– На Жемчужину Мира, – сказала Три Саргасс с интонацией: куда еще? Никакого другого настоящего места для тейкскалаанца не существовало. – Я серьезно. У меня квартира. Там, конечно, придется помыть посуду, но я с этим справлюсь. А еще, возможно, придется поговорить с самой императором. Но если тебя не устраивает Город, то я бы могла… Наверное, можно найти какую-нибудь систему, которой требуется сверхквалифицированная асекрета и где есть хоть сколько-то приличный поэтический салон. Я могла бы перевестись туда. Вот о чем я. – Травинка, – тихо сказала Махит, и Три Саргасс смолкла, повернулась к ней, приподняла голову. Глаза ее были темными и широко раскрытыми. Она была все такой же миниатюрной – бо́льшую часть времени Махит этого не помнила. Она наклонилась и поцеловала ее в губы коротким поцелуем. Коротким настолько, что он не мог означать «да». – Не иди на такие жертвы ради меня, – сказала она. – Не покидай Город. Возвращайся домой. Мой посуду и разговаривай с императором, если после мытья посуды останется время. Три Саргасс хмыкнула. Звук получился влажный – такой производит человек, когда вынужден смеяться, а хочет плакать. – Посуда, потом Ее Великолепие, «Лезвие Ножа», именно в таком порядке, да. Отлично. А куда ты? – Не знаю, – сказала Махит. Сказала правду. Ей было некуда идти: такого места, как дом, для нее больше не существовало. Дарц Тарац на своем порхающем корабле улетел через Анхамематские врата. Прекращение огня, о котором договорился Двадцать Цикада, распространялось на весь Флот чужеродцев, который прежде уничтожал тейкскалаанские корабли и прицеливался на Лсел. Ко всем людям инородцы относились одинаково: одна жертва купила им всем коллективный мир. Пока. Лсел они вообще не тронули – Махит слышала подтверждение этого в трансляции с тейкскалаанского вспомогательного корабля, проходившего мимо. Тем не менее она верила в то, что сказал ей на мостике Тарац: если она вернется на станцию, пока он и Акнел Амнардбат остаются при власти, то умрет от их рук. От одних или от других. «Наследие» или Шахтеры. Любая безопасность разодрана в клочья, вышвырнута – и ради чего? «Теперь мы настоящие изгои», – подумала она и не смогла даже задать тональность внутреннего голоса для взаимных упреков: она все время была права, а Искандр – нет. Но Искандр последовал бы за Три Саргасс в ее квартиру с немытой посудой, с обещанием поэтических салонов. Искандр принял бы это предложение с первого раза, когда оно было сделано: три месяца и целую войну назад. – Необязательно со мной, – сказала Три Саргасс. – Если ты из-за этого не хочешь возвращаться в Город, я… Слушай, я даже близко не догадываюсь, почему ты так сильно мне нравишься, но клянусь, я вполне способна делать вид, что мы не знаем друг друга. Я обещаю никогда больше не целовать тебя, и ты все еще остаешься послом, если император согласится, так что работа у тебя… Махит оборвала Три Саргасс, положив руку ей на плечо со всей нежностью, на какую была способна. – Нет. Дело не в тебе. Я… Травинка, я тоже даже близко не догадываюсь, почему ты мне так сильно нравишься. Но это для меня очень серьезно. Очень. <Попробуй и дальше объяснить, – пробормотал Искандр. – Иногда даже тейкскалаанцы научаются нас понимать>. «Я хочу», – подумала Махит и с этими словами почувствовала непреодолимое, безрассудное желание согласиться, быть частью чего-то и стать… да, тейкскалаанкой, какой она воображала себя давным-давно на всех языковых уроках, на всех занятиях, когда она называла себя Девять Орхидея и думала, что поэзии будет достаточно, чтобы стать той, кого тейкскалаанцы будут автоматически принимать за личность. – Если дело не во мне, – сказала Три Саргасс, – тогда в чем? Если ты скажешь, что собираешься стать частью этого пчелино-грибкового разума, то я рассержусь и не поверю. В тебе уже достаточно людей, и тебе нравится быть личностью, а не… этим. – Я просто Махит Дзмаре, – недовольно сказала Махит. – Имаго, и все. Всего одна личность. «Я хочу», – снова подумала она, а Искандр закончил за нее: <вернуться домой>. «Такого места нет». Она попыталась еще раз. – Три Саргасс, я хочу работать и иметь вещи, которые не могу иметь, которых не существует и никогда не существовало, и я хочу… Если ты в третий раз попросишь меня отправиться в Город, я хочу быть способной сказать «да» и сделать это всерьез. Три Саргасс молчала. Слушала. Обдумывала то, что сказала ей Махит; Махит представляла проблему как камушек во рту, препятствующий ясному воспроизведению стиха. Несколько секунд спустя она глубоко вдохнула зеленоватый воздух и расправила плечи. – Я хочу, чтобы кое-кто запомнил: мне нравится, когда меня называют Травинкой, – сказала она. – Еще мне нравится, когда на меня не нагоняют скуку. С тобой никогда не скучно. Мне нравится эта твоя графическая история. Я не знаю других таких, но хочу узнать. Ты постоянно заставляешь меня думать, Махит, и это несправедливо. Никто другой не заставляет меня трудиться до седьмого пота так, чтобы мне при этом еще и нравилось. Махит услышала собственный тихий смех и закрыла рот рукой. – Это комплименты или оскорбления? Три Саргасс взвесила эти слова с большей серьезностью, чем, по мнению Махит, они того заслуживали. – Не знаю, – сказала она наконец. – Вероятно, и то и другое. Махит… – Да? Она видела, что Три Саргасс собирается с духом, расправляет плечи, дышит диафрагмой. Словно собирается участвовать в состязании ораторов и хочет выиграть. – А что, если бы… те системы, о которых я говорила… что, если бы ты отправилась туда? – спросила она. Махит открыла рот, собираясь ответить, но Три Саргасс жестом попросила ее помолчать. – Ты бы отправилась туда, – продолжила она, – а я нет. Ее Великолепие отправит тебя в любое место, которое ты выберешь, – необязательно на Жемчужине Мира, это может быть какое-то новое место. Ты могла бы писать мне, если бы захотела спасти меня от тоски. Я бы писала тебе. Ты смогла бы отправить мне новые томики «Опасного фронтира!», а я тебе – мои стихи и… все остальное, что бы ты захотела услышать от меня… – Ты бы писала мне письма? – переспросила Махит. После всего, что с ней произошло, ее по-прежнему можно было шокировать проявлением нежности. – Да, – сказала Три Саргасс. – А ты могла бы дешифровать собственную почту. Обещаю. Улыбка станциосельника получалась у нее плохо. Она обнажала все зубы, какие у нее были, всю их белизну. Улыбка, похожая на свет звезды и угрозу. Махит вдруг захотелось научить ее улыбаться правильно. Она улыбнулась в ответ. Она чувствовала себя усталой и разбитой, она была готова заплакать, но ей не хотелось прекращать улыбаться. Это было… <Это хорошее предложение, Махит, – сказал ей Искандр. – Ничего сердечнее я в жизни не слышал>. Император Шесть Путь обещал мир в обмен на предательство. Девятнадцать Тесло не видела разницы между любовью к кому-то и убеждением, что этот человек должен умереть, прежде чем успеет причинить вред. В сравнении с этим письма и временный пост на какой-нибудь отдаленной провинциальной тейкскалаанской планете представлялись чем-то, что вполне можно себе позволить. – Я буду писать, – ответила Махит. – Все время. Постлюдия Мыслить как личность и мыслить не на языке. Мыслить фрактальной песней разброса, формой незнакомого тела, инклюзией вроде граната в матрице камня – камень, но все же кристаллический и полный. Внутри этого кристаллического языка – словно крики ртов не-личностей, но крики пропеваемые – жилища и резонансные звуки, изолированные, пока в них нет нужды. Мы, пропевающие все через себя, пропевающие гармоническую флуктуацию, вибрацию на почти интерференционной частоте. Это тело, то тело: на этом теле был знак вызова, когда оно не было личностью, и оно такое не единственное. Это тело было названо «ПРЫЖОК!», а это тело – серая закономерность, это тело – милашка, а это тело Умнее, Чем Однопометники, и так далее. Это новое тело поет с мы: оно называлось Пчелиный Рой, теперь стало шутливым прозвищем. Некоторые названия точно отражают персону, которая есть «мы», и это блестящее удовольствие; тело ПРЫЖОК! – тело домостроителя, творца структур, чьи структуры – паутинчатые пространства для перепрыгивания. Так же и тело Пчелиного Роя. Подумать только о том, что это тело было личностью еще до того, как стать личностью, и даже называло себя соответственно! Мы не стали именовать это тело, поет непривычное тело, поименованы были мы. Мы были известны. Незнакомое тело поет внутренности тейкскалаанского корабля, разброс образов и тепла: другое тело, тело-командир, личность-не-личность воссоздано в тысячах точках памяти. «Мы-когда-мы-есть-тейкскалаанцы известны без пения, – говорит мы Пчелиный Рой. – Мы-когда-мы-есть-тейкскалаанцы известны только языком и до сих пор отчетливо». Существует некоторое недоверие в пределах досягаемости «мы». Мыслить языком было бы настолько прозрачно, что позволяло бы знать! «Язык не настолько прозрачен», – думает Двадцать Цикада – думает наружу, длительное мигание через него всего, а это означает всех «мы» вместе и в то же время его самого, мы все. «Язык не настолько прозрачен, но при этом иногда мы известны. Если повезет». Запрос скользяще-мерцающий, бесконечное любопытство и желание, и тянуться вдаль – это «мы», мыслить не языком: «Так научите нас этому!» А на Пелоа-2 в пустынной ночи в ожидании шаттла, который доставит его тело в более гостеприимную среду, сидит, скрестив ноги, то, что осталось от Двадцать Цикады, и начинает пытаться. Словарь лиц, мест и предметов Аджактс Керакел – аналитик по жизнеобеспечению на станции Лсел. Акнел Амнардбат – советница по культурному наследию, одна из шести членов правящего Лселского совета; в ее ведении имаго-аппараты, память и развитие культуры. Амалицли – тейкскалаанский спорт для глиняного корта с резиновым мячом, который две команды соперников пытаются забросить прямо или рикошетом в маленькую цель. Также популярны версии амалицли в условиях низкой или нулевой гравитации. Анхамемата, Врата – одни из двух гиперврат, расположенных в секторе Бардзраванд (Парцравантлак); ведут из космоса станциосельников в бедную на ресурсы область, на данный момент не принадлежащую ни одному известному политическому субъекту. В народе «Дальние врата». Араг Чтел – пилот-станциосельник, занимавшийся разведкой сектора. Асекрета – тейкскалаанское чиновничье звание в министерстве информации. Ахачотия – алкогольный напиток, популярный в Городе и получаемый из ферментированных фруктов. Бардзравандский сектор (станционное произношение) – сектор известного космоса, где расположены станция Лсел и другие. Беллтаун – провинция Города, разделенная на несколько районов; например, Беллтаун-Один – спальный район для тейкскалаанцев, которые не могут или не хотят проживать в районах Внутренней провинции, но Беллтаун-Шесть известен преступной активностью, перенаселением и многочисленностью жителей с низким уровнем дохода. Верашк-Талай – политическая конфедерация нескольких систем и секторов, присутствует в небольших количествах за вратами Анхамемата, состоит из двух отчетливо различимых рас – верашки и талаи, у каждой из которых свой язык. Верашки и талаи, видимо, закрыли свои конфликты из-за ресурсов, приняв форму представительной демократии. Внутренняя провинция (Сокровенная область) – центральная провинция Города, где находятся правительственные здания и основные культурные центры. Восемнадцать Гравитация – капитан корабля «Цветочный узор». Восемнадцать Резец – главный навигационный офицер «Грузика для колеса». Восемнадцать Коралл – тейкскалаанский художник-мозаист. Восемнадцать Турбина – икантлос тейкскалаанского Флота, в настоящий момент командир Девятой боевой группы Двадцать шестого легиона, расположенной в системе Одилия. Восемь Антидот – девяностопроцентный клон императора Шесть Пути. Один из трех наследников тейкскалаанского трона солнечных копий. Одиннадцать лет от роду. Иногда его называют Эликсир. Восемь Перочинный Нож – сотрудник министерства Информации. Восемь Петля – министр юстиции Тейкскалаана. Яслиод императора Шесть Путь. Восемьдесят Четыре Сумерки – капитан корабля-разведчика «Роза гравитации», Десятый легион.