– Андрей, твой перевод не сорвется? – осторожно спросила она. – Вдруг кадровики откажутся назначать тебя на новую должность? У следователей ведь наверняка есть свои ограничения по состоянию здоровья. – Никто Самойлову возражать не станет. Он нынче в великом фаворе. Что говорить, личный друг президента Бориса Николаевича Ельцина! – Да ты что?! – поразилась супруга. – Ты это серьезно? – Шучу, конечно. Но спорить с Самойловым из-за меня никто не станет. После августовского путча он неприкосновенен и у себя в следствии может творить все, что захочет. Самойлову несказанно повезло. Он очутился в нужном месте в нужное время, принял правильное решение, а потом уже сама судьба пошла ему навстречу. Андрей распечатал бутылку, налил рюмку водки, залпом выпил, поморщился, закусил. Лиза дождалась, пока муж немного успокоится, и только тогда продолжила расспросы: – Теперь толком расскажи, почему ты так уверен в Самойлове? Ты его давно знаешь? – Никогда с ним не сталкивался. Если когда-то раньше мы с ним и пересекались по работе, то я его, честно говоря, не помню. Он же в городское УВД из провинции в прошлом году перевелся. – А тебя он откуда знает? Лиза обрадовалась новому назначению Андрея не меньше мужа, но ей хотелось убедиться в том, что завтра ничего не изменится, все пойдет по плану, ее супруг вернется домой победителем, а не офицером милиции без должности и перспектив. – Обо мне справки навести проще простого. Лаптев потянулся к бутылке, но супруга пресекла эту попытку и заявила: – Погоди, успеешь выпить. Рассказывай про Самойлова. – Хочешь – слушай! После августовского путча Ельцин запретил КПСС и велел опечатать все здания, принадлежащие партии. У нас в областном УВД связываться с таким неблагодарным заданием никто не хотел. Вспомни прошлый год. Шайка Янаева разгромлена, но кто его знает, надолго ли. Представь, на смену нерешительному министру обороны Язову придут новые генералы, которые арестуют Ельцина, вернут власть коммунистам и начнут выявлять всех, кто покушался на партийное имущество. Короче, из областного УВД задание спустили в городское управление. Там прикинули и решили так. Чтобы никому зря не подставляться, пусть обком КПСС опечатывает ответственный от руководства УВД. В этот день дежурил Самойлов, только что назначенный начальником следственного отдела. Он спорить ни с кем не стал и поехал на площадь Советов. Теперь вспомни, как выглядит бывший обком партии. Это огромное пятиэтажное здание, построенное в виде квадрата с большим внутренним двором. Кроме парадного входа, там есть еще три или четыре рабочих подъезда и два подземных хода. Один ведет из обкома в Управление КГБ, а второй – то ли на набережную, то ли в подвал одного из домов у реки. Как такую махину опечатать? Что вообще собой представляет этот процесс? В кино милиционеры наклеивают на двери опечатываемой квартиры полоски бумаги или ставят пластилиновую печать. Я лично за все время работы в милиции не видел ни одной такой вот двери. Когда-то, в сталинские времена, печать на дверях наводила на обывателей ужас, а нынче ее обязательно сорвут. Просто так, из хулиганских побуждений сдернут. Словом, как опечатывать обком, не знал никто, даже сам Самойлов. Он приехал туда и обнаружил в фойе здания действующий милицейский пост. Охранники пояснили Самойлову, что покинуть здание они не могут. Вдруг пожар или воры заберутся, кто тогда за утерю или порчу государственного имущества отвечать будет? Роман Георгиевич сориентировался на месте и принял соломоново решение, которое устроило всех. Он опечатал парадный вход полосками бумаги, а охранников оставил внутри. К слову сказать, смену они ждали трое суток. Представь, четыре сержанта в огромном здании день за днем ждут, когда в Москве решат, что же теперь делать с арестованным имуществом КПСС. Но речь не о них. Итак, Самойлов. Торжественный процесс опечатывания обкома запрещенной коммунистической партии проходил в присутствии корреспондентов областного телевидения и двух местных газет. Остальные СМИ это шоу игнорировали. В стране и в городе в эти дни других событий хватало. Андрей посмотрел на бутылку, прикинул, что завтра до обеда он ни с кем, кроме хозяйственных работников Заводского РОВД, общаться не будет, и плеснул себе еще водки в рюмку. – Не отвлекайся! – велела ему супруга. – Итак, начало событий тебе известно. Прошло немного времени, и в дело вступил его величество случай. Корреспондент некой центральной газеты передал в редакцию репортаж об аресте имущества КПСС. Он и рад был бы другую заметку написать, но у нас в области событий, связанных с подавлением путча, не было, вот и пришлось высасывать новости из пальца. В суматохе заметка не была отредактирована, и по тексту получилось буквально следующее: «По приказу президента Ельцина подполковник милиции Самойлов Р. Г. опечатал обком КПСС». Суть понятна? Для областного начальства эта заметка была как гром среди ясного неба. Они вызвали Самойлова и говорят: «Когда это тебе Ельцин приказал обком опечатать?» Тот развел руками: «Заметку-то не я писал!» Но не зря говорится, что написано пером, то не вырубишь топором. Наш народ привык верить газетам, тем более центральным. Написали, что Ельцин лично поручил Самойлову опечатать обком, значит, так оно и было. Не будут же областные власти опровержение писать! Все дело закончилось бы пшиком, но тут приходит из МВД распоряжение представить в администрацию президента список лиц, отличившихся при защите демократии во время августовского путча. Кто в нашей области оказался главным борцом с путчистами? Самойлов. Остальные-то сидели сложа руки, ждали неизвестно чего, а он, бравый подполковник, в сложной обстановке не растерялся и лишил партократов места работы. Кадровики областного УВД составили список. Первым в нем был Роман Георгиевич. Ему и достались все почести. От министра внутренних дел – медаль «За охрану общественного порядка», от президента – благодарность, от директора коммерческого банка «Альфа-Восток» – денежная премия в размере пятидесяти тысяч рублей. Как сейчас помню, у меня в то время зарплата была рублей триста, а Самойлову разом наличными в кассе полста тысяч выдали. Недурно за две приклеенные бумажки? Сейчас Роман Георгиевич – фигура знаковая. Представь, герой борьбы за демократию, чуть ли не личный друг Ельцина. Кто ему слово против скажет? – Надолго ли такие почести? – До завтра бы продержался, а там трава не расти! Что тебе еще про него рассказать? Выдающимся специалистом в следственной работе Самойлова никто не считает, но он талантливый организатор, умеет правильно распределить работу между подчиненными. Каждый человек у него на своем месте. – Откуда ты это все знаешь? – Лиза, я три месяца в норе сидел или поднимался на этаж, с мужиками чай пил да последние новости выслушивал. Самойлов – чуть ли не любимая тема в разговорах. Все косточки ему перемыли, всю биографию обсудили. – Андрей, а ты не будешь комплексовать по поводу того, что вернулся в городское управление простым следователем? – Чтобы в тему войти, я даже начальником медвытрезвителя согласен вернуться. А что? Работа как работа. Сиди себе в тепле, пьяницам штраф выписывай. Шучу, Лиза! У меня, конечно, кошки на душе скребут, но что поделать! Второго предложения мне никто не сделает. Выпал шанс – надо за него хвататься. Супруга наклонилась к Андрею, чмокнула его в щеку. – Не отчаивайся, все наладится. Я тебе об этом говорила, так оно и вышло. Следователем так следователем. Андрей, только не нервничай. Я спрошу у тебя только одно. Ты в свой бывший кабинет не заходил? – Чего мне там делать? В одну реку дважды не входят. Что было, то прошло. К тому же сейчас на моем месте Игорек Ефремов сидит, а я с ним никогда не мог общий язык найти. 8 В пятницу, 16 октября, около двух часов дня оператор телекомпании БТК Джон Флейк прибыл в аэропорт «Домодедово». На входе в терминал внутренних авиалиний его поджидал режиссер-постановщик новостных телепрограмм Том Бузмен. – Хэллоу, старина! – поприветствовал оператор Бузмена. – Ты не объяснишь мне, что за чертовщина происходит? Сегодня утром меня вызвали в корпункт, всучили командировочные и велели мчаться черт знает куда, в Сибирь, в глухомань! – Тебя не совсем правильно информировали. Мы едем не в отдаленный поселок, а в крупный областной центр. – В Сибири любой областной центр – это провинциальная дыра. Даже их хваленый Новосибирск. В России есть только два города с намеками на цивилизацию. Это Москва и Ленинград, да и тот уже бывший. Так какова цель нашей поездки? Будем снимать агонию поверженного монстра в заснеженной Сибири? – Не надо утрировать, Джон! В Сибири сейчас вполне комфортная погода. Холоднее, чем здесь, но ненамного. Что же касается нашей поездки… Мужчины прошли внутрь терминала, взяли по бутылке чешского пива в буфете, встали за столик в углу. Народу в буфете было немного. Цены, взлетевшие до небес, отпугивали пассажиров. Рядовые граждане в ожидании рейса предпочитали подкрепляться вареными яйцами, бутербродами с маслом и колбасой, прихваченными из дома. – Дорогой Джон, события происходят не только в Москве, но и в Америке, – продолжил оператор. – Кстати, ты знаешь, кто по национальности наш дорогой босс, председатель совета директоров БТК Ив Савенкофф? – Американец, кто же еще. – Он-то американец, слов нет, на свет появился в Балтиморе, а вот папаша его родом из Западной Украины. До того как натурализоваться, его звали не Мик Савенкофф, а Микола Савенко. Я знал старика Мика – редкая сволочь. В каждом он видел агента НКВД и всю жизнь никому не доверял. Сына к управлению компанией допустил только в середине восьмидесятых годов, незадолго до своей смерти. – Забавный был старичок? – Джон уже в который раз поймал на себе любопытный взгляд парнишки, сидящего за соседним столиком. «В России уже год как победила демократия, а иностранцы все еще в диковинку, – отметил оператор. – Ничего, пройдет лет десять, и вы перестанете реагировать, услышав английскую речь». Режиссер отпил пива прямо из бутылки и продолжил: – Во время войны Микола Савенко служил в СС, воевал против русских в составе дивизии «Галичина». После разгрома Гитлера он каким-то чудом перебрался в английскую зону оккупации, подделал документы и оказался вначале в Канаде, а потом в Балтиморе. С помощью украинской диаспоры устроился на работу в крупный универмаг, поднакопил деньжат и открыл свое дело. Году так в семидесятом он основал «Балтиморскую телевизионную компанию» – БТК. До самого последнего вздоха старик опасался, что его разоблачат и выдадут русским. К чему я тебе это все рассказываю? Наш нынешний босс воспитан в семье, где царил культ ненависти к русским и коммунистам. – Бузмен поставил пустую бутылку на столик перед собой. Мужчина, проходивший мимо, ловко смахнул ее со стола, спрятал в сумку и пошел делать новый круг в поисках освободившейся стеклопосуды. – Сервис! – Флейк усмехнулся. – Русские идут по правильному пути. – Так на чем я остановился? – спросил режиссер. – Ах да, на семействе Савенкофф. Так вот, в конце восьмидесятых годов наш босс Ив получил солидный гранд от Фонда развития демократии на освещение перестройки в Советском Союзе. На эти деньги он открыл два корреспондентских пункта и взялся за дело. До поры до времени все репортажи из СССР были пресными и малопонятными для американского обывателя. Инвесторы уже подумывали о сворачивании программы, но тут грянул прошлогодний путч, и дела пошли на лад. Целый год мы снимали сливки с августовской революции, но всему хорошему приходит конец! В Москве утвердился Ельцин, коммунисты попрятались по щелям. Наступила эпоха первоначального накопления капитала, или, проще говоря, тотального воровства. Разграблением национального достояния американскую публику не удивишь. Инвесторы снова заговорили о закрытии корреспондентских пунктов в России. Был бы Ив Савенкофф обычным бизнесменом, он так бы и поступил. Финансовой отдачи с наших репортажей в БТК нет никакой, даже реклама не помогает свести концы с концами. Но наш Ив не простой бизнесмен, а ярый русофоб и антикоммунист. Он не может закрыть московский офис и лишить себя возможности лишний раз облить грязью Россию. Чтобы как-то выкрутиться из положения, на прошлой неделе Ив собрал совет директоров БТК и поставил задачу осветить события в России с нового, неожиданного для всех ракурса. – Если новостей нет, то их надо выдумать, – догадался Флейк. – Примерно так. Только не выдумать, а создать. Совет директоров решил сыграть на противостоянии коммунистов и демократов в Сибири. – Чушь! – возразил оператор. – Я живу в России недолго, но успел познакомиться с ребятами из Си-эн-эн. Во время августовского путча их бригада была в Сибири. Они своими глазами видели, как за Уралом отнеслись к мятежу ГКЧП и его разгрому. Том, в разгар московских событий сибирякам было наплевать на противостояние в столице. Прошел год. Ты думаешь, что-то изменилось? – Год назад в России не было состоятельных людей, а теперь они есть. – На что ты намекаешь? – не понял оператор. – Не всем нынешним богатеям достался кусок государственного пирога. Кому-то пришлось просить кредиты на Западе. В городе, куда мы летим, главный олигарх по уши в долгах перед нашими банками и ради отсрочки выплаты по кредитам пойдет на все, на любую провокацию. – Этого только не хватало! – возмутился Флейк. Ему совершенно не хотелось участвовать в освещении уличных беспорядков. Подставлять свою голову под град камней революционеров или милицейские дубинки? Нет, увольте, господа! Собственное здоровье намного важнее любого вознаграждения. – Джон, не трепещи крыльями раньше времени! – успокоил коллегу режиссер. – Никто не собирается делать революцию с баррикадами и перестрелками. Акция, которую задумал провести Ив Савенкофф, будет бескровной, но резонансной. Сюжет вкратце таков. Далекая загадочная Сибирь. Пока народ наслаждается вновь обретенной свободой и обилием товаров на рынке, заговорщики-коммунисты готовят переворот. Чтобы открыть людям глаза на их происки, группа демократически настроенных бизнесменов сносит памятник Ленину, воздвигнутый когда-то на главной площади областного центра. – Том, а кто этот монумент сносить будет? – осведомился Флейк. – Это в Москве, в горячке, памятник Дзержинскому демонтировали, а в Сибири… – Джон, политика не наше дело. Мы телевизионщики. Наша задача – снять красивую картинку и подать ее американскому зрителю в соответствующей упаковке. Кто и как будет сносить вождя с пьедестала, нас не касается. – Все это понятно, но у меня есть один вопрос. А вдруг коммунисты встанут горой за своего кумира? Тогда как? Мне с видеокамерой на плече от разъяренных большевиков убегать неохота. – В совете директоров все продумали. У нас есть два сценария. Ни по одному из них тебе лично в толпу лезть не надо будет. С нашей корреспонденткой в народ пойдет другой оператор, а ты займешься съемками общего плана… – договорить режиссер не успел. К их столику подошел мужчина лет пятидесяти, добротно, но неброско одетый. С первого взгляда Флейк узнал в нем соотечественника, совсем недавно приехавшего в Россию. – Привет, Том! – обратился он к Бузмену. – Подскажи, где здесь туалет? Ни указателей, ни черта нет. Не аэропорт, а лабиринт какой-то. – В другом конце терминала есть платный туалет, а общий, бесплатный, тут недалеко. Но туда я тебе ходить не советую. Гадюшник, грязи по колено. – Хорошо, прогуляюсь до платного. После его ухода оператор спросил: – Кто этот хам? Его в детстве мама не учила, что надо здороваться при встрече? – Это Дик Янг, представитель балтиморских деловых кругов. У него с собой есть волшебная палочка, конфиденциальное письмо от наших банкиров тому человеку, который организует снос памятника. – Кто же этот смельчак? Почему он не побоится поднять руку на священную статую? – Некто Анатолий Лотенко, председатель Союза предпринимателей Западной Сибири. Демократ до мозга костей, но не это главное. Наши банкиры крепко держат его за яйца, так что Лотенко выполнит любые их указания. К американцам подошла цыганка с младенцем на руках, что-то сказала по-русски. Флейк полез в карман за кошельком, но режиссер остановил его. – Даже не вздумай! – предостерег он. – Если ты дашь цыганке хоть рубль, она от нас до самой посадки в самолет не отстанет.