– Ничего подобного. Юристами у Крейлов были «Джонатан и Джонатан». Однако, принимая во внимание обстоятельства, мистер Джонатан счел неудобным защищать интересы миссис Крейл и договорился с моим отцом, чтобы мы взяли ведение дела на себя. Мне кажется, вам было бы интересно, мсье Пуаро, встретиться со старым Джонатаном. Он сейчас на пенсии – ему под семьдесят… Он знал все интимные дела семьи Крейл и мог бы сказать значительно больше, чем я. Собственно, я не могу вам рассказать абсолютно ничего, я был тогда мальчиком. Мне кажется, что я даже не был на том процессе. Пуаро поднялся, и Джордж Мейхью, поднявшись также, добавил: – Возможно, вы сочтете необходимым поговорить с Эдмундсом, нашим административным секретарем. Он тогда работал у нас и проявлял большой интерес к делу. Эдмундс был не очень-то разговорчив. Глаза его выражали благоразумие и осмотрительность, свойственные законникам. Он внимательно разглядывал Пуаро, пытаясь составить о нем суждение еще до того, как начнется беседа. – Да, я помню дело Крейл, – сказал он и добавил сурово: – Это была жуткая история. – Эдмундс направил свой проницательный взгляд на Эркюля Пуаро, словно измеряя его. – С тех пор прошло много времени, и не стоит ворошить ее снова. – Приговор суда не всегда конец дела. Квадратная голова Эдмундса медленно качнулась в знак согласия. – Я могу сказать, что вы правы. Эркюль Пуаро сказал: – Миссис Крейл оставила девочку. – Да, я припоминаю. Ее, кажется, отправили к родным за границу? Не так ли? – Именно так. И дочь твердо убеждена, что ее мать невиновна. Густые брови мистера Эдмундса поднялись. – Вот в чем дело! Пуаро спросил: – Возможно, есть что-то такое, что вы могли бы мне сообщить и что подкрепило бы эту уверенность девушки? Эдмундс долго раздумывал, потом покачал головой: – Честно говоря, не могу утверждать, что есть. Я восхищался миссис Крейл. Кем бы она ни была, она прежде всего была леди. Не то что та, другая, – всего-навсего шлюха. Бесстыдная. Она из тех, что бросаются на шею мужчинам. И не стыдилась показывать это! А миссис Крейл была дамой из высшего общества. – Что не помешало ей стать убийцей? Эдмундс нахмурил брови, сказал взволнованно: – Этот вопрос я ставлю перед собой ежедневно. Она сидела на скамье подсудимых такая спокойная, такая кроткая! «Не могу поверить», – твердил я себе все время. Но… Не знаю, сумеете ли вы меня понять, мсье Пуаро… К сожалению, ни во что иное невозможно было поверить. Яд не мог попасть в пиво мистера Крейла случайно. Его кто-то влил туда. Если это была не миссис Крейл, то кто же? – В этом и суть, – сказал Пуаро. – Кто? И снова проницательные глаза строго ощупали его лицо. – Итак, каково ваше мнение? – спросил мистер Эдмундс. – А ваше? Старик помолчал минуту, затем сказал: – Но аргументов, которые хотя бы немного помогли, не было. Абсолютно никаких. – Вы присутствовали на процессе? – Ежедневно. – Вы слышали показания? – Да. – Вас ничто в них не удивило? Не показалось… неискренним? Эдмундс ответил коротко: – То есть кто-то из них врал?.. Но разве у кого-то была причина желать мистеру Крейлу смерти? Извините меня, мсье Пуаро, но я считаю эту идею слишком мелодраматической. – И все же я прошу вас хоть немного над этим подумать, – настаивал Пуаро. Он смотрел на умное лицо Эдмундса, в его полные раздумья глаза. Эдмундс покачал головой. – Мисс Гриер… – произнес он. – Слишком желчна и недоброжелательна! Мне казалось, что при многих вопросах она теряла самообладание. Но Крейл был ей нужен живым, с мертвым ей нечего было делать. Она, понятное дело, хотела видеть миссис Крейл на виселице. И это потому, что смерть лишила ее человека, которого она любила. То была тигрица, у которой вырвали добычу. Нет, мистера Крейла она хотела живого. Филипп Блейк был также против миссис Крейл. Он вонзал в нее нож при любом удобном случае. Но надо признать – он был по-своему честен. С мистером Крейлом они дружили. Его брат, Мередит Блейк, весьма неудачный свидетель-путаник, нерешительный, не уверенный в своих ответах. Я видел много подобных свидетелей: создается впечатление, что они лгут, хотя, по сути, все время говорят правду. Он был не слишком разговорчив, этот Мередит Блейк, и все же адвокат вытянул из него довольно много. Блейк – типичный обыватель, из тех, кого легко сбить с толку. Зато гувернантка держалась очень хорошо. Не будучи многословной, она отвечала на поставленные вопросы корректно и точно. Слушая ее, невозможно было сказать, на чьей она стороне. Хладнокровная женщина, твердо стоящая на земле. – После короткой паузы он продолжал: – Меня нисколько не удивило бы, если бы оказалось, что она знает об этом деле значительно больше, чем говорила. – И меня, – сказал Эркюль Пуаро. Он внимательно посмотрел на морщинистое лицо Альфреда Эдмундса. Сейчас оно было абсолютно равнодушным. Эркюль Пуаро не сомневался, что напал на верный след. Глава 4 Старый адвокат Мистер Калеб Джонатан жил в Эссексе. После учтивого обмена письмами Пуаро получил приглашение – почти королевское по форме и стилю – поужинать и остаться на ночь. Пожилой джентльмен был колоритной фигурой. После пресных блюд Джорджа Мейхью он подействовал на Пуаро словно стакан старого доброго портвейна. Где-то около полуночи, смакуя выдержанный ароматный коньяк, мистер Джонатан разговорился. Он оценил дипломатичность Пуаро, который тактично удерживался от того, чтобы подгонять его, и теперь счел, что настало время обсудить тему семьи Крейл. – Наша фирма обслуживала много поколений этой семьи. Я знал Эмиаса Крейла и его отца, Ричарда Крейла, помню даже Эноха Крейла – деда. Все предки Эмиаса – помещики, которые больше занимались лошадьми, чем человеческими созданиями. Прекрасно ездили верхом, любили женщин и не очень интересовались искусством и политикой. Они пренебрегали политикой. Только жена Ричарда Крейла была полна идей. В ней их было больше, чем здравого смысла. Она имела поэтические и музыкальные способности и неплохо играла на арфе. Немного болезненная, она все же казалась прекрасной, когда лежала на своей софе; была поклонницей Кингсли[1], поэтому и назвала своего сына Эмиасом. Отец, правда, кривился – он считал это имя комичным, но смирился. Эмиас Крейл получил в полной мере двойную наследственность. От своей матери унаследовал артистический вкус, а от отца – силу, чувство собственника и безжалостный эгоизм. В семье Крейл все были эгоистами. Ни за что на свете ни один из них не допустил бы иной точки зрения, кроме собственной. Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, старый Джонатан пристально посмотрел на Пуаро. – Вы меня поправьте, если я ошибаюсь, мсье Пуаро. Мне кажется, вас интересует психология действующих лиц, если можно так выразиться. Пуаро ответил: – Это именно то, что составляет для меня наибольший интерес во всех случаях, которые я расследовал. – Понимаю. Так сказать, стремитесь войти в шкуру подозреваемого. Превосходно! Наша фирма обычно никогда не имела клиентов из преступного мира. Мы не были бы в состоянии вести дело миссис Крейл, даже если бы профессиональная этика и позволяла это. Зато фирма Мейхью была подходящей. Они наняли Деплича, доказав этим самым в некоторой степени отсутствие фантазии. Деплич был чрезвычайно дорогим и излишне драматичным! Им не хватило сообразительности разобраться в том, что Кэролайн Крейл никогда не будет играть роль в стиле Деплича. Кэролайн не была романтической героиней. – А какой же она была, хотел бы я знать? – спросил Пуаро. – То есть как она дошла до такого поступка? Это вопрос по существу. Я знал ее, видите ли, до замужества. Звали ее Кэролайн Спелдинг. Это было порывистое, несчастное создание. Мать ее осталась смолоду вдовой, и Кэролайн очень ее любила. Потом мать вторично вышла замуж, родился еще один ребенок. Это слишком грустно… – Кэролайн ревновала? – Чрезвычайно! Тогда и произошел печальной памяти несчастный случай. Бедный ребенок, она впоследствии горько раскаивалась в содеянном. Но, как вы знаете, мсье Пуаро, такие вещи порой случаются, когда человек не способен сдержаться. С возрастом это проходит. – Что же случилось? – спросил Пуаро. – Кэролайн ударила свою маленькую сестру по голове пресс-папье. Девочка перестала видеть на один глаз, осталась изуродованной на всю жизнь. – Мистер Джонатан вздохнул, затем продолжал: – Представляете, какой эффект произвел бы на процессе вопрос об этом случае? – Он покачал головой. – Это создало бы впечатление, что Кэролайн имела импульсивный, не поддающийся контролю характер. Но это неправильно. Совсем неправильно! Он помолчал и наконец решил рассказать обо всем, что знал: – Кэролайн Спелдинг часто приезжала в Олдербери. Ричард Крейл хорошо к ней относился. Кэролайн была исполнена уважения к миссис Крейл и этим ей нравилась. Она подружилась с сестрой Эмиаса, Дианой Крейл. Филипп и Мередит Блейки – парни из соседнего поместья – часто приходили в Олдербери. Филипп всегда смахивал на маленького бессовестного бесенка, жадного к деньгам. Должен признаться, что этот мальчик мне всегда был неприятен. Но мне сказали, что он хороший рассказчик анекдотов и имеет репутацию преданного друга. Мередит был человеком, которого в мое время называли чудаком. Ему нравились растения и бабочки, нравилось наблюдать за птицами и зверями. Изучение природы, как это теперь называется. Что и говорить, то молодое поколение вызывало разочарование у родителей. Ни один из них не увлекался охотой, верховой ездой, рыбной ловлей. Мередит считал, что лучше наблюдать за животными, нежели стрелять в них. Филипп стремился жить в городе. Он взялся за свое ремесло – делать деньги. Диана вышла замуж за отставного офицера, демобилизованного после войны. А Эмиас – здоровый, красивый и мужественный – вырос и стал ни больше ни меньше – художником! Мне кажется, что Ричард Крейл умер от разочарования. Между тем Эмиас женился на Кэролайн Спелдинг. Они постоянно ссорились, бранились, но все-таки это был брак по любви. Молодожены безумно любили друг друга. И это чувство сохранилось надолго, хотя Эмиас, как и все из его семьи, был законченным эгоистом. Он любил Кэролайн, она была ему дорога, но он с ней никогда не считался. Он делал только то, что ему хотелось. По-моему, он любил ее настолько, насколько мог. Ее место в его душе было вторым после искусства. Живопись стояла на первом плане. Я уверен, ни одной женщине не было дано потеснить искусство в его сердце. С ним случались приключения, которые служили ему стимулом, но он все бросал, когда надоедало. Эмиас не был сентиментальным или романтическим, но и не жил только чувствами. Единственная женщина, которая когда-либо что-то для него значила, – это его собственная жена. И она, зная об этом, многое ему прощала. Эмиас пускался в погоню за любовными приключениями, а потом возвращался к ней снова, с новой картиной, которая его оправдывала. Все это так бы и продолжалось, если бы не Эльза Гриер… – Мистер Джонатан покачал головой. – А что с Эльзой Гриер? – спросил Пуаро. Мистер Джонатан дал совершенно неожиданный ответ: – Бедный ребенок! Бедный ребенок! – Вы так считаете? Таковы ваши чувства по отношению к ней? – Возможно, потому что я уже стар, но я, мсье Пуаро, нахожу в беззащитности молодости кое-что такое, что доводит меня до слез. Молодость так уязвима… Она жестока, но в то же время не уверена в себе, великодушна и одновременно требовательна. Он поднялся, подошел к книжному шкафу, взял с полки книгу, полистал ее и громко прочел: «Еще два слова. Если ты, Ромео, Решил на мне жениться не шутя, Дай завтра знать, когда и где венчанье.