— И можно узнать, почему вдруг? — Занервничал — быстрее перебирает пальцами. — Потому что я хочу продолжить дело отца и после его смерти, мне это кажется более чем логичным. — То есть ты прекрасно понимаешь, что бизнес убыточен, но хочешь все равно этим заниматься? — Бизнес не убыточен, и мы с Вами это прекрасно знаем, Дмитрий Олегович. Бизнес настолько не убыточен, что его готовы выдрать с мясом. — Руслан подался вперед. — Более того, именно поэтому Вы его и продаете за баснословную цену, из которой озвучиваете мне лишь четверть стоимости, верно? — Я имею полное право, твой отец… — Переписал весь бизнес на меня, и Вам сей факт хорошо известен, но это не должно было быть известно мне, так? Лешаков дернул узел галстука. «А вот теперь уже не кисло, а душно. Окошко открыть?» — Ты к чему клонишь, Руслан? Ничего твой отец не переписывал. — К тому, что компания принадлежит мне, и я ничего не подпишу. Так и передайте Вашим друзьям, которым срочно понадобился мой бизнес. Лешаков со всей силы ударил кулаком по столу, а Руслан даже не вздрогнул, лишь закинул ногу на ногу и покрутился в кресле. — Щенок. Я хотел говорить по-хорошему. Я надеялся, что ты поумнел за это время. Но нееет. Как был глупым и самоуверенным сопляком, так и остался. На хрена тебе компания? Есть люди, которым она нужнее, и они готовы заплатить. Руслан ухмыльнулся достал сигарету, закурил и подвинул к себе пепельницу, глядя на покрасневшее лицо тестя. — Возить дурь? Как же! Я хорошо помню. Но ни один пакетик герыча не въедет на территорию этой страны в моих контейнерах. Я не играю в эти игры, как и мой отец не играл. Лешаков резко наклонился к Руслану. — Ты понимаешь, что это война, Руслан? Им нужны эти гребаные цистерны, вагоны, и они их получат, но не мирно, а иными путями. Я пытаюсь разрулить эту ситуацию с наибольшей выгодой. Ты — мой зять и… Руслан резко отодвинул пепельницу, и та издала скрипящий звук, заскользив по столешнице. Лешаков осекся. — Ненадолго. Я разведусь с Вашей дочерью в ближайшее время и компанию не продам. Я даже решил расширить сферу деятельности. Лешаков демонстративно расхохотался. Нервно и злобно, фальшиво. — А кто твои долги погасит, а, сынок? Кто все то дерьмо, что навертел твой отец, расхлёбывать будет? Тебя кредиторы на счетчик поставят. По миру пустят. Давай, Руслан, начистоту? Что за принципы? Какая нахрен разница, кто? Не мы, так другие. Наркота сюда рекой льется. Ты ничего не изменишь своим отказом. Если бы ты согласился, то и продавать ничего не надо. Нужные люди долги ваши закроют, и все в шоколаде, Руслан. Подумай сам, какими деньгами можно вертеть с твоими цистернами, вагонами, фурами? У меня менты и пограничники прикормлены с ручки. — Я. Не. Продам. Компанию. Встал из-за стола и задвинул стул. Руслана начинал раздражать этот разговор. — Документы о разводе получите в ближайшее время, Дмитрий Олегович. Мне больше не интересно ни наше сотрудничество, ни этот идиотский брак. — Значит так, Руслан. Ты не горячись, а мозги включи. Бешеный обернулся к Лешакову. — Включил. Дальше что? Не будет сделки. Лешаков начинал терять терпение, поправил очки, придавив к переносице. — Я ведь попросил по-хорошему, могу и по-плохому. Руслан резко обернулся и усмехнулся. Его явно забавляла эта ситуация. — О, даже угрозы? И чем Вы хотите меня напугать? Долгами? — Я по миру тебя пущу, оберу до нитки, и мне в этом помогут. — Не сомневаюсь, что у Вас много помощников. Рискните. — Борзый ты, Бешеный, но запомни хорошо — ты представляешь для меня интерес по двум причинам: моя дочь тебя любит, и мне нужна компания. Если двух этих факторов не станет, ты перестанешь представлять из себя ценность, и я избавлюсь от тебя. Бабу твою навестят… тогда ты иначе заговоришь! Вот так. Лешаков щелкнул пальцами, и в этот же момент Руслан схватил его за шиворот и впечатал в стену. — А теперь ты слушай меня внимательно, Ле-ши-й. Забудь все свои правила игры — я играю без правил. Без снайперов, кредиторов и политики. Приблизишься к Оксане — я просто растворю тебя в серной кислоте. Живьем. Однажды ночью ты проснешься в вонючем подвале привязанным к экскаватору, который аккуратно опустит тебя в чан. Ты будешь подыхать очень медленно. Поэтому молись, чтоб с сегодняшнего дня она не упала, не подвернула ногу и даже не заболела гриппом. Потому что все, что с ней произойдет, я буду считать твоей провокаций. Лешаков побледнел до синевы, над верхней губой выступили капли пота. — Руки убери, сопляк. Совсем охренел! Руслан медленно разжал пальцы. — Пошел вон с моего дома и дочь свою шлюшку-наркоманку прихвати. — Ты очень сильно об этом пожалеешь, Бешеный. — Сказал Леший и поправил пиджак, подхватил со стола папку. — Очень сильно. Когда он вышел, зазвонил сотовый и Руслан, схватив аппарат рявкнул: — Да! — У нас неприятности! — Неужели? Что еще на хрен случилось? — Оксана твоя съехала с квартиры час назад. Твою ж мать! Руслан грязно выругался. — Куда? — Ищем. Она выкинула телефон, и мы теперь не можем отследить. Думаю, она уже знает о том, что ты немного женат. Вчера несколько коммерческих каналов транслировали похороны Царева, и тебя с Ларисой там показали несколько раз. — Бл…ть! Только этого мне сейчас… Чтоб через полчаса сказал, мне где она. Обзвони гостиницы. Она въехала под своими именем и фамилией. — И еще. Залетных Нижегородских положили. Всех. — Кто? — Вороны. Метку кинули, как они это любят — Ясно. Пухом земля Нижегородским. Довыеживались. — Говорят, отец твой дружен был с Вороном. — Говорят. Ты Оксану найди, Серый. Насчет Ворона потом поговорим. Руслан накинул куртку, хлебнул еще виски, закуривая на ходу и спускаясь в машину. Проклятье, как же некстати сейчас все это. Черт, он должен был отправить Оксану раньше. Не давать ни одного дня, не рисковать. Представил себе, как она сейчас, наверное, с ума сходит, и сжал челюсти до скрежета. Надо было ей раньше сказать. Самому. А он трусил. Просто элементарно трусил. Думал, что вот еще немного, еще чуть-чуть, и все решится. Насчет долгов Леший загнул, конечно, либо не знал обо всех счетах Царя. Нужно перевести деньги и покрыть кредиты хоть частично. Провернуть несколько операций по перевозкам. Снова зазвонил сотовый. — Да! Ну что там? — Есть, Бешеный. Пиши адрес. — Купи билеты, Серый. Я сейчас не могу. Первый же рейс на Валенсию. * * * Я пребывала в странном состоянии. Я не плакала, не била посуду. Я просто медленно встала с пола и на каком-то автомате собрала пульт от телевизора. Вставила батарейки, закрыла крышку, положила его на стол. Прошлась по гостиной. Ни одной мысли в голове, только картинка на паузе — Руслан и эта девочка. Именно девочка по сравнению со мной. Я одевалась и думала о том, что внутри какая-то дикая тишина. Ни крика, ни рыдания. Ничего. Какое-то глухое злорадство и ненависть. К себе. Жалкая идиотка, а ведь мне удалось убедить себя, что все будет не так, как у других. Не так, как в тех статьях о неравных отношениях, где мужчина всенепременно находил себе другую женщину помладше. Но ведь всегда есть неискоренимое «со мной этого не произойдет. Он меня любит. Он не такой, как все». Какая глупость. Наивная и жалкая глупость, опускающая меня на уровень безмозглой курицы, которая слишком самоуверенна и не видит дальше своего носа. Ведь всё говорило об этом. Кричало. Взрывалось. А я не видела в упор. Отъезды, звонки за закрытой дверью, код на смартфоне, стертые смски, исчезновения. Остановилась посреди комнаты, застегивая пуговицы на кофточке, и расхохоталась. Все это время у Руслана была жена. Не девка, не любовница, а законная жена. С которой он просыпался в постели, как и со мной, говорил по утрам за чашкой кофе, звонил ей. Я не чувствовала боли. Нет. Ни грамма боли. Я погрузилась в болото злорадной ненависти к себе. Презрения на грани. Подошла к ноутбуку, нашла номер телефона гостиницы, заказала себе номер. Для начала съехать и побыть наедине с собой. Мне нужно время пережить этот удар. Я не могу такая вернуться к детям. Мне нужны дни и ночи в полной тишине для принятия решения. Я знала, что взрыв будет, и меня еще разорвет от боли. На ошметки. Пока что я в каком-то трезвом шоке, который вынуждает лихорадочно собирать вещи, вызвать такси, отключить телефон. Я вышла с квартиры и швырнула ключи от нее так далеко, как только видела сама. Подумала несколько секунд, достав сотовый из кармана, а потом зашвырнула его туда же. Села в такси, не обращая внимания на вытянувшееся лицо таксиста. Назвала адрес и, откинувшись на спинку сидения, закрыла глаза. Такие, как Руслан, не меняются. Бабники не становятся святыми, как бы мы в это не хотели верить. И это не просто измена. Нет. Это высший уровень лжи, высший пилотаж, виртуозный обман. Самое ужасное, что я его не осуждала. Я понимала, что это верный поступок. Он должен думать о себе прежде всего, а не обо мне. О женщине, с которой лет через десять будет стыдно выйти на улицу. Я настолько погрузилась в свои мысли, что даже не увидела, что за мной следят. Это потом я пойму, что слишком наивно было предположить, что все, что меня связывает с Русланом — это сим — карточка в новом телефоне. Такие, как он, контролируют намного больше, чем кажется на первый взгляд. Я поднялась в номер, сбросив пальто, села на пол у стены, не раздеваясь. Где-то глубоко в душе я понимала, что ожидала этого. Чего-нибудь, подвоха, обмана. Я так и не поверила в это счастье до конца. Потому что какая-то часть меня шептала внутри: «А ведь ты знала, что так может быть. Ты знала, на что он способен, знала, что сказок не бывает, и повелась. Как дура. Как идиотка. Ну как тебе сейчас? Ты живая? Сдохнуть не хочешь?». Нет, сдохнуть не хочу. У меня есть дети. Я просто права не имею подыхать. Я даже не имею права приехать к ним в том состоянии, в котором нахожусь сейчас. А потом? Что я скажу им потом? А маме? Я должна буду вернуться и, забрав детей, уйти от Руслана. Возможно, даже приехать сюда. У мамы осталась квартира, жить есть где, да и у меня кое — какие сбережения.