Он приводит тебя к себе в дом, пропахший травами, химикатами и книгами, и укладывает тебя в длинную постель, на которой развалился толстый серый кот. Кот пододвигается, чтобы дать тебе улечься, затем укладывается тебе под бок. Тебя бы это утешило, если бы его тепло и вес не напоминали тебе об Уке, когда тот спит с тобой. Спал. Нет, перемена времени глагола требует мысли. Спит. – Поспи, – говорит Лерна, и этому легко подчиниться. * * * Ты спишь долго. В какой-то момент ты просыпаешься. Лерна поставил на подносе рядом с твоей постелью еду: прозрачный бульон, нарезанные фрукты и чашку чая – все давно остыло до комнатной температуры. Ты ешь и пьешь, потом идешь в ванную. Унитаз не смывает. Рядом стоит ведро с водой. Наверняка Лерна поставил его именно для этого. Ты гадаешь над этим, затем ощущаешь неизбежность мысли и гонишь, гонишь, гонишь ее, чтобы остаться в мягком тепле бездумья. Ты сливаешь воду из ведра, закрываешь крышку унитаза и возвращаешься в постель. * * * Во сне ты оказываешься в комнате, когда Джиджа делает это. Они с Уке такие, какими ты видела их в последний раз, – Джиджа смеется, держа Уке на колене, играя с ним в «землетрясение». Мальчик смеется, обхватывает колено ногами и машет руками, чтобы удержать равновесие. Затем Джиджа вдруг перестает смеяться, встает, сбрасывает Уке на пол и начинает бить его ногами. Ты знаешь, что это было не так. Ты видела отпечатки кулака Джиджи – синяк с четырьмя параллельными полосами – на животе и лице Уке. Во сне Джиджа бьет его ногами, потому что сны лишены логики. Уке продолжает смеяться и размахивать руками, словно игра продолжается, хотя его лицо в крови. Ты просыпаешься с криком, который переходит в неудержимые рыдания. Входит Лерна, пытается что-то сказать, обнять тебя, в конце концов, заваривает тебе крепкий, омерзительный на вкус чай. Ты снова засыпаешь. * * * – На севере что-то случилось, – говорит тебе Лерна. Ты сидишь на краю постели. Он – в кресле напротив тебя. Ты пьешь очередную чашку мерзкого чая, голова болит хуже чем с похмелья. Ночь, но в комнате полумрак. Лерна зажег лишь половину светильников. Впервые ты замечаешь странный запах в воздухе, который не может полностью замаскировать дымок светильника – сернистый, острый и едкий. Запах висел в воздухе весь день, постепенно усиливаясь. Хуже всего на улице, говорит Лерна. – Дорога возле города два дня была забита людьми, идущими оттуда. – Лерна вздыхает и трет лицо. Он на пятнадцать лет моложе тебя, но такого уже не скажешь. Его волосы от природы серые, как у многих чебаки, но старше делают его залегшие на лице складки. И еще темные круги под глазами. – Что-то вроде землетрясения. Большое, пару дней назад. Мы-то ничего не ощутили, но вот Суме… – Суме через долину, в дне пути верхом. – Весь город… – Он мотает головой. Ты киваешь, но ты и так все это знаешь или по крайней мере догадываешься. Два дня назад, когда ты сидела в своей норке и смотрела на останки своего ребенка, что-то пришло в город – судорога земли была такой, что ты никогда ничего подобного не сэссила. Слово «землетрясение» тут явно не подходит. Что бы там ни было, оно обрушило бы дом на тело Уке, потому ты что-то поставила на его пути – какой-то волнолом, составленный из твоей сфокусированной воли и небольшого количества кинетической энергии, позаимствованной у самой волны. Это не требовало мысли, такое и новорожденный способен сделать, хотя, наверное, не настолько аккуратно. Волна разделилась и обтекла долину, затем продолжила путь. Лерна облизывает губы. Смотрит на тебя, потом отводит взгляд. Он тот, кто, помимо твоих детей, знает, кто ты есть. Некоторое время уже знает, но впервые увидел реальность этого. Но об этом ты тоже не способна думать. – Раск не впускает и не выпускает никого. – Раск – это Раск Инноватор Тиримо, избранный глава города. – Пока еще это не полномасштабный карантин, как он говорит, но я собирался пойти в Суме, посмотреть, не можем ли мы чем-то помочь. Раск сказал «нет» и направил чертовых копателей на стену на подмогу Опорам, пока разведчики не вернутся. Велел им в особенности не выпускать меня. – Лерна стискивает кулаки, на лице его горечь. – На имперском тракте много людей. Многие больны, ранены. А этот вонючий ублюдок не хочет позволить мне помочь! – В первую очередь ворота, – шепчешь ты. Это хрип. Ты много кричала после того сна о Джидже. – Что? Ты отпиваешь еще чая, чтобы не так першило в горле. – Предание камня. Лерна в упор смотрит на тебя. Он знает эти строки – все дети учат это в яслях. Все вырастают на сказках у костра о камнелористах и мудрых геоместах, которые предупреждали неверующих, когда проявлялись знамения, но их не слушали, и которые спасали людей, когда Предание подтверждалось. – Думаешь, дошло до этого? – тяжело произносит он. – Огонь подземный, Иссун, неужели ты серьезно? Ты серьезно. Дошло до этого. Но ты понимаешь, что он не поверит тебе, если ты попытаешься объяснить, так что просто качаешь головой. Повисает болезненная, мучительная тишина. После долгого молчания Лерна осторожно произносит: – Я принес Уке. Он в больнице… в холодильном ящике. Я позабочусь о… приготовлениях. Ты медленно киваешь. После некоторой заминки он говорит: – Это сделал Джиджа? Ты снова киваешь. – Ты… ты его видела? – Я пришла домой из яслей. – О. Опять неловкая пауза. – Говорят, ты пропустила один день, перед землетрясением. Пришлось отправить детей домой, не нашли замены. Никто не знал, заболела ты и осталась дома, или что еще. Что же. Вероятно, ты уволена. Лерна делает глубокий вздох, выдыхает. Ты почти готова. – Землетрясение не коснулось нас, Иссун. Оно обошло город. Повалило несколько деревьев, и еще рухнула скала у ручья. Ручей в самом северном конце долины, где никто не заметил, как исходит паром халцедоновая жеода. – Все в городе и вокруг него в порядке. Почти идеальная окружность. Четкая. Было время, когда ты скрывала бы такое. У тебя был повод – жизнь, которую ты защищала. – Это сделала я, – говоришь ты. Лерна стискивает челюсти, но кивает. – Я никогда никому не говорил. – Он мнется. – Что ты… ороген. Он так вежлив и правилен. Ты слышала куда более неприличные определения того, чем ты являешься. Он тоже, но он никогда бы так не сказал. Да и Джиджа, когда кто-то беспечно бросал «рогга» в его присутствии. «Не желаю, чтобы дети такое слышали», – говорил он… Накрывает быстро. Ты складываешься пополам в приступе сухой рвоты. Лерна вскакивает, хватает что под руку подвернулось – утку, которая тебе не была нужна. Но ничто не извергается из твоего желудка, и через мгновение позывы прекращаются. Ты делаешь осторожный вдох, затем другой. Лерна молча протягивает тебе стакан воды. Ты отвергаешь было его, затем передумываешь. В твоем рту вкус желчи. – Это не я, – говоришь ты в конце концов. Он хмурится в замешательстве, думая, что ты все еще говоришь о землетрясении. – Джиджа. Он так и не узнал обо мне. – Ты думаешь. Ты не должна думать. – Я не знаю как, но Уке… он маленький, он еще не умеет себя контролировать. Наверное, Уке что-то сделал, и Джиджа понял… Что твои дети, как ты. Впервые ты полностью оформила эту мысль. Лерна закрывает глаза, испускает долгий вздох. – Вот как, значит. Нет, не так. Никогда ничто не должно заставлять отца убить собственное дитя. Ничто! Он облизывает губы. – Хочешь посмотреть на Уке? Зачем? Ты два дня смотрела на него. – Нет. Лерна со вздохом встает, пятерней ероша волосы. – Идешь сказать Раску? – спрашиваешь ты. Но Лерна отвечает тебе таким взглядом, что ты ощущаешь себя хамкой. Он в гневе. Он такой спокойный, думающий мальчик, никогда не подумаешь, что он может разозлиться. – Я ничего не собираюсь рассказывать Раску, – резко отвечает он. – Я все это время ничего ему не рассказывал и не собираюсь сейчас. – Тогда что… – Я хочу найти Эран. Эран – спикер функционал-касты Стойкость. Лерна родился Опорой, но когда он вернулся в Тиримо врачом, Стойкие приняли его. В городе уже было достаточно Опор, а Инноваторы бросили жребий и проиграли. Ты тоже говорила, что принадлежишь к Стойкости. – Я скажу ей, что с тобой все в порядке, и попрошу передать это Раску. А ты иди отдыхать.