Дескать, посмотри, вот его стихотворение «Смерть тиранам!», опубликованное как раз перед акцией у памятника. Что он тут пишет? «К ногам вождя падет тиран». Это о Мякоткине? Без сомнения. Он банкир, кровопийца, враг трудового народа. Где его убили? У подножия памятника Ленину, то есть у ног вождя. Что тебе еще надо? Подстрекательство налицо. Все на этом и закончилось бы, но тут у Ляхова в голове что-то перемкнуло, и он как заорет: «Вы куда меня привезли? Я думал, что в прокуратуру, а оказалось – в бордель! Эй ты, проститутка, скидывай юбку, я покажу тебе пролетарское орудие труда!» Поэт полез расстегивать ширинку на брюках. Ващенко взбесилась и задержала Ляхова в качестве подозреваемого. Сейчас он в ИВС, ждет предъявления обвинения. – В какое славное время мы живем! – с усмешкой проговорил Андрей. – Оказывается, за стихотворение можно за решетку угодить. Роман Георгиевич, а почему опера выбрали именно это произведение? У Ляхова же все стихи такие. Смерть тиранам, долой Ельцина, да здравствует новая пролетарская революция! – Сдается мне, что они взяли первую попавшуюся газету «Новый путь» и нашли в ней подходящее стихотворение. Если бы Ляхов Ващенко проституткой не назвал… Но что было, то было. Теперь давай о серьезном. Мне предложили стать начальником городского УВД и намекнули, что хорошим аргументом при моем назначении стало бы раскрытие дела Мякоткина. Оно означает направление дела в суд с обвинительным заключением и признательными показаниями обвиняемого. – Самойлов постучал кончиками пальцев по столу, посмотрел в глаза Лаптеву. – Андрей, ты талантливый аналитик и комбинатор. Если кто сможет вывести Мякоткина на чистую воду, то только ты. Я даю тебе срок до конца недели. К следующему понедельнику я жду у себя на столе признательные показания Алексея Мякоткина. Как только закончишь с этим делом, можешь перебираться в свой бывший кабинет. – А куда вы Ефремова денете? – Отправлю назад, в Ленинский РОВД. Ефремов в последнее время увлекся решением своих личных проблем. Мне такой заместитель начальника уголовного розыска не нужен. Андрей, все силы городского управления в твоих руках. К понедельнику мне нужен результат. Действуй! Дома Лаптев рассказал Лизе о разговоре с Самойловым. – Ни за что! – немедленно отчеканила супруга. – Если ты меня хоть капельку любишь, то не вернешься в уголовный розыск. Об окладе и звании мне даже не говори! Я хочу видеть дома мужа, а не его зарплату. Да и звезды твои мне не нужны. Никакого перевода в ОУР. Сиди в следствии. Я уже привыкла к спокойной жизни и ничего менять не хочу. – Лиза, здесь палка о двух концах! Кто тебе сказал, что я останусь в следствии, а не полечу вслед за Ефремовым к черту на кулички? Если Самойлова не утвердят, то враги могут спихнуть его куда-нибудь в областное УВД, бумажки перебирать. Вслед за ним автоматически выгонят меня. Я в следственном отделе на птичьих правах. Первая же медкомиссия меня забракует. – Когда тебе звание придет? – В праздничный приказ ко Дню милиции меня не успели включить, так что с майорскими звездами придется подождать до первого декабря. – Если тебе присвоят звание как следователю, то комиссовать уже не смогут? – Конечно, нет. Звезды – это подтверждение соответствия занимаемой должности. – Отлично! Раскрой им Мякоткина и оставайся на месте. Ты же можешь отказаться от новой должности? Андрюша, посмотри на меня! Забудь про уголовный розыск и сиди на своем теперешнем месте. – Знал бы Леша Мякоткин, что его судьба зависит от моей больной ноги! – сказал Андрей. – Какая интересная логическая цепочка получается. Моя нога – должность следователя – назначение Самойлова. Лиза, я не рвусь в уголовный розыск. С меня достаточно того, что я снова в строю. – Лаптев замолчал, включил телевизор, достал сигареты. – Андрей, обещай, что ты откажешься от новой должности, – потребовала супруга. – Ты совсем не слушаешь меня! Лиза обернулась и увидела, что Лаптев, не отрываясь, смотрел на экран телевизора. Оператор снимал немолодого длинноволосого мужчину с непокрытой головой. Взор его сверкал ненавистью и праведным гневом. – Это что за Че Гевара местного разлива? – поинтересовалась Лиза. – Это поэт, революционер и экстремист Иван Ляхов, – ответил Андрей. – Судя по всему, его только что освободили из ИВС. Словно услышав Лаптева, поэт-экстремист погрозил кулаком врагам и провозгласил: – Запомните, тираны и их холуи, русскому народу рот не заткнуть! Для нас свобода важнее любых материальных благ! – Я поняла, что ты во всем со мной согласился, – сказала Лиза. – Вот и хорошо. Идем ужинать. 41 На следующий день Лаптев изложил начальнику городского уголовного розыска Стадниченко свой план, точнее сказать, наброски к нему: – Чтобы понять Мякоткина, надо влезть в его шкуру. Это нетрудно сделать. Он наших кровей, такой же человек, как и мы. Сразу же после армии пошел в милицию. Это значит, что ему нравится внешняя атрибутика нашей службы: форменная одежда, оружие, власть. Человек, зараженный бациллой любви к погонам и оружию, не выздоровеет никогда. Уйдя на гражданку, Мякоткин не поменял свои привязанности. Револьвер – лучшее подтверждение тому. Он придумал отличный план, но допустил одну ошибку, не избавился от ствола на месте убийства сообщника. Если бы он скинул оружие, то цепляться нам было бы не за что, а так у нас остается шанс. – Почему ты уверен в том, что револьвер до сих пор у него? – спросил Стадниченко. – Витя, посмотри на мир его глазами! После стрельбы на площади в городе поднялся переполох, в центр были стянуты патрули. Где гарантия того, что его после убийства с револьвером в кармане не остановят прямо у профессорского дома? Ее нет, но Мякоткин идет на риск и от оружия не избавляется. Ему жаль револьвера, он прикипел к нему душой. Вспомни наших пенсионеров. У них годами в шкафах пылятся кителя с наградами. Спрашивается зачем? Внукам показывать? Нет, для души. С револьвером та же история. Не поднимется рука у Мякоткина выбросить ствол. Если он не скинул его в экстремальной ситуации, то потом ни за что не расстанется с ним. Этот револьвер теперь его брат и тайный сообщник. А ведь братьев предавать нехорошо. Это не по понятиям, и не по нашим, и не по бандитским. – Пожалуй, ты прав. Стало быть, если мы изымем ствол на обыске, то это нам ничего не даст, так? – Абсолютно! Как только мы у него обнаружим ствол, он тут же заявит, что нашел его на улице полчаса назад, хотел в милицию сдать, но не успел. Есть и другой вариант. Его жена скажет, что это она нашла револьвер и принесла домой, хотела мужу показать. С женой даже надежнее. Женщине за оружие реальный срок ни один суд не даст, условным ограничится. Витя, его надо брать со стволом в руках. Другого варианта нет. – Ты предлагаешь спровоцировать Мякоткина на новое преступление? – У тебя есть другой план? Рассказывай, обсудим, а если нет, то послушай меня. Сидит некто в скверике у профессорского дома и видит, как в подвал вошли двое, а вышел только один человек. Через некоторое время этот самый некто узнает, что в подвале обнаружили труп. – Он раньше знал или видел Мякоткина, – с ходу уловил Стадниченко суть дела. – Некто подумал и решил, что бывший мент должен заплатить за его молчание. Какую примерно сумму он должен запросить? – Две трети от всего имущества. Первым побуждением у Мякоткина будет желание откупиться, потом он почешет репу и решит: «На фиг надо! Заплачу один раз, этот тип не успокоится, будет тянуть с меня снова и снова, пока совсем не разорит». – Ты навел справки о его оборотном капитале? – Все разузнал. Осталось найти кандидатуру на роль вымогателя и начать действовать. – Такого человека придется искать в другом городе. – Согласен. Любого из бывших или действующих сотрудников Мякоткин может опознать, почувствует подвох, затаится, станет выжидать, чем дело кончится, а у нас времени нет. Мы должны раскрутить его к понедельнику. – Ты должен раскрутить, Андрей! Надо мной никто с кнутом не стоит. – Стадниченко откинулся в кресле, закурил и спросил: – Тебе Самойлов предложил ко мне заместителем пойти? – Если предложит, то я откажусь. В одну реку дважды не входят. – Андрей, я помогу тебе, но при одном условии. Ты в раскрутку не суешься, о результатах не спрашиваешь. Я к этому мероприятию подключу только самых доверенных лиц, а ты о нем до понедельника забудь. Если мне нужна будет твоя помощь, то я попрошу. А если нет, то сиди и жди, пока я не приведу к тебе нашего бывшего коллегу. Договорились? Вернувшись к себе, Лаптев разложил на столе справки, сводки наружного наблюдения и попытался понять, что толкнуло Алексея Мякоткина на двойное убийство. «Движущим мотивом убийства выступают, как правило, корысть, любовь или месть, – размышлял он. – Причем последнее практически всегда является производным от двух первых. К любовному мотиву я отношу желание устранить соперника, ревность и бессмысленные с точки зрения здравого смысла порывы души в стиле «Так не доставайся же ты никому!». Помнится, когда один страдалец понял, что его ухаживания никогда не увенчаются успехом, он зарезал свою возлюбленную, потом хотел покончить с собой, но не успел. Что двигало Алексеем Мякоткиным? Корысть? Вряд ли. В финансовом отношении он полностью зависел от отца. Тот дал ему деньги на шиномонтажную мастерскую, причем оформил заем не через банк, а через свой кооператив «Золотой ключик». Кстати, интересная организация, этот кооператив по установке металлических дверей! Если судить по транзакциям, проходившим через банк Мякоткина-отца, то этот кооператив уже половине города двери установил. Когда-нибудь это мошенничество должно было бы вскрыться, но Мякоткина-старшего разоблачение не волновало. Почему? Да потому, что Мякоткин присваивал деньги Союза предпринимателей Западной Сибири, общие, то есть ничьи. Чем Мякоткин хуже Лотенко? Анатолий Борисович распоряжается средствами союза как своими собственными, а его заместители должны быть образцом честности и порядочности? Так не бывает. Каков поп, таков и приход». Документы о финансовой деятельности отца и сына Мякоткиных Андрей отложил в сторону, раскрыл конверт, достал из него несколько фотографий молодой ухоженной женщины с ребенком. Выполняя свою часть договоренностей, Ефремов организовал слежку за женой Алексея Мякоткина. К отчету о ее перемещениях по городу прилагались эти снимки, которые Лаптев должен был вернуть Ефремову. «Татьяна Мякоткина. Ничем не примечательная личность. Даже на этих изображениях она выглядит блекло, словно фотограф отретушировал и слегка размыл черты ее лица. Такая женщина мимо пройдет, не обернешься. Что о ней известно? Училась в институте, где преподавал Мякоткин-старший. В восемьдесят восьмом году получила диплом, вышла замуж, через год родила. В настоящее время сидит в декретном отпуске. Все усреднено, как-то очень уж серо. Но вот один примечательный факт из ее прошлого. В характеристике студентки Ивановой, ставшей после замужества Мякоткиной, куратор курса не удержался и отметил: «Решительная, всегда доводит начатое дело до конца». В остальном характеристика стандартная: «Комсомолка, ответственная, участвует в общественной жизни курса». Надо же, решительность! Видно, Татьяна не такая серая мышка, как кажется». Андрей разложил по порядку фотографии, снятые с возрастающим приближением. Вот Татьяна у подъезда, держит ребенка в комбинезоне на руках. На следующем снимке она уже ближе, можно рассмотреть детали одежды и черты лица. Еще кадр: рука Татьяны, унизанная перстнями. «В быту Татьяна Мякоткина тяготеет к показной роскоши, – отметил Андрей. – В былые времена сказали бы, что она живет не по средствам. Муж ее зарабатывает так себе, на уровне торговца ширпотребом на рынке, а жена одета с иголочки, серьги-кольца, все при ней. На какие шиши? Родители мужа помогают? Как только Мякоткин-старший перешел работать в банк, он тут же купил сыну кооперативную квартиру, новенькую «девятку», помог мебелью жилье обставить, а потом ссудил сыну средства на развитие бизнеса. В этом есть какое-то противоречие, словно Мякоткин-старший считает семью сына и его самого разными субъектами получения финансовой помощи. Для семьи все бесплатно, а сыну – под проценты. Если Мякоткин-старший невестку баловал, а сына в ежовых рукавицах держал, то Алексей мог приревновать папашу и ликвидировать его. С другой стороны, принимал же он подарки, и все его устраивало, значит, жену не ревновал. Или закрывал до поры до времени глаза, а потом прозрел и взбесился. Вот еще один вопрос: какого черта он ушел из милиции? Бунтующая юность, желание продемонстрировать родителю, что сам способен всего в жизни добиться? Если он устал от милицейской службы и хотел денег, то почему пошел не под крылышко к папаше, а в свободное плавание? Шиномонтажная мастерская – рискованный бизнес. Сегодня деньги есть, а завтра конкуренты цены снизят и пустят тебя по миру с протянутой рукой. Или рэкетиры такой данью обложат, что проще закрыть лавочку, чем на дядю работать. Одни вопросы! Чтобы понять мотив действий Алексея Мякоткина, данных, имеющихся у нас, мало. Нужно продолжить сбор информации и расширить круг возможных участников этого дела. У Мякоткина, кроме жены и отца, есть сестра и мать. О них пока мне ничего толком не известно». Лаптев сложил фотографии и сводку наружного наблюдения в конверт, поднялся к Ефремову. – Я возвращаю ваш портрет, – сказал он, бросив конверт на стол. – Игорь, мне нужна помощь. Не морщись, больше с заданиями для службы наружного наблюдения мухлевать не придется. Кстати, ты как за ней слежку оформил? Как за наркоманкой или воровкой? – Для такой ухоженной дамы больше всего подходит роль скупщицы краденого. У тебя никто фотографии не видел? – Игорь, я знаю правила игры и умею хранить секреты. Ефремов убрал конверт в ящик стола, пододвинул к коллеге пепельницу и проговорил: – Меня твой Самойлов со всех сторон обложил, всех людей забрал, но я человек слова. Что обещал, то сделаю. Сам займусь. Надеюсь, негласный осмотр квартиры Мякоткина производить не придется? А то я, знаешь ли, не особо уважаю лазать по квартирам в отсутствие хозяев. В среду Лаптева вызвал к себе прокурор города. – Уголовное дело по памятнику надо прекратить, – без лишних предисловий сказал он. – Основания? – мягко поинтересовался Лаптев. – Отсутствие умысла на демонтаж памятника. – Подъемные краны Лотенко пригнал на площадь, чтобы народ повеселить, так, что ли? – Андрей Николаевич! – в голосе прокурора появились неприязненные нотки. – Вы же юрист, если мне память не изменяет? На эту словесную пощечину Лаптев не отреагировал. Он научился держать себя в руках и не давать воли чувствам. Считает прокурор, что разговор надо начинать с оскорблений, пусть покуражится. На то он и при этой должности, чтобы свою власть показывать. – Давайте разберем поступки Лотенко с юридической точки зрения. Что он сделал? Вывел на площадь Советов строительную технику, велел рабочим подготовить подъемный кран к демонтажу памятника. На этом активные действия, направленные на снос памятника, закончились. Владимир Ильич как стоял, так и стоит. Я лично допросил Лотенко, и он показал, что памятник демонтировать не намеревался. Строительная техника на площади, по словам Лотенко, должна была продемонстрировать властям и жителям города опасность реставрации коммунистического режима. Вот протокол допроса Лотенко, приобщите его к прочим документам. В постановлении о прекращении уголовного дела вам надо будет сделать акцент на том, что умысла на демонтаж памятника Лотенко не имел, а буффонада со строительной техникой была лишь фоном для предстоящего митинга. Лаптев не стал спорить. Вернувшись в управление, он ознакомился с протоколом допроса Лотенко. С первого же взгляда ему стало понятно, что этот документ был составлен впопыхах, с заметными процессуальными погрешностями. «Никого прокурор не допрашивал! – догадался Лаптев. – Лотенко договорился с прокурором области о прекращении дела, вызвал юридических советников из Союза предпринимателей, и они, как уж умели, состряпали протокол допроса. Нашему прокурору оставалось только подписать его и передать мне. Да и черт с ним! Кому он, этот памятник, нужен? Если бы Лотенко снес его, то губернатор и прокурор области сказали бы, что он правильно сделал! Давно пора очистить площадь от рудиментов прошлого. А если не снес, то умысла на демонтаж не имел». Лаптев вставил в печатную машинку бумагу, заложил копирку и за полчаса напечатал постановление, поставившее точку в истории с демонтажем памятника Ленину.