— Да понял я, понял. — Если найдешь испорченные продукты, заверни их в пакет или в тряпки, спрячь в шкаф или куда-нибудь. Но только не выкидывай из дома, чем меньше запахов, тем меньше мы привлекаем зараженных. Пустые ведра и тазы наполни дождевой водой. Просто поставь их на крыльце и забери через несколько минут. — Вода какая-то мутная, будто мыльная. — Я заметила. Ты и не такую станешь пить, если припрет, а уж умыться ею спокойно можно. Найдешь топор, принеси. Вообще все, что сойдет за оружие, стаскивай сюда. И не выходи никуда, кроме крыльца, через которое мы заходили. — Я и не собирался, на улице делать вообще нечего. — Набирать тазы и ведра тебе именно на улице придется, так что выйдешь, никуда не денешься. — Как скажешь… командирша. — Ну где ты там? Не слышал, что я говорила? Давай уже, не тормози, тащи все. Обшаривая дом, Рокки, морщась от дергающей боли в отказывающемся работать колене, думал о Няше. Думал в том смысле, что был до глубины души поражен некоторыми аспектами поведения этой девушки. То, что к стандартным она не относится, он осознавал и до этого, несмотря на проблемы с памятью. Но когда она в нескольких словах объяснила, каким образом начать превращать этот случайно подвернувшийся дом в убежище, где можно укрываться несколько дней, осознал, что практически не знает, кого тащил на своем горбу с полдесятка очень непростых километров. Что она там говорила о своем сроке? Сколько здесь прожила? Несколько месяцев? Неужели за такой срок можно из городской девчонки сделать убийцу, с непринужденной профессиональностью отстреливающую неотличимых от людей цифр, режущую врагов жуткого вида клинком и оберегающую свое жилище при помощи рассыпанного по полу битого стекла? Не верится, потому что испуганной Няша не выглядит. С виду очень естественное и взвешенное поведение, для нее это будто родная среда обитания, ход весьма практичных мыслей не нарушен даже жесточайшей раной, с которой самые здоровенные мужики в массе своей на продолжительное время превратятся в овощей, зовущих маму и непрерывно требующих обезболивающее. Непростая особа. Дом, при первом взгляде показавшийся скромным по части размеров, быстро доказал, что первому впечатлению доверять не следует. Да уж, при таком дожде и не так можно обмануться. Пускай жилых комнат всего две, но к ним примыкает сложно устроенная кухня, куча кладовок, терраса, непонятные закутки. А это что за дверь? Выглядит странно. За непонятной дверью обнаружился пристроенный к дому хлев, и, еще ничего не разглядев в здешнем сумраке, Рокки предположил, что дела могут вот-вот обернуться в плохую сторону и при этом у него в руке не будет серьезного оружия. А все потому, что наконец обнаружился источник зловония, просачивавшегося в дом. Воняло в хлеву. И воняло разлагающейся плотью. Подавив порыв попятиться назад, прикрыв за собой дверь, Рокки, напрочь позабыв об одеревеневшем колене, присел, напрягая зрение, и закрутил головой. Никого не заметил, зато разглядел интересные подробности. Широкие дощатые ворота прикрыты, но посредине в них зияет низкий пролом, по виду свежий. Именно он является главным источником здешнего освещения — пусть на улице и мрачно, но все же в разгар дня что-то да просачивается сквозь буйство воды и ветра. Там и сям виднеются разбросанные кости, в том числе крупные, явно нечеловеческие, а вон рядом с вилами сереет череп, определенно не бараний и не коровий, очень может быть, что принадлежал хозяину дома. Грязные перья, местами разбросанные ненормально изобильно, подсказывают, что кто-то нехорошо обошелся с курами, утками и прочей домашней птицей. Тут явно не лиса в курятник пробралась, тут дела куда серьезнее. Но голову ломать ни к чему, даже без пояснений Няши виновник произошедшего очевиден. Мертвяк неплохо покушал. Или мертвяки. Обыскав хлев, Рокки не заметил ни малейших признаков угрозы, зато нашел топор, что резко повысило настроение, ведь бродить по такому печальному месту с одним лишь пистолетом никому не понравится. Вспомнив наставление Няши, прихватил и вилы. Пусть грязные, но, если выставить на крыльцо, сумасшедший ливень в пять минут сделает их новенькими, разве что со ржавчиной ему не справиться. Осмотрев каждый уголок, призадумался. Итак, из дома ведут два удобных выхода: дверь, через которую проникли Рокки с Няшей, и хлев, проход в который останется неразрешимой проблемой. Что с ним ни делай, а пролом не получится ликвидировать так, чтобы это не выглядело свежей работой. Значит, лучше его вообще не трогать. Итого — надо позаботиться о паре дверей. Ну и где здесь можно разжиться битым стеклом? Инструкции Няши звучали коротко, но что до их претворения в жизнь — времени ушло немало. Тут и стекло в дело пошло, и прислоненные к дверям громоздкие предметы, и даже коварно уложенные на пол грабли, от которых, оступившись, чуть было сам же не пострадал. В процессе превращения избы в лабиринт с шумными ловушками набрал дождевой воды во все, что под руку подвернулось, заодно, поглядывая в дверную щель, оценил мощь стихии как затихающую. Уже далеко не та, что поначалу, но все равно впечатляет. Сомнительно, что зараженные обожают бродить по такой погоде, но, даже если так, они уже в сотне метров добычу не разглядят. Раз их поблизости не видать, скорее всего, действия Рокки остаются незамеченными. Погода не ахти, но при этом радует. Пускай такая и будет. Между делом заглянув к Няше, увидел, что она сосредоточенно нарезает тряпье на полосы, которыми намеревается зафиксировать новую шину, куда основательнее устроенной на скорую руку старой. Причем оружие она успела разобрать и собрать, протерев до полного исчезновения влаги. Да уж, страннее девушек не бывает. Какой-то робот, а не человек, ни слезинки за все время не проронила, а ведь видно по ней, что боль адская, да и без разглядывания догадаться можно. Представив, как под колено ударяет пуля, продвигаясь далее через размозженное мясо и раздробленные кости, Рокки поежился. Он бы, скорее всего, так, как она, держаться не смог. Проевшее всю печень колено начало агонизировать в самый неудобный момент, когда Рокки, спустившись в подпол, исследовал складированные здесь хозяевами припасы. Взорвалось острейшей болью при самом обычном шаге, заставив непроизвольно присесть, заскрипеть зубами и пожелать тому, кто придумал эту затею с компенсацией, всего самого наихудшего. Пик приступа быстро остался позади, но работать, как прежде, то есть — со скрипом и мучениями, истерзанный сустав отказывался. Пришлось завершать обыск, опираясь о найденную здесь же лопату, после чего с превеликим трудом выбираться по лестнице, где и совершенно здоровый человек не продемонстрирует впечатляющих результатов. Непросто было провернуть все так, чтобы не показаться на глаза Няше в унизительной собачьей позе, однако нашел в себе силы дохромать как прямоходящее существо. Бухнувшись на пол, устало прислонился спиной к дивану, на котором девушка продолжала сосредоточенно возиться с шиной, и страдальческим голосом попросил: — Ты бы не могла и мне нарезать таких бинтов. — Поранился? — напряглась Няша. — Нет. Просто попробую колено туго замотать. — Совсем плохо? — Да чуть нога напополам не развалилась, еле ее руками удержал. — Закатывай штанину, клади ногу на диван, сейчас сама замотаю. Тебе такое доверять нельзя, руки не оттуда растут. И стул подтащи, а то с пола мне неудобно. Нога должна ровно лежать, а не черт знает как. Подчинившись, кратко доложился о результатах проведенной работы: — Воду набрал, стекло рассыпал, посмотрел, что тут можно поесть и выпить, с голоду вроде помереть не должны, но и ресторанное питание не обещаю. И еще — тут хлев к дому примыкает, он завален костями. Там и коровьи, и бараньи, и даже человеческие. Смердит так, что мухи дохнут. Ты же насчет запахов предупреждала, по-моему, тухлятиной отсюда тянет на всю деревню. — Не думаю, что скот держали только в этом доме, — чуть подумав, ответила Няша. — Но все равно нам сейчас придется оставаться здесь, потому что искать дом получше не получится, на улице вообще потоп. Да и мы с тобой не в той форме, чтобы по деревне шляться. Как бы не пришлось восстанавливаться на нулевом уровне… врагу такого не пожелаешь. — Это как? — не понял Рокки. — Споровая шкала падает не так уж быстро, даже в моем состоянии пару дней можно протянуть, пока конкретные проблемы не начнутся. За это время нога хоть немного, но восстановится. Наверное. Ну а тебе точно лучше станет, твое колено не выглядит совсем уж плохим. — Зато ощущает себя именно таким. — Ты всего лишь человек со стартовым дебаффом.[1] Такие, как мы, вовсе не наказаны, ведь нам за наши муки компенсация полагается. Даже в худших случаях долго не страдаем, восстанавливаемся за два дня, ну или за три. Конечно, живец нужен, но и без него выздоравливаем, просто медленнее. Блин, вот если бы ты не забыл в машине бутылку… — Ну и как я в тот момент должен был о ней помнить?! — чуть не взорвался Рокки. — Хотя ладно, давай валяй дальше, продолжай, ты же так это любишь. Признаю, это я во всем виноват, и еще я последний придурок. Чего притихла? Я что, и дальше сам себя костерить должен? Серьезно? Да ты, подруга, по-моему, в край обнаглела. Няша, как это с ней бывает ненормально часто, резко сменила линию поведения, потупилась и ответила нетипичными для нее словами: — Извини. Я знаю, меня иногда заносит, не обращай внимания, я это не со зла, просто характер такой, не обращай внимания. — Ага, — сбитый с толку неожиданной сменой поведения девушки, почти по-доброму ответил Рокки. — Скажи еще, что это у тебя защита такая, вроде колючек у розы. — Ну да, мне так и говорили. — Кто? — Какая разница? — Разница большая — это не колючки, это, блин, танковая броня с метровыми шипами. — Я ведь уже извинилась. И еще заметь, я больше не называю тебя плохими словами. — Давно ли? — Ну не очень, но не называю же. И вообще, придурок — не так уж и обидно, зеленых вроде тебя принято так называть. Не везде и не все так делают, но очень часто слышала. Потерпи, сейчас может быть больно. — Больнее уже не будет, — убежденно ответил Рокки, глядя, как Няша заводит под подставленную ногу полоску темно-зеленой ткани. — Уж поверь, придур… то есть такие зеленые, как ты, в боли ничего не понимают. — Да это я почти шутил. А ты, получается, почти ее не ощущаешь? — С чего ты это взял? — На твою рану нагляделся. Ты сейчас должна быть невменяемой. — Болевой порог у прокачанных снижен. И я тут не первый месяц, натерпеться успела, даже вспоминать не хочется. Привыкнуть к этому невозможно, но можно попробовать свыкнуться. Вот и стараюсь. — Я бы сказал — не месяц, а минимум год. — Что?