Алена решила, что переночевать она здесь, конечно, переночует. Но потом лучше снимет квартиру. Не в убогой обстановке дело, а в том, что нигде ни малейшей приватности. Поспать толком тоже не удалось. Про постельное белье она попросту забыла, а ложиться на голый матрас с рыжими разводами побрезговала. Задремала сидя, облокотившись на стол и пристроив голову на руки. Ни свет ни заря ее разбудила ритмичная дробь. Спросонья Алена и не сразу сообразила, что кто-то тарабанил в дверь, выстукивая «Марш энтузиастов». На пороге, ослепительно улыбаясь, стоял Денис. – Доброе утро! Какая-то ты малость помятая, – прокомментировал он добродушно. – Приглашаю тебя позавтракать. Есть батон, колбаса, кофе три в одном. Упираться Алена не стала. Живот и впрямь сводило от голода. Да и одной оставаться не хотелось. Так что общество Яковлева было очень кстати. Глава 2 Все сложилось как нельзя лучше. Причем само, без каких-либо усилий с его стороны. Неожиданный подарок переменчивой Фортуны. Главное, Денис столько бился, чтобы хоть как-то сблизиться с этой первокурсницей, бегал за ней, как мальчишка, стыдно вспомнить. Позорился, наплевав на собственную репутацию. Друзья его не узнавали. – Да забей ты на нее, Дэн, – советовал Костян, с которым они с первого курса жили в одной комнате. – Девки визжат от тебя, выбирай любую. Чего ты на этой первачке зациклился? – Она будет моей, вот увидишь, – заверил Яковлев. На самом деле Денис и сам бы хотел знать, чем эта первокурсница так его зацепила, что не получалось просто переключиться на другую. Ведь и не сказать про нее, что красотка. Хорошенькая – да, глаза выразительные, фигурка гибкая, но до канонов красоты недотягивает. Впервые он увидел ее на лыжном забеге. Физрук обещал проставить парочку спецкурсов, если Денис поможет принять у девчонок зачет. Дело, вообще-то, плевое: записывай циферки, когда кто стартанул, когда пришел к финишу – и все. Потом, правда, надо было все аккуратно переписать в протокол. Это тоже мелочи. Ну и поглядывать за девчонками, вдруг какой форс-мажор приключится. Форс-мажор и приключился, только не с девчонками, а с ним. Хотя тогда он этого и не понял. Думал, просто понравилась девушка, как сотни раз бывало. Выглядела она, конечно, в тот день чертовски привлекательно. В голубой курточке, в белой шапочке с помпоном, шарфик и варежки тоже белые. Этакая Снегурочка. Щеки от мороза горят румянцем. Синие глаза блестят. Из-под шапки черные кудри выбились. Загляденье! Денис аж залюбовался. И шустрая какая: при нормативе двадцать две минуты уложилась в восемнадцать! Как раз и заполнение протокола оказалось на руку – узнал, как зовут Снегурочку, в какой группе и на каком факультете учится. А дальше уж, решил, дело техники. Вот только техника, многократно проверенная, дала вдруг сбой. Обычно девчонки сразу таяли от его нахального обаяния, а эта нос воротила. На козе кривой не подъедешь. Он и так, и этак. И в кафе приглашал, и в кино, и в клуб, и погулять. И нежным был, и напористым – толку ноль. Облом по всем фронтам. И отступиться не мог. Хотелось быть с ней до зуда, переломить эту ее неприступность. И чем больше она его отфутболивала, тем сильнее крепло это желание, превращаясь в идею фикс. Не привык ведь получать отказы. А тут еще и первокурсница зеленая. Да она счастлива должна быть, что он на нее обратил внимание! Вон к нему какие красотки льнут, а он из всех ее выделил. Но той, похоже, фиолетово. Как так? Что за нонсенс? Правда, потом кое-что о ней удалось выяснить, и это многое объяснило. Друг Ярик, доморощенный хакер, прокачал ее в Сети и, надо сказать, огорошил добытыми сведениями. Снегурочка оказалась дочерью бывшего губернатора. Так-то. Теперь становилось понятно, почему она близко никого к себе не подпускала. Ладно – никого. Главное, его, Дениса, не подпускала. Видимо, считала, не ее он поля ягода. «Да и пошла она!» – решил. Даже закрутил с другой, с Викой со второго курса. Тоже домашней и тоже правильной, но без понтов. Хотя там и оснований для понтов особо не было. Тем не менее Вика его худо-бедно отвлекала. А двадцатого июля вдруг торкнуло: у Рубцовой день рождения! Эту инфу, как и номер ее сотового, тоже нарыл Ярик. Пару раз Денис ей уже звонил, но разговаривать она не захотела. Поэтому решил, что лучше отправить поздравление эсэмэской. И неожиданно от нее пришло: «Спасибо». Надо же – снизошла! Одарила вниманием, радуйся, плебей!.. В сущности, она ничего такого ему не говорила, сам додумался. И разозлился. Конечно, где она и где он, сын обычной сельской учительницы, поступивший на бюджет по целевому направлению. Алене этой все лучшее доставалось просто так, с рождения. Он же вынужден был работать и работать, чтобы как-то приодеться, сносно питаться и так далее. На первом-втором курсе хватался за всякую подработку. Гнул спину практически за гроши, в основном помогая китайцам на Шанхайке грузить безразмерные баулы со шмотьем. Чудом из университета не вылетел за постоянные прогулы. Потом случай свел его с Рахметом. Настоящее это его имя или прозвище, он не знал и не интересовался. В таких делах чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь. Рахмет научил его быстро и без особого труда зарабатывать. Без труда, но с риском, причем нешуточным. Потому что то, чем они занимались, попадало под вполне конкретную статью Уголовного кодекса. А именно двести двадцать восьмую – незаконное приобретение, хранение и сбыт наркотиков. Поначалу от предложения Рахмета Денис отказался наотрез, не думая ни секунды. Даже опешил от такой дикости. Что он, унтерменш какой? Он нариков и за людей-то не считает, а чтоб еще их снабжать… Фу!.. Затем все-таки подумал, просто гонорар Рахмет озвучил такой, что трудно было забыть, но опять отказался. И почти успокоился, но время от времени представлял, как бы можно было тратить такие деньжищи. А потом, прямо как назло, позвонила мать. Рыдая, сообщила, что Митя, младший брат, взрывал с мальчишками на пустыре самопальные бомбочки. И довзрывался: контузия, ожог лица, повреждение глаза. Нужны деньги – денег нет. Короче, предложение Рахмета Денис принял. С совестью он договорился быстро: всяких школьников и прочие невинные души он не окучивал. Народ не травил. Никого не принуждал. И вообще, никому ничего не предлагал. Все клиенты обращались сами. Да и клиенты кто? Торчки одни, которые себя по доброй воле пустили в разнос. Так что моралью Денис особо не заморачивался. Но зато боялся. Первое время так прямо панически. До тошноты, до озноба. Плохо спал, плохо ел, от каждого стука в дверь вздрагивал и шарахался. Потому что это только на словах выглядело легко: «Делишь товар на чеки, прячешь закладки в разных укромных местах, понемногу – а то забудешь. И места выбирай разные, а то нарики ушлые. А дальше все просто: бабки упали – говоришь координаты, где спрятана закладка». На деле же – сплошной стресс. «Не бойся, нарики про своих кормильцев не треплют. Но даже если вдруг тебя словят, при себе-то у тебя нет ничего. Прикрутить тебе нечего, – убеждал его Рахмет. – Главное, найди надежный схрон для товара и никому о нем не говори». Ну еще бы он о таких вещах говорил! Дурак он, что ли? Во-первых, болтать в этом деле категорически нельзя, особенно когда вокруг тебя постоянно всякий люд отирается. Ну а во-вторых, вряд ли такое кому-то из своих понравится. В общаге некоторые пацаны, конечно, баловались травкой. Кто-то – изредка, кто-то – регулярно. Но даже среди последних банчить хардкором считалось делом, недостойным уважения. Вряд ли ему кто-то что-то стал бы за это высказывать, но и молчаливо терять свой престиж не хотелось. Поэтому даже Костян, лучший друг и руммейт, был не в курсе, что за пакет Денис хранил в спортивной сумке в шкафу, куда постоянно уходит и откуда у него завелись деньги. Деньги… Вот это единственная приятная сторона вопроса. Настолько приятная, что вскоре Денис почти и бояться перестал. Испытывал теперь не столько страх, сколько опасения. И убеждал себя, что скоро-скоро со всем этим покончит, только подкопит еще чуть-чуть – и все, завяжет. Это «чуть-чуть» длилось уже почти год. Просто трудно было отказаться от легких денег. Даже на лето к матери не поехал. Что он там забыл? А тут, в городе, хорошо: прибыль капает ежедневно; Вика, такая покладистая и безотказная, только свистни – и тут как тут; и вообще, всегда есть куда пойти. Всучил комендантше конфеты и коньяк – и пожалуйста: живи хоть все лето. Скучновато только – народ с середины июня поразъехался. Нет девчонок – не у кого поесть горяченького на ночь глядя; нет пацанов – не с кем потрепаться, покурить, попить пивка; нет первачков – некого гонять и строить. Все самому приходится делать. Абитуру тоже не напрячь – они все с родителями. Но это все равно лучше, чем киснуть в затрапезном родном городишке. Алене он позвонил просто так, от скуки, ни на что особо не рассчитывая. А она неожиданно с ним заговорила, и вполне по-человечески. По имени назвала и даже не отказалась встретиться. Он тотчас отменил свидание с Викой и помчался на эту встречу. А все вышло даже лучше, чем он мог себе представить. Интересно было, конечно, почему Алена ушла из дома, но приставать с расспросами не стал. В конце концов, какая разница? Главное, что ему этот уход только на руку. Разве не чудо, что она согласилась приехать к нему в общагу, переночевать в комнате пацанов? Лучше бы, конечно, у него, но не все же сразу. Это уже большой прогресс. Вечером он мотался по делам, а подходя к общежитию, увидел, что свет в ее окне не горит. Успел расстроиться, что уехала, но вахтерша успокоила: на месте, никуда не выходила даже. «Значит, спит, – решил Денис, и не стал ее тревожить. – Лучше завтраком ее накормлю, – придумал он. – Завтрак – дело не менее интимное, чем ужин. Лишь бы не отказалась, а то кто этих богатеньких знает?… Сегодня из дома ушла, а завтра еще какая блажь в голову ударит…» Не отказалась. И вообще, выглядела такой несчастной и потерянной, что Денису по-настоящему захотелось о ней позаботиться, как-то помочь… Глава 3 Квартиру, хоть и небольшую (зачем ей одной большая?), но в довольно приличном состоянии удалось снять очень быстро. Буквально на следующий день. Алена искала то, что поближе к университету и подешевле, с расчетом, что впоследствии сама будет платить за жилье. Первый взнос, как это ни претило, придется оплачивать папиной картой. Однако за скромные деньги варианты были совсем плохонькие: загаженные подъезды, «убитые» квартиры или вовсе комнаты в малосемейках с орущими соседями за стеной. С поиском ей вызвался помочь Яковлев, она не просила, но и отказываться не стала. Мало ли на какой прием можно нарваться? К тому же созванивались с его телефона – свой она со вчерашнего дня не включала. Да и на скутере все же не так утомительно мотаться по городу, как на маршрутках. Так что спасибо ему. На пару они прошерстили объявления на «Авито». Уже сошлись на мнении, что надо либо ценовую планку поднимать, либо расширять зону поиска, как на глазах, после очередного обновления страницы, появилось свеженькое: «Сдам приличной девушке без вредных привычек однокомнатную квартиру в хорошем состоянии. Оплата поквартально». Цена оказалась приемлемая. Прилагались и фото – тоже вполне себе. Но главный плюс – буквально в двух шагах от университета. Туда и рванули немедленно. Квартира понравилась. Маленькая, чистая, ухоженная, бюджетный вариант евроремонта. Хозяйка, средних лет дама, явно строгих правил, сообщила сразу: – Квартиру содержать в порядке. Вещи и мебель беречь. Если что сломаете, ущерб возмещаете дополнительно. Это все прописано в договоре. Категорически нельзя шуметь, распивать спиртные напитки, курить в доме или в подъезде, громко слушать музыку, заводить животных. Соседи тут в основном пенсионеры, очень бдительны… – Затем, с неодобрением покосившись на Яковлева, добавила: – Не хотелось бы, конечно, чтобы вы водили мужчин, но я понимаю, дело молодое. Ну… разве только по-тихому… Но бедлам и разврат тут не устраивать! Имейте в виду, если на вас пожалуются соседи, выселю без разговоров. Яковлев попытался вставить слово, но Алена его предостерегающе дернула за рукав. Заплатив сразу за квартал вперед, Алена пометила себе в уме, что обязательно вернет и эти деньги отцу. Возможно, не скоро, но вернет. С ним самим ни встречаться, ни разговаривать не хотелось, но чувство долга так просто не унять. Поэтому, обустроившись на новом месте, она все же позвонила отцу – понимала ведь, что он места себе наверняка не находит. Ищет, волнуется… А может, и не ищет, и не волнуется… Кто теперь разберет? Но во всяком случае, если она сообщит ему, что с ней все в порядке, то избавится от неуютного чувства, что сама поступает жестоко. – Ты где? – раздался вопль отца в трубке. – Я тебе со вчерашнего дня звоню! Ты уехала, телефон отключила! Что я должен был думать? Я все морги, больницы обзвонил. Нина с ребятами все гостиницы и хостелы объехали. Я чуть не свихнулся! – Со мной все в порядке, – как можно более бесстрастно ответила Алена, хотя взвинченное состояние отца передалось и ей. – Где ты сейчас? Я пришлю за тобой машину. – Папа, не надо. Я не вернусь. Не проси. Я сняла квартиру. Буду жить… сама… Одна. – Что это еще за глупости?! Ты ребенок совсем. Ты моя дочь, ты… – Папа, перестань. Его голос разрывал ей сердце. Хотелось кричать в ответ: «Я была твоей дочерью и десять лет назад, когда ты про меня знать не хотел! Где ты был, когда я едва не умирала от голода и холода? Когда я, семилетняя, тащила пьяную мать с улицы домой? Где, в конце концов, был, когда мать превращалась из молодой, здоровой, красивой женщины в жалкое, уродливое существо, которое и человеком назвать трудно? Самое страшное, что ты знал про меня, с самого начала знал, но предпочел забыть». Мысленно она уже десятки раз бросала ему в лицо хлесткие фразы и обвинения, но вслух произнести не могла. Слова комом застревали в горле. Жалко было и себя ту, маленькую, несчастную, никому не нужную, и, как ни странно, его. Ведь теперь он, слышно же, был искренен. И страдал по-настоящему. И она страдала. И может, проще было бы все забыть, простить его великодушно и попробовать хотя бы попытаться жить, как будто ничего и не было. Но не могла. Не получалось переступить через себя. Не хватало, видимо, великодушия. И как оказалось, чем дороже человек, тем сложнее простить его предательство, потому что ранит оно сильнее. – Пожалуйста, возвращайся, – просил он уже почти спокойно. – Я не могу… И не хочу. Повисла пауза. Тягостная настолько, что Алена не выдержала, нарушила молчание первая, спросив: – А как отец Жанны Валерьевны? – Там… Да плохо все. Он в коме. Придет ли в себя – неизвестно. Жанна просит перевезти его сюда, в платную клинику. Но врачи отговаривают. Нельзя, мол, в таком состоянии больного куда-то везти… Мы врачей отсюда пригласили, невролога, нейрохирурга… Жанна с Артемом там пока живут, в его доме. Пока не разрешат сюда перевезти. Алена, приезжай. Ну или хотя бы давай встретимся, поговорим? – Я пока не могу. Папа, мне нужно время. Не дави на меня… После разговора с отцом вновь накатило уныние. Вдруг отчетливо подумалось, что в целом мире она одна, совершенно одна. Нет никого, кто бы ее любил, кому бы она была нужна. А это ведь самое главное для человека – быть кому-то нужным. Отношения отца она не понимала, не верила ему, пусть даже он сейчас и беспокоился. Наверное, если бы он ее не взял себе, было бы даже лучше. Не о чем было бы и сожалеть. А теперь, узнав, что такое родительская любовь и забота, очень тяжело этого лишиться. Пусть даже это все оказалось фальшью. * * * Хозяйка, Роза Викторовна, не соврала: соседи оказались очень бдительными. Пройдешь мимо этих бабулек, что день напролет сидят на лавочках у подъезда, а ощущение, будто тебя просканировали на томографе. Алена с ними здоровалась приветливо – знала, что пожилые любят вежливость и почтение. Те отвечали, но все равно смотрели с прищуром, подозрительно. Яковлев с ними вообще не здоровался, так на него они и вовсе глядели, как на вторженца, от которого жди беды. Захаживал он каждый день. Просто так – повидаться, поболтать. Приносил то шоколадку, то тортик. Сначала его присутствие ее слегка тяготило, с некоторых пор она сторонилась людей, а непонятное внимание к своей персоне сразу настораживало. Но затем постепенно привыкла, убеждая себя, что так и до паранойи недалеко. А потом он, можно сказать, спас ее от разъяренной бабки, соседки снизу, да и от хозяйки тоже. Нет, ярость обеих была вполне оправдана. Алена устроила потоп, нечаянно, но очень основательно. Конечно, это закон подлости. Две недели практически безвылазно сидела дома, если не считать пятиминутных отлучек в магазин за углом, и все было хорошо. А решила устроить себе маленьких отдых, прогуляться в центральном парке, пока лето не закончилось, и на тебе – потоп. Вина ее, бесспорно. Утром пожарила омлет, затем решила вымыть сковородку. Открыла кран, но вместо горячей воды раздалось фырканье, чихание, а потом и вовсе все стихло. Воду и раньше отключали, но всегда уведомляли заранее. Она спустилась вниз – и в самом деле, на подъездной двери висело объявление о том, что в связи с какими-то неполадками горячего водоснабжения не будет целый день. Поразмыслив, греть тазик или подождать до завтра, Алена оставила все как есть и пошла гулять. Ну и загулялась. Приехала вечером, в самый разгар событий. Воду, оказывается, дали раньше обещанного. Сковорода закрыла сток в мойке и из незакрытого крана вода хлестала полдня, пока не приехала хозяйка. К счастью, Роза Викторовна, которую соседская бабка немедленно вызвала, оказалась более или менее вменяемой. Ругалась, естественно, но выселять не стала, правда, с условием, что Алена за свой счет и в кратчайшие сроки устранит последствия аварии. А последствия были нешуточные. Ламинат по всей кухне уродливо взбух. У бабки снизу – еще хуже: потолок изуродовали потеки, обои отслоились, а самая большая трагедия – вода попала в телевизор, старый, ламповый, маленький такой. Стоял у нее на холодильнике. В нем что-то там перемкнуло, щелкнуло, и больше он не включался. Вот из-за этого, из-за телевизора своего, бабка больше всего и голосила.