— Уйди, дубина, — прошипела сквозь зубы Ха Танг, отпихивая ближайшего и стараясь при этом не производить особого шума. — Гуляют двумя кварталами дальше, а я на деле! Исчезните с глаз, недоумки, если не хотите неприятностей от семьи Шэ! Подход оказался неправильным. Вместо того чтобы затрепетать, вспомнив грозных дядю Бао и тетю Вонг, рыцари подворотни несказанно возмутились. — Совсем узкоглазые оборзели! — негодующе возгласил долговязый тип с длинными патлами, мытыми в первый и последний раз при рождении. — Понаехали тут, у честных воров хлеб отбивают! — Окончательно оборзели! — подтвердил его собрат, громогласно шмыгая носом. — Девку сухоребрую на дело выставили! Это ж, в натуре, оскорбление для всего обчества! Скажи, Тролль? Третий, судя по всему, соответствовал прозвищу не только размерами и силушкой, но и умственным развитием, так как ничего умнее «ыгы» произнести не сподобился. Идеальный план летел в задницу демона У, и речь шла уже не о том, чтобы по-тихому спровадить нежданных участников, а о спасении собственной шкуры. — Уберите лапы, уроды подзаборные! — уже в полный голос заорала Ха Танг, чтобы в четвертой подворотне ее услышали. Прицельным пинком заставила патлатого запрыгать на одной ноге и продолжила: — Сопли вылечи, быдло тупорылое! И не свисти мне про «обчество», таких убогих ни одна приличная банда не примет! Отчасти это было верно — три урода из подворотни относились к самым презираемым и бесправным низам преступного мира. Уличная рвань, тупые головорезы, с бессмысленной жестокостью убивающие за десяток медяков и сапоги. От таких действительно воротили нос профессиональные воры и солидные, уважаемые в городе банды, ибо в среде первых ценился интеллект, а у вторых — способность понимать и четко выполнять задания. Попасться в лапы подобным отбросам было равно опасно и честному горожанину, и члену семьи Шэ, ибо в силу природной тупости они не чтили даже воровских законов, не ведали никаких авторитетов, не знали ни страха, ни уважения и не способны были просчитать возможные последствия своего геройства хотя бы на день вперед. А потенциальной жертве согласно легенде не выдали вообще никакого оружия. В рукопашном же бою против трех вооруженных мужиков агент Ха Танг немногого стоила даже с учетом спецподготовки и наполовину усвоенных уроков дяди Бао. Поэтому все свои умения она употребила на то, чтобы вырваться из рук сопливого и рвануть в сторону засады, не дожидаясь, пока три тугодума разберутся — резать ли девку на месте или сперва позабавиться. Из-за угла показались Объект и Запасной. Ха Танг еще успела бы добежать до четвертой подворотни раньше них, но две банды, напавшие на одну девушку чуть ли не одновременно, выглядели бы уже не как естественное происшествие, а как дешевый фарс. Это во-вторых. А во-первых, всего через десяток шагов ее догнали. Уже без разговоров и рассуждений грубо схватили за шиворот и рванули назад. Ха Танг с размаху треснулась затылком о камни мостовой, едва не лишившись сознания, и почти сразу же ее ударили ногой в лицо. Тяжелый растоптанный башмак наступил на руку, а чьи-то ловкие пальцы шустро зашарили по местам, где обычно хранят деньги дамы, не доверяющие сумочкам. Размышлять, зарежут ли ее сразу или все же соблазнятся на «баловство», было и бессмысленно и некогда. Наплевав на все инструкции, расчеты и честь семьи Шэ, Ха Танг с чувством завопила на всю улицу: — На помо-о-ощь! Спаси-и-ите! Убива-а-ают! И с ужасом вспомнила, что Запасному приказано всячески оберегать «разбойников» от агрессивных действий Объекта… — Тролль, подержи пока девку, — прогундосил сопливый. — Тут еще добыча бежит. — Сопли вылечи, добытчик хренов! — Голос у Объекта оказался звонкий и злой, как меч дяди Бао. — Три секунды вам, чтоб оставить девчонку и убраться! — Ой, ребята, не сердите даму, — поддакнул Запасной. — У нее пистолет и месячные, и вообще она не совсем нормальная… Ольга, да не торопись ты стрелять, можно же разойтись по-хорошему. Если от тебя Кантор ушел, это ж еще не причина усеивать улицы трупами незнакомцев только потому, что они мужского пола… По сценарию на этом месте Первый и Второй должны были дружно закричать «Ой, у нее пистолет!» и рвануть наутек. Эти же отступать не собирались. Краем глаза Ха Танг заметила, что патлатый подбросил на ладони метательный нож и молча занес его для броска. Подняться и вмешаться она не могла, придавленная к мостовой могучим коленом Тролля, но вот ноги патлатого находились в опасной близости от ее собственных, и заметил он это, только получив еще один пинок. Кажется, момент броска она угадала правильно — нож никого не задел. Но вот его владелец от подобного обращения озверел окончательно и заверещал, чтобы этой мерзавке свернули шею, раз не хватает ума за ней присмотреть толком. Вот спасибо братцу Флавиусу за такие задания! Если сейчас до Запасного не дойдет, что «разбойников» не два, а три, и что они вообще не похожи на тех, кого ему показывали… если он не даст Объекту выстрелить… и подпустит их слишком близко… И что делают эти два идиота в своей подворотне?! Неповоротливый туповатый Тролль сообразил наконец, чего от него хотят, и деловито протянул лапы к шее пленницы. Ха Танг безуспешно попыталась прикрыться освободившейся рукой и заодно попрощалась с жизнью, но, похоже, Объекта не впечатлила проповедь о гуманизме. Раздался выстрел, потом возмущенный крик «Не лезь под руку, придурок!» и глухой стук упавшего тела. И снова оглушительно загрохотало. Краем глаза Ха Танг заметила, как осел мешком патлатый, свалившись чуть ли не на голову несостоявшейся жертве. Потом разжал пальцы Тролль и навалился на нее всем своим немалым весом, заливая кровью дурацкое платьице со шнуровкой. Захлебнулся своими неизлечимыми соплями их третий подельник… Хорошая штука — «Москито» калибра одна пятидесятая… Убедительная такая… Себе надо приобрести… Грохот стих, и в наступившей тишине опять зазвенел все тот же злой голос, теперь еще больше похожий на меч дяди Бао. — Фирменные пилюли из экологически чистого свинца, — с издевкой произнес он, приближаясь. — Радикальное средство от насморка, перхоти и спермотоксикоза… Первый и Второй так и не высунулись из своей подворотни. Сориентировались по обстановке и сочли свои рожи лишними. Гады. — Во, блин, задницу отъел! — возмущенно воскликнула вверху Объект, пытаясь спихнуть с несчастной жертвы громоздкое тело налетчика. — Без подъемного крана не сдвинешь! Эй, подруга, ты там жива? — Жива… — еле выдохнула Ха Танг, выползая из-под неподъемной туши. — Кажется… — Чудненько. — Объект убрала оружие и оглянулась. — Жак, вставай! Хватит дурака валять! Нет, ну ты видела провожальщика? Что мне его теперь, на себе тащить? Запасной, который по сценарию как раз сейчас должен был подкинуть Объекту идею позаботиться о спасенной девушке и взять ее с собой, нетвердой рукой держался за стенку, пытаясь не сползти до горизонтального положения. — О боги! — ахнула Ха Танг. — Он ранен? — Да нет, — досадливо поморщилась Объект. — Ему плохо. Наверное, покойников испугался. Не мог же он с такого расстояния кровь рассмотреть… Вот уж вызвался провожать на мою голову! — Благородная госпожа! — с почти искренним восторгом произнесла «несчастная жертва», понимая, что вытягивать ситуацию придется самостоятельно. — Позвольте мне помочь вам! Вы спасли мне жизнь, я у вас в вечном долгу, если только вы позволите, вместе мы без труда доведем вашего друга куда понадобится! — Да тебе самой к врачу надо, — посочувствовала «госпожа», рассматривая помощницу. — Как они тебе личико расписали… Ты где живешь? — Да собственно… уже нигде… — грустно потупилась Ха Танг. — Меня с квартиры выкинули… когда деньги кончились… — Тогда… — Объект огляделась по сторонам, прикидывая расстояние, — тогда пошли ко мне. Не зря же место операции выбирали с таким расчетом, чтобы до ее дома было ближе всего… — Бери Жака под левую руку, я под правую, и потащим. Только постарайся его кровью не запачкать, а то до утра не оклемается. Тебя как зовут-то? — Меня? — Ха Танг остановилась и замерла, обнаружив, что память почему-то начала отказывать. — Ой мамочки… Как же меня зовут?.. ГЛАВА 4 Ваше дело дрянь, но терять надежды не следует, как говорил цыган Янечек в Пльзени, когда в тысяча восемьсот семьдесят девятом году его приговорили к повешению за убийство двух человек с целью грабежа. Я. Гашек Золотая луна приближалась к середине. Изнурительная жара, царившая почти две луны, отступила. Удушливые вечерние сумерки милостиво впустили в себя легкий ветерок, а рассветы уже дышали прохладой грядущей осени. Перемена погоды самым благотворным образом сказалась на самочувствии пациентов домашнего лазарета сестры Жюстин. Гиппократ перестал задыхаться, а Льямас с удивлением обнаружил, что голова у него болела, оказывается, от жары… Целительница облекла сие безграмотное утверждение в научную форму, разъяснив скучающим пациентам влияние погоды на кровяное давление, но вряд ли кто-то из слушателей понял больше десятой части сказанного. Кантор вообще ничего не понял, так как не в состоянии был даже уловить смысл и воспринимал речь как монотонный шумовой фон. У него голова болеть не перестала и как раз во время познавательной лекции буйствовала с особой силой. На следующий день он почувствовал себя лучше и на радостях не стал задаваться вопросом, почему сегодня, а не вчера. А вот Жюстин почему-то непременно пожелала подвести под это явление теоретическую базу. Кантор, который понял не больше, чем вчера, отвлекся от рассуждений о возрастной патологии сосудов головного мозга и ее отличии от травматической и бездумно уставился в окно. По подоконнику прыгала растерянная донельзя синичка, безуспешно пытаясь найти себе пропитание. Вид у птички был по-человечески озадаченный. Ее крохотных мозгов не хватало, чтобы объяснить причину отсутствия пищи среди лета, а такие вещи, как антикомариный полог, в дикой природе неведомы. Несколько дней назад Пьер забыл обновить защиту от кровопийц, которые в изобилии водились в этих краях, и был зверски искусан. Почему-то комары сочли самым лакомым блюдом именно мага. Джеффри досталось гораздо меньше, а на прочих лесные гурманы даже не поглядели. Разгневанный мэтр Пьер перестарался, восстанавливая полог, отчего вся насекомая живность в радиусе ста локтей вокруг хижины передохла и до сих пор не появилась. Залетавшие в мертвую зону птицы вели себя примерно как эта синичка — изумленно таращились, пугались и в конце концов улетали прочь. Как бы в подтверждение общего правила птичка вспорхнула и унеслась. Кантор проводил ее взглядом и подумал, что возможность сползти с постели и добраться до окна — великое благо, которое большинство людей не ценит, пока не лишится. Когда два полуживых мистралийца начали ковылять к этому окну наперегонки, товарищи над ними не смеялись только из чувства такта. Они, наверное, действительно выглядели как дети с этими соревнованиями «кто первый» и «у кого лучше получится». Только Жюстин одобрила их мальчишеские забавы и сказала, что это мощный положительный стимул к дальнейшему выздоровлению. Эх, знать бы точно, как оно будет… К чему готовиться и с чем бороться… И надеяться напрасно не хочется — разочарование будет вдвое горше, и заранее духом падать — тоже не годится… Первые несколько дней Кантор был твердо уверен, что все кончено и лучше бы он погиб в бою, чем так жить. Потом — потом Судьба раздобрилась и подбросила визит Элмара. Тактичный паладин очень мало сказал по сути проблемы, но даже если бы он не сказал вообще ничего, только увидеть его было бы довольно. Все, что можно сказать, принц-бастард изложил еще в первый день весны, и достаточно только вспомнить. Вот забавно… Элмар конечно же горько сожалел о своих нетрезвых откровениях. Но именно они удержали мистралийца от искушения послать ко всем известным матерям такую жизнь. Отрицательный пример тоже бывает действенным. Уже понятно, что лежать в постели до конца своих дней не придется. Правда, когда Кантор впервые почувствовал под ожившими пальцами холодный металл волшебной чакры, он так бурно обрадовался, что потерял сознание. А потом обнаружил, что неподвижную половину лица еще и перекосило к тому же. Но радости это не испортило. Демоны с ним, с лицом, он не девица на выданье и не шлюха на заработках, и уж меньше всего ему важна внешняя привлекательность. К тому же не обязательно оно таким и останется. Зато у него все-таки будет две руки! И две ноги тоже, это он почувствовал еще через несколько дней, но на этот раз обошлось без потрясений. Только вот знать бы точно, как далеко это все зайдет! Знать бы, стоит ли верить обещаниям целительницы, или же она лишь старается их утешить и вдохновить? Кантор несколько раз пытался прослушать сестру Жюстин, но, как назло, его способности ни разу не включались за время пребывания в Вийонском лесу. Мелькала даже шальная мысль, что он их совсем потерял, так же как когда-то потерял Огонь. Меж тем лекция о патологиях сосудистой системы закончилась и незаметно перешла в очередной сеанс лечения. Во время таких сеансов Кантор всегда ощущал движение Силы, исходившей от рук Жюстин. Понять природу чуждой магии и принцип ее действия он не мог, но врожденная магическая чувствительность позволяла замечать, что где-то внутри его головы суетятся крошечные, невидимые глазу иголочки. Это было неприятно, как всегда при контакте с классической магией, но вполне терпимо. За эти две недели Кантор и вовсе привык, перестал обращать внимание и даже забыл, что не любит, когда над ним колдуют. Не видя больше за окном ничего интересного, он прикрыл глаза и прислушался к привычному покалыванию в голове. Интересно было представлять, как крохотные иголочки сшивают его треснувшие мозги и ставят заплатки на особо крупные дыры. Сам понимал, что воображение у него нездоровое, но все же представлялось именно так. И вдруг что-то стрельнуло в голове так, словно одна из иголок вдруг выросла до размеров хорошего ножа и вонзилась на всю длину. Короткая вспышка — и опять тихое монотонное шевеление мягких иголочек. — Ага, — удовлетворенно произнесла Жюстин, прикасаясь пальцами к его щеке. — Почувствовал? Было? До Кантора не сразу дошло, что прикасается она к правой половине лица. И он действительно это ощущает. И звук как-то изменился. — Очень хорошо, значит, пробивается, — воодушевилась целительница и, полагая, наверное, что пациент по-прежнему ничего не чувствует, ласково погладила небритую щеку. Словно невидимая теплая волна окатила лицо, плеснула на грудь и застыла на губах, ощутимая, почти как материальное прикосновение. Тяжелый сладкий комок зашевелился в самом низу живота, то сжимаясь, то растекаясь медленными густыми волнами, как… как будто… о нет… Кантор замер, не смея пошевелиться и надеясь, что на его перекошенной физиономии не так просто рассмотреть озарение и смущение. Мать их растак, эти стихийные способности!.. — в панике подумал он, понимая, что это было, и не зная, как на это правильно реагировать. Уж лучше бы я их потерял… Он так и не узнал, насколько правдива был сестра Жюстин в своих прогнозах, но зато во всей полноте ощутил безумное вожделение, бьющееся о стены обета. Да что же это, проклятие на нем такое или как? А что же будет дальше? Хорошо, пока полумертвый пациент не представляет угрозы для целомудрия врачевательницы, но если со временем все изменится… ой, не сглазить бы… а впрочем, на кой оно нужно, пусть глазится… Стоп, не надо так паниковать. Мало ли что больная голова подумает. Товарищ Кантор, ты не кролик и не подросток озабоченный, а взрослый мужчина, и голова у тебя какая-никакая, а имеется, и уж наверняка хватит ума не делать того, что нельзя, даже если захочется. Неужели так трудно будет держать себя в руках, даже если допустить, что это действительно понадобится? Но все-таки какая гадость — обет целомудрия… В последнее время Ольге стало казаться, что с ее жизнью происходит нечто странное и труднообъяснимое. Как будто кто-то дергает за ниточки картонных кукол, и эти куклы дружным строем идут знакомиться с никому не известной переселенкой, изыскивая для этого самые несуразные мотивы. Временами Ольга подозревала, что ниточки вполне материальны и дергает за них совершенно реальный человек, большой любитель этого достойного занятия. А временами вспоминалась некая безликая и всемогущая судьба, в которую слепо и бестолково верил один шальной мистралиец… Сначала появился непризнанный драматург Юст Вессер со своими замечательными пьесами, которые никто не хотел ставить. Это было первое странное совпадение. Потом прибилась ко двору несостоявшаяся звезда столичной сцены Янь Зинь, и это было второе. Историю этой невезучей девушки следовало бы записать и внести в учебники для начальных храмовых школ как поучительный пример того, что бывает с амбициозными провинциалками, жаждущими покорить столицу. Зинь родилась в Келси, в семье хинского эмигранта, мелкого торговца экзотическими безделушками. Зная, что единственным доступным ей будущим является замужество, она все же с детства мечтала о сцене. Когда же судьба в образе свахи неумолимо постучалась в дверь, Зинь тихо собрала вещички, ополовинила без спросу папину заветную шкатулочку и подалась в столицу за цветами и аплодисментами. Всего за пару лун негостеприимная столица навешала наивной провинциалке таких аплодисментов, что сочувствующие слушатели только головами качали вместо комментариев. Сразу же по приезде прямо на почтовой станции у нее сперли половину вещей.