Большинство даже не смотрит на самолёт. Они смотрят на север, в направлении выхода из аэропорта, и ждут. Дверь самолёта со скрипом открывается, и с грохотом захлопывается. Я слышу щёлканье замка. Эйбрам шагает по проходу с винтовкой наготове, его грудь тяжело вздымается, словно он долго бежал. — Они идут, — говорит он между вздохами. — Мы знаем, — отвечает Джули. — Мы их видим. — Да не Мёртвые, — он поднимает Спраут с кресла и идёт к ряду около аварийного выхода, закрывая по пути шторки иллюминаторов. — Аксиома? — Нора не хочет в это верить. — Твою мать, как они смогли нас так быстро найти? — Наверное, где-то на Порше стоял маячок, но я полагал, что блокировка частот перебьёт сигнал… — он закрывает последний иллюминатор, погружая салон во мрак. — Уже неважно. Они здесь. — Сколько их? — спрашивает Нора. Она становится серьёзной и берёт с полки над головой ружьё. — Слишком много, — он опускается в кресло около окна, держа Спраут на коленях и сжимая винтовку побелевшими пальцами. — Что происходит? — М, зевая, выходит из-за шторки первого класса. Никто не отвечает ему. — Итак, какой у тебя план? — с нарастающей паникой спрашивает Джули. — Сидеть здесь и ждать, что они не станут обыскивать единственный уцелевший самолёт на полосе? Он поднимает шторку на пару сантиметров и разглядывает качающийся рой, окружающий нас. — Мой план — сидеть здесь и надеяться, что ваши приятели вспомнят, как сильно они любят человеческое мясо. Я поднимаю шторку со своей стороны. Как железные опилки, притягивающиеся магнитом, Мёртвые смотрят в одном направлении: в сторону служебных ворот в северном конце полосы. Ворота раздвигаются, и въезжают пять бежевых внедорожников. Они останавливаются. Без сомнения, они знали, что здесь будут зомби, но точно не ожидали практически сформированную армию. Мёртвые пока не проявляют агрессию. Они нерешительно вскидывают головы, волнуясь, как затравленные собаки, обнюхивающие руку незнакомца — погладит или приласкает? И я вижу среди них свою семью. Джоанну, Алекс и жену без имени. Они стоят позади толпы, ожидая действий новоприбывших. Внедорожники едут вперёд. — Какого чёрта они делают? — шепчет Джули. Она сказала, что они будут психами, если решат прийти сюда за нами. И была права — они пришли. Открываются люки, появляются солдаты в бежевых куртках. Они устанавливают на крыши винтовки. — Нет, — бормочу я, прижимаясь к стеклу. Мои бывшие соседи взволнованно, но с любопытством наблюдают за приближающимися внедорожниками. Потом начинают умирать. Глава 25 — Р, СТОЙ! Я замираю в дверях самолёта, но не оборачиваюсь. Чувствую, как страх Джули щекочет мне затылок. — Ты ничем не можешь им помочь! Ты даже не знаешь, как из него стрелять! Я опускаю глаза и замечаю, что держу АК-47. Наверное, я машинально схватил его с кресла М и вроде бы даже снял с блокировки и загнал патрон в патронник. Не уверен, что кто-нибудь знает, что я это умею. Однако, руки дрожат сильней, чем обычно, я практически в конвульсиях. Я роняю оружие на пол и шагаю в посадочный рукав. — Р! — она бежит за мной. — Их там тысячи. Ещё один погоды не сделает. — Джоанна и Алекс, — говорю я, не останавливаясь. Выстрелы продолжаются, как череда фейерверков, и я представляю себе, как с каждым хлопком заканчивается одна зарождающаяся человеческая жизнь. Я спускаюсь по лестнице на первый уровень и слышу позади топот ног. Джули уступила и присоединилась ко мне, держа автомат М как гигантскую игрушку. Я останавливаюсь у выхода и поворачиваюсь к ней. — Оставайся тут. — Да пошёл ты, один ты туда не пойдёшь. Выстрел. Выстрел. Паф-паф-паф-паф… — Пожалуйста, — я представляю, что стреляют в неё, а не в незнакомую толпу, и мой страх усиливается десятикратно. — Я прошу тебя остаться. Скоро вернусь. Я не дожидаюсь ответа. Будет она уважать мои желания или нет, но я сказал всё, что мог, кроме «прощай». Я выхожу через дверь на ослепительный солнечный свет. * * * Я ожидал более кровавой расправы, но, видимо, солдаты экономят патроны и стреляют методичными выстрелами прямо в головы вместо того, чтобы поливать толпу очередями пуль. Они могут позволить себе такую роскошь, поскольку толпа не нападает на них. Мёртвые волнуются, покачиваются и громко стонут, на лицах читаются человеческие эмоции: страх, горе, недоумение. Кажется, они очень озадачены происходящим. Но что-то начинает меняться, когда автомобили медленно продвигаются вперёд, оставляя за собой упавших на асфальт Мёртвых и толпу, вытирающую с лиц брызги мозгов своих товарищей. Мёртвые останавливаются всего в нескольких шагах от вершины, у самого конца своего подъёма. Оступаются и падают назад. Неопределённый оттенок их глаз мигает серебристым цветом, и лица замирают в убийственном безразличии Совсем Мёртвых. Я хочу одновременно смеяться и плакать. Какая глупость. Так безжалостно скашивать все зелёные росточки. Когда волна Мёртвых захлёстывает внедорожники, я стараюсь не радоваться воплям солдат. Но я радуюсь. Когда начинается атака, я замечаю в конце толпы свою семью. Я подбегаю к ним и хватаю детей за руки. — Пошли. Ближайший внедорожник исчезает под Мёртвыми. Несколько зомби вытаскивают стрелка из люка и рвут его на части, остальные добираются до водителя. Чего они ждали? Двадцать-тридцать человек против нескольких тысяч зомби? Как сильно нужно быть приверженным к системе, чтобы подчиняться таким сумасшедшим приказам? Окна бьются от отчаянных выстрелов, у моих ног поднимаются клубы пыли. Я тяну детей ко входу в терминал, оглядываюсь, чтобы удостовериться, что моя жена поняла мою задумку, но её нет. Осматриваю полосу — жены нигде не видно. Я стою в тени Боинга, держу за руки ребятишек и растерянно смотрю на толпу, выведенный из равновесия эмоциональным ударом. Мне даже в голову не могло прийти, что у моей жены, как и у остальных, случится рецидив. Мне казалось, что она забралась слишком высоко, чтобы вернуться в это дикое безумие. И, что ещё важнее, я полагал, что не переживаю за эту безымянную, безголосую женщину, но, к моему ужасу, это не так. Мёртвые движутся к следующему автомобилю. Мужчины выскакивают из оставшихся четырёх и занимают за дверями оборонительные позиции. Пусть пули летят в Мёртвых с четырёх сторон, но это предприятие окажется невыгодным для Аксиомы. Третий внедорожник исчезает из вида. Четвёртый. Но толпа — уменьшенная на несколько сотен, но всё еще подавляющая большинством — несётся в сторону последних двух Эскалейдов. Я слышу в небе знакомый рокот. Ветер начинает трепать мои волосы, и у меня хватает времени испугаться, когда вертолёт — не какая-то перепрофилированная вертушка новостного канала, а настоящий, военный — приближается к крыше терминала и парит над головой, затмевая полуденное солнце. Где-то внутри кабины солдат поворачивает цепную пушку, установленную на носу вертолёта, и начинает прокашивать в толпе брызгающие полосы. Спасать людей в грузовиках уже поздно, но здесь собрались все жители аэропорта, и он пользуется возможностью уничтожить гнездо. Ещё одной угрозой меньше. Мёртвые неплохо стараются. Они забираются на крышу ближайшего автомобиля и тянутся к шасси. Некоторые даже пытаются прыгать, но пилот держит вертолёт вне досягаемости, хотя намного ниже, чем ему нужно на самом деле. Наверное, он получает удовольствие, наблюдая за этими отчаянными попытками, в то время, как их сбивает стрелок. Я вижу его лицо за лобовым стеклом. Он садистки улыбается, как ребёнок, поджигающий муравейник. К громким выстрелам цепной пушки добавляются тяжёлый звук автомата. В окне второго этажа я вижу, что это Джули стреляет из АК-47. Наверное, она знает, что против бронированного вертолёта это бесполезно, но мы всегда совершаем подобные отчаянные поступки, когда не остаётся никаких других вариантов. Её пули сбивают с вертолёта краску и оставляют пятна на лобовом стекле, так что Джули всего лишь уменьшила его стоимость в случае перепродажи, не более. Стрелок не обращает на неё внимания, пока ей не удаётся пробить лопасть винта. Пушка поднимается, и, когда пули ударяют в пол вокруг неё, наполняя воздух битым стеклом и кусками обшивки, Джули бежит в укрытие. Довольный собой, стрелок возвращается к Мёртвым. Я тащу детей к терминалу, полный решимости спасти хотя бы этих двоих, но когда протягиваю руку, чтобы открыть дверь, я слышу крик. Грубый, жалобный, похожий на вой собаки, нечленораздельный, но трепещущий от эмоций. Я смотрю вверх. Моя жена стоит на балконе диспетчерской вышки, прямо над вертолётом, опираясь на перила. Она смотрит на меня, и я понимаю, что звуком, который я слышал, был её зов. Звук, которым один человек пытается докричаться до другого, не используя слова и имена. Но теперь ей не нужны слова. Она кричит снова с такой тоской, что мне всё становится понятно. Прощай. Она прыгает. Летит лицом вниз, широко раскинув руки, волосы развеваются в ясном летнем небе. Она падает на размытый диск вращающихся винтов и испаряется. Тёплая жидкость брызжет мне в лицо. Я слышу, как об асфальт смачно шлёпаются тяжёлые куски, но этот звук милосердно заглушает визг разбивающегося вертолёта. Помятый ротор скрежещет, затем что-то щелкает. Вертолёт кувыркается и, вращаясь, летит в бетонное основание здания. Он не взрывается, но с глухим хрустом бьётся о стену и искорёженной кучей падает на землю. Наступает тишина. Оставшиеся Мёртвые успокаиваются и привычно опускают плечи. Их ярость проходит, а моя нарастает, разрывая меня по швам. Я смотрю на кровавую бойню, взгляд скачет от трупа к трупу — они смотрят в ужасный небесный рот, мозги стекают по затылкам. Они боролись, двигались вперёд, но маленькие кусочки свинца стёрли их за несколько минут, разбросали по земле и по моей одежде останки женщины, которая никогда не говорила мне, как её зовут. Женщины, которую я встретил во сне, на которой женился, не перекинувшись ни единым словом. Мы стали парой по правилам, которые ни один из нас не понимал. Она не должна ничего для меня значить. Я не знал о ней ничего: ни кто она, ни кем бы хотела стать, если бы появилась возможность. Наверное, это всё. Она пыталась превратиться во что-то прекрасное, а эти жестокие глупые дети вылезли из своих куколок просто потому, что могли. Я бегу к вертолёту. Открываю дверь кабины и хватаю пилота за грудки, вытаскивая из ремней безопасности. — За что? — рычу я в сантиметре от его лица. На секунду его взгляд сосредотачивается на мне. Краем глаза я вижу кусок стали, который торчит из его бока, и мёртвого второго пилота на соседнем сиденье, но я фокусируюсь на лице первого. Сейчас оно ничего не выражает, но я вижу отголосок слабой ухмылки, с которой он смаковал убийство слабых. — Зачем вы это делаете? — моя голова превращается в жаркую тёмную котельную. — Почему никак не остановитесь? Он открывает рот. Раздается прерывистый хрип. Кажется, его глаза смотрят сквозь меня. — Почему?! — кричу я и трясу его. — Какая у вас цель? Кто вами руководит? Я чувствую, что внутри меня гул ярости смешивается с шумом из подвала. Дверь грохочет. — Где Атвист? — я кричу в его лицо, вытаскиваю кусок стали и втыкаю ему в грудь. Дверь внутри меня сражается со своими замками, и через щель между створками я вижу огонь, обгоревшую плоть и извивающихся червей. Я сую руку в зияющую рану и ковыряюсь, пока не нахожу лёгкие. — Скажи мне! Я сжимаю их, направляя воздух в его горло.