— Дамы и господа, вам предстоит стать свидетелями материализации. Это означает, что вы увидите появление того, чего раньше здесь не было. Сначала форма будет туманной, но в конце концов станет плотным телом, к которому каждый из вас сможет прикоснуться — и которому сможет, например, пожать руку, ведь тело это будет человеческим. Это будет настоящий мужчина или женщина — кто именно, я сказать не берусь, — но мужчина или женщина без известного прошлого. Однако если вы потребуете у меня объяснения происхождения материализовавшегося тела — откуда оно взялось, где берутся атомы и молекулы, составляющие его ткани, — я не смогу удовлетворить ваше любопытство. Я лишь демонстрирую феномен; буду чрезвычайно благодарен, если кто-то впоследствии сможет его мне истолковать… На этом все. Он снова сел вполоборота к собравшимся и мгновение помедлил, прежде чем перейти к делу. В эту минуту слуга открыл дверь и приглушенным, но четким голосом объявил: — Мистер Маскалл, мистер Найтспор. Все обернулись. Фаулл поднялся, чтобы приветствовать опоздавших гостей. Бэкхауз тоже встал и пристально посмотрел на них. Двое незнакомцев не отходили от двери, тихо закрывшейся за ними, словно ожидали, пока утихнет легкое волнение, вызванное их прибытием. Маскалл напоминал гиганта, но более широкоплечего и крепкого, чем большинство. У него была густая борода. Черты лица казались топорными и тяжелыми, грубыми, словно вырезанными из дерева, но в его маленьких черных глазах сверкали искры ума и отваги. Короткие черные волосы щетинились. Найтспор был среднего роста, однако выглядел таким жестким, словно изжил в себе все людские слабости и эмоции. Его безволосое лицо выражало сильный духовный голод, взгляд был диким и отстраненным. Оба мужчины были одеты в твидовые костюмы. Прежде чем кто-либо успел заговорить, ужасный грохот падающих кирпичей заставил собравшихся в страхе вскочить с кресел. Казалось, будто рухнул весь верхний этаж здания. Фаулл кинулся к двери и позвал слугу, чтобы узнать, что происходит. Ему пришлось спросить дважды, прежде чем слуга понял вопрос и ответил, что ничего не слышал. Повинуясь приказу хозяина, он отправился наверх. Однако там царил полный порядок, и никто из горничных тоже ничего не слышал. Тем временем Бэкхауз, который почти единственный из всех собравшихся сохранил хладнокровие, подошел прямо к Найтспору. Тот стоял и грыз ногти. — Возможно, вы сможете объяснить причину этого, сэр? — Она сверхъестественная, — ответил Найтспор хриплым, приглушенным голосом, отворачиваясь от Бэкхауза. — Я так и думал. Это знакомый феномен, но я никогда не сталкивался со столь громким. Он направился к гостям, чтобы их успокоить. Они постепенно затихли, однако было очевидно, что их прежний легкомысленный, насмешливый интерес к происходящему сменился бдительной настороженностью. Маскалл и Найтспор заняли свои места. Миссис Трент то и дело встревоженно поглядывала на них. На протяжении всего инцидента продолжал звучать гимн Моцарта. Оркестр тоже ничего не слышал. Бэкхауз приступил к делу. Оно становилось для него привычным, и он не тревожился об исходе. На материализацию нельзя было воздействовать простым сосредоточением воли или какой-либо способности, иначе многие люди могли бы делать то, что умел он. Его природа была исключительной: в пограничной стене между ним и миром духов зияли многочисленные дыры. Сквозь эти пробоины в его сознании обитатели невидимой сферы по его зову на мгновение робко, опасливо проходили в материальную, цветную вселенную… Он не знал, как это происходит… Переживание было трудным для тела, и многие подобные попытки могли привести к безумию и быстрой смерти. Вот почему Бэкхауз вел себя сурово и резко. Грубая, неуклюжая подозрительность некоторых свидетелей, равно как и фривольное эстетство других, были в равной степени оскорбительны для его мрачного, надорванного сердца. Однако он должен был жить и, дабы оплачивать свое существование, мириться с подобным нахальством. Он сел лицом к деревянной кушетке. Его глаза были открыты, но словно смотрели внутрь. Щеки побледнели, и он как будто похудел. Зрители затаили дыхание. Самые чувствительные начали ощущать — или воображать — присутствие странных сущностей. Глаза Маскалла блестели от предвкушения, брови прыгали вверх-вниз, однако Найтспор выглядел скучающим. Десять долгих минут спустя пьедестал статуи стал немного размытым, будто с земли начал подниматься туман, который постепенно сгустился в облако, извивавшееся и постоянно менявшее очертания. Профессор полупривстал, одной рукой придерживая на переносице очки. Облако медленно приобрело размеры и форму взрослого человека, по-прежнему оставаясь смутным и размытым, паря в футе над кушеткой. Бэкхауз выглядел изможденным и мертвенно-бледным. Миссис Джеймсон тихо лишилась чувств на своем кресле, но на нее никто не обратил внимания, и она вскоре ожила. Видение опустилось на кушетку и в тот же миг внезапно потемнело, стало плотным и похожим на человека. Многие гости бледностью могли соперничать с медиумом, однако Фаулл сохранил стоическую апатию и бросил несколько взглядов на миссис Трент. Та не отрывала глаз от кушетки и крутила в пальцах кружевной платочек. Музыка продолжала играть. К этому времени фигура окончательно приняла очертания лежащего человека. Проявилось лицо. Тело было укутано чем-то вроде савана, но черты были юными. Гладкая рука свисала, почти касаясь пола, белая и неподвижная. Слабые духом смотрели на видение с тошнотворным ужасом; прочие были серьезны и ошеломлены. Призрак был мертв, но смерть эта казалась не той, что следует за жизнью, а той, что ей предшествует. Все чувствовали, что человек вот-вот сядет. — Остановите эту музыку! — пробормотал Бэкхауз, с трудом выбираясь из кресла и поворачиваясь к зрителям. Фаулл коснулся звонка. Еще несколько тактов — и воцарилась полная тишина. — Все желающие могут подойти к кушетке, — с усилием выговорил Бэкхауз. Лэнг тут же последовал его совету и потрясенно замер рядом с призрачным юношей. — Можете коснуться его, — сказал медиум. Однако Лэнг не осмелился. Не осмеливались сделать это и другие, по одному прокравшиеся к кушетке, пока не пришла очередь Фаулла. Тот посмотрел прямо на миссис Трент, которая, казалось, испытывала ужас и отвращение от представшего перед ней зрелища, после чего не только коснулся призрака, но и внезапно схватил свисавшую руку и крепко ее пожал. Миссис Трент тихо вскрикнула. Призрачный гость открыл глаза, одарил Фаулла странным взглядом и сел. Его рот скривился в загадочной улыбке. Фаулл посмотрел на свою ладонь; по его телу пронеслось чувство глубокого наслаждения. Маскалл подхватил миссис Джеймсон — та снова лишилась чувств. Миссис Трент подбежала к ней и вывела ее из комнаты. Они не вернулись. Призрачное тело поднялось, оглядываясь, продолжая таинственно улыбаться. Прайор внезапно ощутил дурноту и вышел. Прочие мужчины сбились в кучку, желая чувствовать рядом человеческое общество, за исключением Найтспора, который расхаживал по комнате, словно испытывал усталость и нетерпение, в то время как Маскалл попытался расспросить юношу. Призрак смотрел на него с загадочным выражением, но не отвечал. Бэкхауз сидел в стороне, закрыв лицо ладонями. В этот миг дверь распахнулась, и незнакомец без объявления наполовину прыгнул, наполовину вошел в комнату, преодолел несколько ярдов и остановился. Никто из друзей Фаулла никогда прежде его не видел. Это был коренастый, приземистый мужчина с выдающейся мускулатурой и непропорционально крупной головой. Казалось, что на его безбородом желтом лице прозорливость соседствовала с жестокостью и юмором. — Ага, джентльмены! — громко воскликнул он пронзительным, странно неприятным голосом. — Значит, кое-кто заглянул к нам в гости. Найтспор повернулся к нему спиной, однако все остальные изумленно уставились на чужака. Тот сделал еще несколько шагов и оказался на краю театра. — Могу ли я узнать, сэр, каким образом мне выпала честь принимать вас у себя? — угрюмо осведомился Фаулл. Вечер шел вовсе не так гладко, как он рассчитывал. Секунду пришелец смотрел на него, затем разразился оглушительным, ревущим смехом. Игриво хлопнул Фаулла по спине, но игривость оказалась весьма грубой, и жертва, спотыкаясь, отлетела к стене, где наконец смогла восстановить равновесие. — Вечер добрый, хозяин! — И тебе добрый вечер, приятель! — обратился он к призрачному юноше, который принялся блуждать по комнате, очевидно, не замечая происходящего. — Думаю, я уже встречал кое-кого, очень похожего на тебя. Ответа не последовало. Чужак приблизил голову к лицу фантома. — Сам знаешь, что не имеешь права здесь находиться. Призрак взглянул на него с многозначительной улыбкой, смысла которой, однако, никто не понял. — Будьте осмотрительны в своих поступках, — быстро сказал Бэкхауз. — В чем дело, проводник духов? — Не знаю, кто вы такой, но если примените по отношению к нему физическую силу, как вы, очевидно, собираетесь поступить, последствия могут оказаться чрезвычайно неприятными. — А без приятностей наш вечер будет испорчен, да, мой маленький торгаш? Насмешливость покинула его лицо, словно солнце — пейзаж, оставив жесткость и суровость. Прежде чем кто-либо успел осознать его намерения, он обхватил мягкую белую шею материализовавшейся фигуры волосатыми руками и скрутил ее. Раздался слабый, призрачный крик, и тело рухнуло на пол, лицом вверх. Потрясенные гости увидели, что таинственная, но завораживающая улыбка сменилась вульгарным, омерзительным, звериным оскалом, бросившим ледяную тень моральной ущербности на каждое сердце. Превращение сопровождалось тошнотворным кладбищенским зловонием. Черты лица быстро поблекли, тело утратило плотность, став размытым, и не прошло и двух минут, как призрачная фигура полностью исчезла. Приземистый незнакомец повернулся к собравшимся и разразился протяжным, громким, жутким смехом. Профессор возбужденно беседовал с Кент-Смитом на пониженных тонах. Фаулл поманил медиума за декорации и молча вручил ему чек. Бэкхауз положил его в карман, застегнул пальто и вышел из комнаты. Лэнг последовал за ним, чтобы налить себе выпить. Пришелец уставился на Маскалла. — Ну, великан, что ты об этом думаешь? Хочешь повидать земли, где подобные фрукты растут сами по себе? — Какие фрукты? — Гоблины. Маскалл отмахнулся огромной рукой. — Кто вы такой и как сюда попали? — Позови своего приятеля. Быть может, он меня узнает. Найтспор передвинул кресло к огню и сосредоточенно, фанатично смотрел на угли. — Пусть Крэг сам подойдет ко мне, если пожелает, — произнес он своим странным голосом. — Вот видишь, он меня узнал, — насмешливо сказал Крэг. Подошел к Найтспору и положил ладонь на спинку его кресла. — Все тот же старый ненасытный голод? — Что поделываешь? — презрительно осведомился Найтспор, не меняя позы. — Суртур ушел, и мы вскоре последуем за ним. — Откуда вы двое знаете друг друга и о ком говорите? — спросил Маскалл, озадаченно переводя взгляд с одного на другого. — У Крэга есть кое-что для нас. Давайте выйдем, — ответил Найтспор. Он встал и оглянулся. Проследив за его взглядом, Маскалл увидел, что оставшиеся мужчины внимательно наблюдают за ними. Глава 2 На улице Трое мужчин вышли на улицу перед домом. Ночь выдалась немного морозная, но ясная; дул восточный ветер. Мириады пылающих звезд превратили небо в огромный свиток с иероглифами. Маскалл ощущал странное возбуждение, словно вот-вот должно было произойти нечто удивительное. — Что привело вас сегодня в этот дом, Крэг, и почему вы сделали то, что сделали? Что нам думать о том призраке? — Очевидно, у него было лицо Кристалмена, — пробормотал Найтспор. — Мы это обсуждали, верно, Маскалл? Маскаллу не терпится лицезреть сей редкий фрукт в природе. Маскалл внимательно посмотрел на Крэга, пытаясь проанализировать свои чувства к этому человеку. Он испытывал неприязнь, однако наряду с ней в его сердце пылала дикая, необузданная энергия, неким образом связанная с Крэгом. — Почему вы постоянно используете это сравнение? — поинтересовался Маскалл.