«Охотник» недоверчиво на меня покосился, но убеждать его… в общем, чиркнул я по путам засапожником, поднялся с камня да и пошел себе. Меня там другой… новичок дожидается, поди, уж все глазоньки проглядел. Впрочем, расслабляться, повернувшись спиной к недавнему противнику, я не стал и, услышав сзади шорох, несколько напрягся. — Мм, ты это… прости, а? Я же не со зла… — промычал охотник. В ответ я только махнул рукой и прибавил ходу. Глава 8 Вопреки моим ожиданиям, Пир сумел достаточно быстро и уверенно разбить лагерь в указанном мною месте, так что ночь в Пустошах мы встретили со всем возможным комфортом. Я даже успел привести в порядок свою одежду, прежде чем головная боль от принятых днем эликсиров деда отправила меня в забытье, плавно перешедшее в глубокий сон. И здесь Граммон не подвел, хотя, полагаю, после вчерашних приключений ему было жутковато, тем не менее баронский сын честно отдежурил половину ночи и лишь потом разбудил меня. До второй точки маршрута, лежащей несколько в стороне от руин, мы добрались, когда солнце уже было в зените. И вновь я поручил сбор трав моему помощнику. К счастью, здесь не было таких проблем, как со сбором алого хлыстовика, но и объем работы был значительно больше. На этот раз нас никто не беспокоил, так что через три часа мы справились с задачей и, перекусив сухпайком, отправились в путь. — Куда двинемся завтра? — поинтересовался Граммон вечером, когда мы устроились на вторую ночевку и, разобравшись с очередной чисткой одежды, уселись ужинать у костра. Понятно, что интересует баронского сына не столько очередная точка маршрута, сколько мои дальнейшие планы вообще. Что ж, мне нетрудно удовлетворить его любопытство. — Отойдем севернее, километров на десять, посетим еще одно место, выполним пару заказов ленбургских зельеваров. А оттуда двинемся в западную часть руин. Там отыщем убежище для тебя на то время, что я буду охотиться, а послезавтра, если охота будет удачной, отправимся обратно. По пути заглянем еще в пару мест, наберем кое-каких трав, и… здравствуй, Ленбург! — То есть можно рассчитывать, что в городе мы будем дня через четыре? — на миг задумавшись, спросил Пир. — Если повезет, то и раньше, — кивнул я. — Но не советую особенно на это рассчитывать. Пустоши — место непредсказуемое. Иногда сложный выход, к которому команда готовится месяцами, вдруг оказывается легкой прогулкой, а бывает и так, что обычный сбор трав на ближних лугах заканчивается смертью всех участников. — Это я уже понял, — вздохнул Граммон. — Дим, а тот ходок… ваши встречи в Пустошах всегда оборачиваются боем? — Нет, конечно, — рассмеялся я. — Это было исключение из правил. Скорее даже неудачное стечение обстоятельств. Попавшийся нам ходок — новичок, причем из бывших охотников. И действовал он исходя из обычаев тех самых охотников, то есть, увидев, что я атакую его трофей, решил, что я намерен отобрать у него добычу. Но у нас так не принято, зато есть неписаное правило помогать попавшему в переплет собрату. А этот новичок был по уши в проблемах, уж поверь. Так что я просто не имел права пройти мимо и не помочь. — Он решил откусить кусок, который ему не по зубам, — понимающе кивнул Пир. — Именно, — согласился я и пояснил: — На жвальня вообще меньше чем вдвоем не ходят. Быстрая и чрезвычайно опасная тварь. И то опытные ходоки, если идут на него парой, предпочитают засадную охоту или устраивают западню. А этот решил, что справится со жвальнем в одиночку. Новичок, одним словом. Да еще и самоуверенный. Ну ничего, глядишь, сегодняшний день станет для него уроком. И если этот охотник выучит его, то, может быть, нашего брата станет на одного больше. — Хочешь сказать, из него может получиться профессиональный ходок? — удивился Пир. — Вполне, — кивнул я. — Он вынослив, быстро реагирует на смену обстановки и хладнокровен. Ну а со временем наберется опыта и знаний. Глядишь, еще и в золотой десяток попадет. — Золотой десяток? Что это? — Десять лучших ходоков Ленбурга по списку цеха, — объяснил я. — Самые удачливые, сильные… ну и богатые, конечно. Продержишься в списке два года — и можешь считать, что заработал денег на владение и обеспечил безбедную жизнь не только себе и своим детям, но и внукам, а то и правнукам, если последние не прогуляют наследства прадеда. — Однако. — Граммон даже головой покачал удивленно. — Вот не думал, что ходоки так богаты. — Так ведь не все, — спустил я замечтавшегося баронского сына с небес на землю. — Если все было бы так просто и замечательно, половина империи давно в Пустошах паслась бы, а этого, как ты мог заметить, не наблюдается. Жизнь — она, знаешь ли, ценится дороже владения. А смертность среди нашего брата-ходока высокая. Месяца не проходит, чтобы пара-тройка человек не осталась в Пустошах. Это из опытных ходоков. Новички же… их даже не считают, по крайней мере тех, что не успели вступить в цех или заработать прозвище, точно. — Но если все так опасно, то зачем вы вообще ходите в Пустоши? — после недолгого размышления спросил Пир. — Сложный вопрос… — поворошив палкой угли костра, ответил я. — Причин много. Кто-то бежит от проблем. Кто-то надеется быстро разбогатеть или приезжает, чтобы проверить себя и пощекотать нервы, да так и остается. А кто-то просто не представляет себе спокойной жизни в деревне или городе, как не чувствует призвания к церковной службе. И что им делать? — Могли бы пойти служить в армию. На границах с соседями неспокойно, и легионы постоянно нуждаются в пополнении, — заметил Граммон. — То-то дворяне так рвутся служить в тех легионах, да? — усмехнулся я, и Пир отвел взгляд. Ну да, загнать дворянина в «мулы», может только император, да и то лишь за серьезную провинность перед короной. Сами они туда идут служить только от полного безденежья или чтобы избежать кровной мести. Вот конница — это другое дело. Особенно если речь идет о гвардии. Там дворяне готовы друг другу глотки рвать, лишь бы пробиться на службу. Правда, опять же не все, в основном безземельные и дети титулованных, которым не светит наследство. Или рыцарские ордены, например, Томарский или Дарагонский, в которых только дворян и принимают, за редким исключением вроде Ордена Георга, или, как его еще называют, Ордена Копьеносцев, но у него свои «заморочки», как выражается мой сосед. Служить в этом ордене может любой простолюдин, при условии, что у него закрыт контракт… с имперским легионом. То есть имеющий за спиной как минимум десять лет службы в «мулах». В общем, с чего начали, к тому и вернулись. — А ведь не только среди белой кости есть люди, не горящие желанием жить по приказу. Кто-то из них идет в разбойники, чтобы вскоре украсить своим телом очередную виселицу, кто-то становится вольным охотником, а кто-то едет на окраины неосвоенных земель испытывать удачу. В общем, как-то так получается, — договорил я и, налив из котелка горячего взвара, с удовольствием отхлебнул ароматную, парящую на вечерней прохладе жидкость. — А ты? — после долгой паузы спросил Граммон. — Я вырос в Ленбурге, — пожал я плечами в ответ. — Родителей своих не помню, воспитывал меня дед, мастер алхимии и зельеварения. Но тяги к его делу у меня сроду не было, как не было желания становиться оружейником или торговцем. А кем еще я мог вырасти в городе ходоков, ценящих свободу больше жизни? Так и получилось, что в первый свой выход я сбежал, когда мне было пятнадцать. Точнее, думал, что сбежал. — Это как? — не понял Пир. — Да просто. Я же с малых лет мечтал стать ходоком, и дед это прекрасно понимал. Трудно было не понять, если начиная с моего двенадцатилетия месяца не проходило, чтобы городская стража не возвращала меня деду, поймав при попытке выйти из города. Чего я только не придумывал, все было бесполезно. Ловили и приводили домой. А я злился. Мои сверстники к тому времени уже вовсю со взрослыми командами в Пустоши ходили, а я все корпел над дедовыми учебниками, потел на тренировках и терпел насмешки приятелей. Про девчонок вообще молчу, они меня демонстративно не замечали. Ну как же… книжник, домашний мальчик, разносчик… Эх! — Почему разносчик? — полюбопытствовал Пир. — Так ведь дед за помощь в лаборатории не платил, а мне нужны были деньги на экипировку. Вот и подрабатывал в трактире разносчиком, — усмехнулся я. — Собственно, там я со своей первой командой и познакомился. Они с выхода вернулись с хорошей прибылью и отмечать ее устроились в том трактире, где я работал. Набрались крепко, мне их успокаивать пришлось. Не всех, двоих только, самых «хороших». А надо сказать, что среди ходоков народу умелого и охочего до драки немало. Но дед меня хорошо учил, и не только алхимии и зельеварению, так что угомонил я их, хоть и не без труда. Вырубил и страже сдал. А на следующее утро их командир снова к нам в трактир пришел, потребовал у хозяина, чтобы тот меня к нему прислал. Я уж было к неприятностям приготовился, а он окинул меня взглядом, усмехнулся да и предложил идти с ними в следующий выход. Дескать, понравилось ему, как я его людей успокоил. Это уж потом, по возвращении из выхода я узнал, что команду эту дед сам для меня подыскал, и командир согласился «взять с собой молокососа, если тот выдержит испытание». — То есть просто набил рожи двум ходокам — значит, подходишь? — удивился Пир. — Если бы, — фыркнул я. — Торму было интересно другое. Ловкость, скорость, выносливость… хладнокровие. В Пустошах нервным и чересчур наглым делать нечего. Сожрут. — Ну, скорость и ловкость — это я еще понимаю. Но как он проверил твое хладнокровие? — Пф! Те двое его подчиненных, с которыми мне пришлось драться… Не забывай, мне было пятнадцать, а им лет по тридцать. Я — субтильный юнец, они — мордовороты, ростом под два метра каждый. У меня в руках деревянный поднос, а у них оружие только что из задниц не торчит. Вот тебе и проверка. Ладно, Пир. Время позднее, так что отправляйся на боковую, а я подежурю. Подниму тебя часа через два после полуночи. Спорить Граммон не стал, и правильно. О нем же беспокоюсь. — Какой молодец. Прямо образцовый отец. И сказку на ночь прочтет, и спать уложит. — Ты, как всегда, добр и мил, сосед, — откликнулся я на очередную язвительную реплику духа. — Взращиваю в себе светлое, знаешь ли, — огрызнулся он. — А теперь, когда дитятко отправилось спать, может, вернемся к моему вопросу? — Какому? — Мое удивление было неподдельным. — Приехали. Неужели мой склероз заразен? — как мне показалось, задумчиво протянул сосед. — Иди ты! — Я бы с удовольствием, да некуда и нечем. — Ответ духа был на диво безэмоционален, но… не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он просто постарался скрыть свои эмоции. Мне на миг даже стало стыдно. — Эй, ты только не впадай в самоуничижение. Не все так плохо, Дим. Он же меня еще и успокаивает! — Конечно. О себе же забочусь, между прочим, — отозвался дух. — Не понял. — Ну, представь, что сейчас идет дождь, а у тебя ни навеса, ни плаща, и спрятаться негде и согреться нечем. Холодная вода струится по спине, ты продрог, ноги промокли… — Некомфортно. Совсем. Но ты это к чему? — Представив описанное соседом, я даже вздрогнул. — К тому, что именно так я себя и чувствую, когда тебя накрывает неоправданное чувство вины. Зряшное, так сказать. Понятно? — Вполне, — ответил я, удивившись еще одному открытию, связанному с моим соседом. Вот кто бы мог подумать, что на него так влияет мое состояние? — Но мы отклонились от темы. Итак? — вновь затормошил меня дух. — Да от какой темы-то?! — Напоминаю для коллег. Не далее как сегодня днем я спрашивал тебя, каким образом умудряются оставаться в свете люди, чья работа просто обязана увести их в черноту. Как-то: правители, палачи, шпионы и прочие? — Вот ты о чем… — протянул я. — Именно. — В эмоциях духа проскользнули нотки нетерпения и любопытства. — Так как? — Покаяния никто не отменял, как и епитимьи, — ответил я. — Или ты думаешь, что монастыри получают свою десятину и пожертвования просто так, от врожденной щедрости дарителей? — Оригинально… — А вот сейчас от соседа явственно потянуло брезгливостью. — То есть от черноты можно просто откупиться, предложив отцам церкви денег? Интересно, а если предложить больше, они могут вообще отменить наказание? — Ты сейчас очень близок к ереси, дух. — Такое… искажение смысла меня просто взбесило. — Не золото отвращает зло, а искреннее покаяние. И святые отцы епитимьей не наказывают, они лишь указывают путь для очищения души от Тьмы. Деньги же отдают Церкви на добрые дела во имя Света. На содержание домов призрения, школ и госпиталей… Часть вторая Серебряная гайка Глава 1