Стрелка часов показывала ровно восемь часов, когда я услышал звонок. Я поспешно открыл дверь и попятился, удивленный: первой вошла в мою переднюю… девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади. Крик ужаса готов был сорваться с моих уст, как вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за девушкой. — Не бойся, дружище, это — не привидение, а только моя талантливая сотрудница по трудному и опасному ремеслу. — Фу-у, черт возьми, Иван Дмитриевич, ты всегда устроишь какую-нибудь необыкновенную штучку! — вырвалось у меня. — Но, боже мой, какой великолепный маскарад! Совсем она! Я, подробно осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки. Путилин был искусно загримирован, но в обыкновенной, сильно поношенной и продранной триковой «тройке». — А мне в чем ехать? — спросил я. — Да так, как есть… Только сомни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой… Я исполнил повеления моего друга и через несколько минут мы вышли из квартиры. У ворот нас ждал любимый агент Путилина. — Все? — Все, Иван Дмитриевич. «Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов. Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходящие ночью в «малиннике», были поистине поразительны. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, — все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте. Тут казалось, что Бог совершенно отступался от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти Сатаны. Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал: — Барынька, вы останьтесь здесь с X. Мы с доктором войдем сюда и, наверное, скоро вернемся. Мы вошли в ужасный притон. Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура странного горбуна. Он сидел на стуле, низко свесив свои страшные, длинные ноги. Получилось такое впечатление, будто за столом сидит только огромный горб и огромная голова. Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой. На коленях его, если можно только эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати. Она, помахивая стаканом водки, что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но что она кричала, за общим гвалтом разобрать было невозможно. — Горбун! Дьявол! — доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей. Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то плакал пьяным плачем. — Назад! — шепнул мне Путилин. Мы быстро, не обратив на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа. Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? Какой гениальный шаг рассчитывает сделать мой друг? — Скорее! — отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас. Нас толкали, отпуская по нашему адресу непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив здоровый удар от агента X., с проклятием выпустил ее из своих рук. — Дьявол! Здорово дерется!.. Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром подымался горбун. Путилин поднялся первый. За ним — агент X., потом я, последней — агентша-сыщица. — Вы ничего не знаете? — терзаемый любопытством, тихо спросил я ее. — Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? — ответила загадочно она. Вот и эта галерея, вонючая, зловонная. Она была почти темна. Только в самом конце ее, из крошечного окна лился тусклый свет сквозь разбитое стекло, заклеенное бумагой. Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. Длинный засов, на нем — огромный висячий замок. — Начинайте, голубчик! — обратился Путилин к агенту. Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов в руках агента X. — А теперь, господа, вот что, — обратился уже к нам Путилин. — Если замок не удастся открыть, тогда я немедленно возвращусь в «малинник», а вы… вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение. С этими словами Путилин подвел нас к конуре, напоминающей нечто вроде сарая-кладовой. Я недоумевал все более и более. — Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь подробнее. — Тс-с! Ни звука! Ну как? — Великолепно! Кажется, сейчас удастся, — ответил X. — Ну? — Готово! — Браво, голубчик, это хороший ход! — довольным голосом произнес Путилин. — Пожалуйте! — раздался шепот агента X. — Прошу! — пригласил нас Путилин, показывая на открывшуюся дверь. Первой вошла агентша, за ней я. Путилин остановился в дверях и обратился к Х:: — Ну а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок таким же образом. — Как?! — в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. — Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище страшного урода? — Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище… — невозмутимо ответил мой друг. — Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь. Путилин полез в карман за потайным фонарем. В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в подземелье при звуке захлопываемой за ним на веки железной двери каземата. — Ну, вот и свет! — проговорил Путилин. Он держал впереди себя небольшой фонарь. Узкая, но яркая полоса света прорезала тьму. Мы очутились в жилище страшного горбуна. Прежде всего, что поражало, — это холодный пронизывающе сырой воздух, пропитанный запахом отвратительной плесени. — Бр-р! Настоящая могила… — произнес Путилин. — Да, неважное помещение, — согласился я. Небольшая комната, если только это логовище, грязное, смрадное, можно было назвать комнатой, было почти все заставлено всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и кончая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материй. В углу стояло подобие стола. На всем этом толстым слоем лежала пыль и грязно-бурая, толстая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища-горбуна не притрагивалась ко всему этому в течение многих лет. Около стены было устроено нечто вроде кровати. Несколько досок на толстых поленах; на этих досках — куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду. — Не теряя ни минуты времени, я должен вас спрятать, господа! — проговорил Путилин. Он зорко осмотрелся. — Нам с тобой, дружище, надо быть ближе к дверям, поэтому ты лезь под этот угол кровати, а я в последнюю минуту займу вот эту позицию. И Путилин указал на выступ конуры, образующей как бы нишу. — Теперь, и это главное, мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! — загадочно прошептал гениальный сыщик. Он оглядел еще раз логовище горбуна. — Гм… скверно… Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за сию пирамидку из всевозможной дряни, — указал Путилин на груду различных предметов. — Кстати, снимайте скорее ваш дипломат. Давайте его мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично… вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище! Я, уже влезший под кровать, выглянул и испустил подавленный крик изумления. Предо мною стояла — нет, я не так выразился — не стояла, а стоял труп Леночки, убитой девушки. С помощью удивительно «жизненного» трико тельного цвета получалось — благодаря скудному освещению — полная иллюзия голого тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее, раздробленной кровавой массой. Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями. — Верно? — спросил Путилин.