— А она знает? — он тычет рукой в хрупкую женщину в грязном комбинезоне, ухаживающую за своими яркими питомцами. — Среди наших родителей есть кто- нибудь сильный, способный жить с жестокой правдой? Или они все стараются её смягчить? Она срезает листья с самого яркого цветка, и сложно не увидеть любовь в улыбке, появившейся на её лице. — Ты слушал проповедь прошлой ночью, — говорит Пол. — Мир создан не для того, чтобы его любили. Он создан для того, чтобы нас проверить. «Не дом, но поле боя». Я выпускаю последнее колечко дыма и выбрасываю сигарету. Сухая трава начинает тлеть. * * * Я просыпаюсь от назойливых красных пятен солнца на веках. Открываю глаза и виновато озираюсь вокруг, охваченный внезапным страхом, но никто на меня не смотрит. Никто не видит, как в моей голове растёт молодой парень. Меня разбудило солнце, со мной рядом друзья — я не сделал ничего плохого. Я выпрямляюсь, возвращаясь к реальности. Горячий воздух. Тихий город. Эйбрам копошится в носу старого самолёта. М что-то пилит. — Маркус, — зовёт Нора. Она сидит на дороге, скрестив ноги и оперевшись спиной на колесо самолёта, и наблюдает, как Спраут играет с отвёрткой. М останавливает работу. Со дна самолёта свисает квадрат алюминия. М стоит на шасси и смотрит на Нору. — Да? — Сколько ты вспомнил? — Сколько? — Ты вспомнил всю жизнь или пока ещё только картинки? Вдалеке слышно карканье ворона. Интересно, что он ест в этой бесплодной городской пустыне. — Картинки, — говорит М. — Но их много. Как для фильма. — Как раскадровки? — Как раскадровки. Он возвращается к работе. Ветерок свистит в дырах стен терминала, подыгрывая его пиле. — Я сто лет не смотрела фильмов, — меланхолично улыбается Нора. — С тех пор, как была подростком. — Какой был последний? Она на секунду задумывается. — «Возвращение живых мертвецов». М хихикает. — Я знаю. Но это не я выбирала. Мне разонравилось кино про зомби, когда они стали реальными, но я сидела в тюремной яме, а его смотрели охранники, так что… Солнце начинает опускаться, окрашивая аэропорт в сюрреалистичный оранжево-красный цвет. Джули сидит за невидимой границей нашей компании, отгородившись от разговора и глядя на рябь города. Она больше ничего не говорила с последнего спора с Эйбрамом. Интересно, о чём она думает. Интересно, сны, которые её беспокоят, такие же, как мои? — Расскажи мне о своих картинках, — просит Нора, наблюдая, как М делает распил в её сторону. — Мне любопытно. Он заканчивает пилить и квадрат падает вниз. Когда М передаёт его Норе, тот трясётся и издаёт жуткий гул. — Пианино, — говорит М, разглядывая обнажённые внутренности самолёта. — Любил играть на пианино. — Правда? — спрашивает Нора. Он начинает вырезать следующий квадрат. — Семья тоже удивилась. Сказали, что я для этого слишком огромен. Сказали, что я похож на цирковую обезьяну. Нора молчит. — Я никогда особо не любил спорт, — он перекрикивает пилу, добавляя к голосу грубую жёсткость. — Но в моей семье все большие ребята были борцами. И я боролся. Маленькие капли металлического дождя капают с пилы и падают на землю рядом с Норой. Он смотрит вниз. — Тебе надо пересесть. Не хочу, чтобы они попали тебе на волосы. Она поспешно пересаживается и смотрит на Джули. — Джулез, ты в порядке? — кричит она издалека. Джули, не оборачиваясь, кивает. Не убедительно. Нора смотрит на меня и поднимает брови. Я осознаю, что на меня возложены обязанности бойфренда. Я приближаюсь к своей девушке, не зная, с чем мне предстоит иметь дело, и сажусь рядом с ней. — Джули? — Я в норме, — говорит она. — Просто думаю. Она сидит ко мне боком, и я не могу заглянуть ей в глаза. — О чём? — спрашиваю я и съеживаюсь от банальности сказанного. «Эй, Джули, ну чё, о чём думаешь?» Она качает головой, словно предостерегая меня от этой неразумной разведывательной миссии. Я затыкаюсь. — Какой была твоя семья? — спрашивает у М Нора. У них довольно безобидный разговор, и я переключаюсь на него, краем глаза приглядывая за Джули. — Мама рано ушла от нас. Я вырос с отцом и двумя братьями. Пока не помню, как их зовут. — Они все умерли, полагаю? Она рассеянно вертит в пальцах болт. М перестаёт пилить и смотрит на неё, чуть улыбнувшись пухлыми губами. — Ну… да. Наверное. Нора кивает. Типичная современная семья: все умерли. М заканчивает квадрат и спускается с шасси, бросая второй квадрат поверх первого — это новые окна для нашего потрёпанного самолёта. — А что насчёт твоей? — спрашивает он, присаживаясь возле колеса рядом с Норой. — Моей семьи? — Ага. Её взгляд обращается к городу, присоединившись к Джули. Разбитые здания. Засыпанные улицы. Руины подёргиваются рябью в тошнотворной оранжевой дымке, как лихорадочный сон. — У меня никогда её не было, — отвечает она. — Я выросла из земли. Джули встаёт. Она стоит ко мне спиной, я не вижу её лица. Только волосы, развеваемые ветром. Она шагает. — Джули? — зову я. Она продолжает идти. — Джулез! — кричит Нора. — Ты куда? — Нужно пописать, — отвечает Джули, но её безэмоциональный голос меня настораживает. Я догоняю её, когда она поворачивает на узкую улочку, скрытую от солнца и засыпанную песчаными наносами как пирамида-усыпальница. — Джули. Она продолжает идти. — Джули, поговори со мной. Я касаюсь её спины, и она вздрагивает, обхватывает себя руками и идёт дальше. — Р, я вижу, — жалобно хнычет она, и я понимаю, что она плачет. Я пытаюсь положить руку ей на плечо, но она отталкивает меня и продолжает идти. — Что ты видишь?