больного на ноги, а через неделю, если не будет осложнений, выпишем.