— Рация Рози отключена. Может, нам стоит его проведать? Уже два часа прошло. В динамики телевизора пробираются помехи, заглушая печальные фантазии рэпера. — Где проходили переговоры? В общественном центре? Я поворачиваю голову к ближайшему телевизору. Шум полностью поглощает звук, и изображение начинает дёргаться — рэпер открывает чемодан. Он полон денег. Он ставит чемодан на огонь и греет руки, — экран чернеет. В комнате поднимается протестующий ропот. Кто-то бросает в телевизор стакан, но промазывает, и стакан влетает в полку с алкоголем. На барную стойку брызжет виски и стекло. Экраны остаются чёрными еще несколько секунд, затем мигают, раздается громкий хлопок, и возникает новая картинка. Зернистое изображение камеры слежения, рыбий глаз линзы смотрит вниз на мужчину в белой рубашке, который возится с большой приборной панелью. Другой мужчина в белой рубашке едва заметен в тени, а «капитан» Тимоти Болт стоит между ними. Я впервые вижу его в замешательстве. «Что это за место? — говорит он, вглядываясь в темноту вокруг. — Как вы узнали, что она здесь?» Человек за панелью замечает что-то впереди себя и поднимает глаза на камеру. Выпуклая линза превращает его лицо в раздутый ужас. Он выдёргивает кабель из ближайшего гнезда и экран снова гаснет. — Какого чёрта здесь происходит?.. — говорит Джули. Из телевизоров раздаётся пронзительный визг, и, пока все закрывают уши, на экране что-то мелькает. Единственный кадр, слишком короткий, чтобы я смог сообразить, что это, но мой мозг начинает стучать, как гонг. Я снова вижу эту «дверь», её ржавые железные углы появляются за осыпавшейся штукатуркой. Позади неё я слышу гул. Сбивчивая пульсация едва различимых басов, поднимающихся из подвала, ударяет в дверь и выталкивает её из проёма. Треснувшая штукатурка летит во все стороны, как попкорн. Я крепко зажмуриваюсь. В голове темнота, но этот кадр появляется из тени с невыносимой краткостью. Его очертания недосягаемы, они дразнят меня. Я чувствую, как двигаю рукой. — Р?.. Я хватаю бокал с мартини и разбиваю его об стол. Держу ножку как кинжал. — Р! Какого хрена! Я слышу скрип её стула, когда она отскакивает от меня. Я напугал её. Я был уверен, что больше никогда её не напугаю. Когда моя рука движется, голову наполняют воспоминания об аэропорте, криках и пятнах чёрной крови. Зубчатые концентрические формы. Углы, поглощающие углы. Гротескная мандала, внутри которой пустота. Я открываю глаза. Я вырезал на столешнице знак. Его глубокие линии рассекают инициалы влюблённых. Дверь трещит. — Атвист, — говорю я. В двери появляется щель. Глава 11 ВЫСОКОЕ ЗДАНИЕ. Тёмная комната. Пожилой мужчина. Усмешка. Чемодан. План. Я раздумываю. Я соглашаюсь. Я сажусь в самолёт. Смотрю на экран. Передача о природе. О червях и осах. Я смотрю. Мне мерзко, но я продолжаю смотреть. Червь проникает в осу. Завладевает её мозгом. Командует ей, куда лететь. Пожирает её кишки. Строит жилище в её трупе. Червь маленький, умный, вёрткий и сумасшедший. Он побеждает. Он не знает ни красоты, ни удовольствия. У него нет цели. Червь не знает ничего, кроме того, что сейчас делает. Червь побеждает и червь пирует. Осы, волки, поэты, президенты… Червь пирует. «Верь мне, малыш». Коричневые зубы. Десны в пятнах. Костлявая рука на моём плече. «Я знаю своё дело». * * * — Р! Обжигающая пощёчина. Испуганные голубые глаза ищут меня в темноте. Я захлопываю дверь подвала своей памяти и пытаюсь сосредоточиться на Саде. В моей голове крутятся тёмные фрагменты, и среди них я вижу одну ясную необходимость. Я отталкиваю Джули от себя и бегу. — Р, стой! Я толкаю тяжёлую дверь, сбиваю с ног двух солдат, и они падают спинами на перила террасы. Джули бежит к двери, зовёт меня, но я не могу остановиться. Я бегу, спотыкаюсь, хватаюсь за канаты, чтобы не свалиться с узкого мостика, скатываюсь вниз по лестнице, ударяюсь о стены и, наконец, оказываюсь на улице. Я чувствую скрип плохо смазанных суставов. Мои негнущиеся сухожилия протестуют, когда я перехожу на спринт. Неожиданный вес чемодана. Холодный металл в моих руках. Решение, которое, как я утверждал, я не могу принять. Я вижу в конце улицы дверь Оружейной. Башни из металла и фанеры маячат надо мной, как судьи, но я так близко… Я могу исправить свою ошибку прежде, чем кто-нибудь заметит. Я могу… Вспышка. Порыв ветра. Я лечу. Луна смотрит, как я плыву назад, махая руками. Ленивый летний сплав по реке. «Ты всё еще считаешь, что это правильная позиция? — спрашивает меня луна. — В полусне уплывать от сражения?» Я врезаюсь в стену какой-то квартиры и, пробив металлические листы, оказываюсь в детской спальне. Девочка вскакивает с кровати, и я вижу, как её лицо искажается от ужаса, но не слышу крика, только высокий звон камертона. Я скидываю с себя обломки и возвращаюсь на улицу, в беззвучный кошмар. С неба бесшумно сыпятся куски бетона, оставляя выбоины в асфальте и дыры в стенах и крышах. Из облака дыма тихо появляются ракеты и летят через Стадион, превращаясь в огненные шары, испепеляющие здания и раздирающие на куски стены города. Поддерживающие канаты отрываются от бетона и шатающихся зданий. Два из них беззвучно падают, сталкиваются друг с другом и раскалываются пополам, осыпая улицу людьми, выпавшими из кроватей. Тем, кому удалось выжить при падении, остаётся только поднять руки в бесполезном защитном жесте, прежде чем они окажутся похороненными под собственными домами. Темнота пульсирует красным цветом и бесчисленными огнями. Ящики гранат взрываются очередью белых вспышек. Я бегу мимо мёртвых тел, которые начинают подёргиваться, но предоставляю другим возможность решить их дальнейшую судьбу. Я бегу к дымящемуся отверстию, где оставил того, кто верил в меня, и, когда ко мне возвращается слух, я понимаю, что кричу. Глава 12 ОСТРЫЕ КРАЯ бетонных развалин всё ещё достаточно горячие, чтобы обжечь мне руки. Я прокладываю себе путь через обломки, но кажется, что он длиннее, чем раньше. Где-то за развалинами слышны выстрелы, но это не сражение, а рвущиеся остатки боеприпасов. Пули вылетают, не дожидаясь спуска курка, будто они сами знают своё предназначение, и им не терпится его исполнить. Я раскидываю в стороны большие куски бетона и проскальзываю в отверстие того, что осталось от Оружейной. Здесь темно, но оборванные провода освещают пустоту голубыми вспышками наряду с тусклым красным заревом горящих ящиков. — Россо! — кричу я в мерцающую темноту. — Генерал Россо! Пол усеян острыми бетонными глыбами и острыми копьями арматуры, но я бросаюсь бежать. Делаю несколько шагов и натыкаюсь на что-то мягкое. Вспышка электрического провода над головой освещает разорванное взрывом тело, открывая взгляду обожженный поломанный скелет. Опознать труп можно только по рваному галстуку на шее. Чёрный Галстук ничего не говорит. Я иду дальше, миную гараж и попадаю в любимую комнату Гриджо. В бледном оранжевом свете горящих шин нахожу остальных пичменов. Голубой Галстук ухмыляется мне, лежа на полу и глядя голубыми глазами в потолок. Его изуродованное тело отшвырнуло на три метра в угол комнаты. Стальная балка пронзила череп Жёлтого Галстука от виска до виска и пригвоздила голову к полу. В выражении её лица я ищу намёк на осознание ошибки или предательства, но оно застыло в вежливой весёлой маске. Что же это за люди? Откуда-то из тени слышен рваный вздох. Я заставляю себя шевелиться. Он лежит на груде камней. Его грудная клетка смята, а серый комбинезон превратился в тёмно-фиолетовый. Наверное, он пролил на себя вино. Перебрал на дегустации. Утром у него будет болеть голова, но зато он неплохо повеселился. Мы с Джули сядем возле камина и будем слушать историю об этом вечере, переглядываться и улыбаться, пока Элла качает головой на кухне. Он стар, но полон энергии. Мы проведём много дней за чтением его книг. Будем пить вино, а он продолжит учить меня, как быть человеком. — Прости меня, — шепчет он, когда я опускаюсь рядом с ним на колени. — За что? Почему у меня дрожит голос? Он же просто пьян. — Я так сильно хотел… увидеть, как вы живёте. Ты и Джули, — он кашляет, и тонкая струя вина брызгает мне на рубашку. — Я хотел быть с вами. Почему мне щиплет глаза? Почему всё вокруг расплывается? — Я тоже волнуюсь, — он смотрит в ночное небо сквозь дыры в потолке. — Я так давно спрашивал себя, что же будет дальше. Пьяные говорят странности. Я закрываю глаза, и из них просачивается теплая жидкость.