И вскоре действительно я увидел этот «великолепный» дворец. В одном из флигелей большого дома в Тарасовом переулке, рядом с «Ершами», внизу в подвальном этаже висела крохотная грязная вывеска — «Закусочная». Когда мы подошли к обледенелым ступеням, ведущим в это логовище, нам преградил дорогу какой-то негодяй с лицом настоящего каторжника. — А как Богу молитесь? — сиплым голосом прорычал он, подозрительно впиваясь в нас щелками своих узких, заплывших от пьянства глаз. — По Ермилу-ножичку, по Фомушке-Фоме да по отвертке-куме! — быстро ответил бесстрашный сыщик. — А-а… — довольным тоном прорычал негодяй. — Много добыли? — Кисет с табаком да кошель с пятаком. Путилин быстро спустился в подвал, я за ним. Когда мы вошли вовнутрь этого диковинного логовища, я невольно попятился назад: таким отвратительным зловонием ударило в лицо. Несмотря на то что тут было очень много народа, холод стоял страшный. Ледяные сосульки висели на грязных окнах, снег искрился в углах этого воровского подвала. Только бесконечно меткий и злой юмор воров и мошенников мог придумать для этой страшной дыры такое название — «Хрустальный дворец»! В первой конуре виднелось нечто вроде стойки с какой-то омерзительной снедью. Во второй «комнате», очень большой, занимающей все пространство подвального помещения, шла целая эпическая комедия из жизни преступного Петербурга. Столов и стульев практически не было. Посередине стояла высокая бочка, опрокинутая вверх дном. Около нее стоял седой старик в продранной лисьей шубе с типичным лицом скопца. Вокруг него полукругом теснилась толпа столичной сволочи, то и дело разражаясь громовым пьяным хохотом. — Кто еще найдет, что продать? Принимаю все, кроме девичьего целомудрия, как вещи, ровно ничего не стоящей… для меня, по крайней мере, почтенные дамы и кавалеры! — высоким, пискляво-бабьим голосом выкликал скопец-скупщик краденого. — Ха-ха-ха! Ах, шут тебя дери! — заливалась сиплыми голосами воровская братия «Хрустального дворца». — А штаны примешь? — спросил кто-то. — А в чем же к столбу пойдешь, миленький, когда кнутом стегать тебя будут? Что же тогда ты спустишь?.. Новый взрыв хохота прокатился по подвалу. Но были и такие, которые с хмурым лицом подходили и бросали на дно бочки серебряные, золотые и иные ценные вещи. Высохшая рука страшного скопца быстро, цепко, с какой-то особой жадностью хватала вещь. — Две канарейки, миленький… — Обалдел, знать, старый мерин? — злобно сверкал глазами продающий. — За такую вещь — и две канарейки? — Как хочешь, — апатично отвечал скопец. Я не спускал глаз с лица моего друга. Я видел, что он словно кого-то высматривает. Вдруг еле заметная усмешка тронула концы его губ. Я проследил за его взором и увидел высокого парня в кожаной куртке и барашковой шапке. «Где я видел этого молодчика? Что-то знакомое…» — мелькает у меня в голове. — А вы чего же стоите, миленькие? — вдруг повернулся к нам отвратительный старик-скопец. — Имеете что обменять на фальшивые государственные деньги, ибо настоящие-то фабрикуете только вы? На нас сразу обратили внимание. Не скажу, чтобы я почувствовал себя особенно приятно. Я знал, что, если заметят наш грим, нам несдобровать или в лучшем случае придется выдержать жаркую схватку. — Ну, ты, сударь-батюшка, Христос из Кипарисового сада, нас не учи, какие у нас деньги. У нас-то деньги кровью достаются, не то что у тебя, обкорналого жеребца! Глазки скопца засверкали бешенством, но зато эта фраза имела решительный успех среди «отверженных». — Ловко его! Молодчага! Так его, старого пса!.. Путилин швырнул на дно бочки серебряные часы. — Не возьму! — резко взвизгнул скопец. — А… а ежели в таком случае сумочку твою да на шарапа я пущу? Ась? — О-го-го-го! — загрохотал подвал «Хрустального дворца». Трясущимися от злобы руками старик схватил часы и швырнул Путилину пять рублей. Это была огромная цифра, попросту говоря — взятка. Старый негодяй испугался угрозы переодетого сыщика и хотел его задобрить. Когда мы выходили из страшного подвала, около дверей стоял парень в кожаной куртке. Он о чем-то тихо шептался с чернобородым золоторотцем. — Так, стало, сегодня придешь туда? — Приду… — Упомни: «Расста…» В эту секунду он заметил нас и сразу смолк. На девятый день, после довольно обширной прогулки, навестив чуть не двенадцать больных, я, усталый, сидел перед горящим камином. Мысль о моем друге Путилине неотступно преследовала меня. Я думал об этом таинственном отрезании одиннадцати голов. Все трупы вместе с полицейским врачом исследовал и я. Меня поразила одна особенность: все одиннадцать людей были обезглавлены одним способом: сначала нож втыкался острием в сонную артерию, а затем сильным и ловким движением производился дьявольский «кружный пояс», благодаря которому голова отделялась от туловища. Утомленный этими страшными бессонными ночами и дневной практикой, я, согретый огоньком камина, задремал. Это был не сон, а так, какое-то кошмарное забытье. Рисовались голые трупы, кровь, отрезанные головы. Громкий звонок вывел меня из состояния этого полубреда, полукошмара. Я вздрогнул и вскочил с кресла. Передо мной стоял мой лакей. — Что такое? — Так что, барин, какая-то компания подъехала на тройке. Важный, но хмельной купчик молодой желает вас видеть, — доложил он мне. — Пусть войдет! Дверь моего кабинета распахнулась. На пороге в роскошной собольей шубе, отороченной бобрами, стоял красавец — молодой купчик. Сзади него во фраке со значками вытянулись два лакея в летних пальто. — Что вам угодно? — направился я к собольей шубе. Лицо красавца-купчика осветилось веселой улыбкой. — Помощь нам подать, господин доктор! — Позвольте, господа, в чем дело? Кто из вас болен? Почему вы все трое ввалились в мой кабинет? Там есть приемная. Какой-то леденящий ужас и страх под влиянием кошмарного забытья охватили меня. — Не узнаешь? — подошел ко мне вплотную купчик в собольей шубе. — Позвольте… Кто вы?.. Я вас не знаю… — Будто бы? Неужели ты, Иван Николаевич, не знаешь, что на свете появляются материализованные духи? Я обомлел. — Кто такой, сударь, вы будете? Саркастический хохот пронесся по моему кабинету. — Я-то кто? А Ивана Дмитриевича Путилина знаешь? — Как?!! Ты?!! — Я. Собственной своей персоной, дружище! Довольно заниматься маскарадом. Едем. Ты, конечно, не откажешься присутствовать при том, как будут снимать «двенадцатую голову», а именно голову с туловища твоего друга? Затем, переменив шутливый тон на серьезный, он тихо мне проговорил: — Захвати с собой хирургический набор и все вообще, что требуется для оказания первой помощи. Я боюсь, что дело будет жаркое. Через несколько секунд мы находились уже в тройке. Розвальни были покрыты красным бархатом. — Хорошо загримировался? — смеясь, тихо обратился ко мне Путилин. — Чудесно! — искренно вырвалось у меня. — Но, ради бога, скажи, куда мы едем? Наступила долгая пауза. Мой друг что-то сосредоточенно чертил пальцем по заиндевевшим крыльям саней. — Прости, ты о чем-то меня спрашивал? — словно пробуждаясь после долгого сна, спросил он меня. — Куда мы едем, Иван Дмитриевич?