Свирепые тёмно-серые глаза Одри таращатся из окошка шлема. Джули захлопывает визор. Наша троица на мотоцикле выглядит как нелепый бутерброд: Джули едва держится на задней кромке, а я, сгорбившись, сижу на бензобаке, прижимаясь к нему на каждом дорожном ухабе. Я слышу, как Одри шипит внутри шлема. Изредка она ударяется о мой затылок, но Джули держит меня руками за талию, прижимая руки Одри к её бокам, как смирительная рубашка. Я еду со своим неудобным грузом так быстро, как могу, ориентируясь по звёздам и памяти, и к тому времени, как гаснет последний проблеск солнца, мы уже оказываемся на месте. Нора ходит по дороге взад-вперёд, наблюдая за горизонтом. Когда мы подъезжаем к самолёту, она бежит к нам, и, кажется, она так сосредоточена на Джули, что не замечает нашу гостью. — Лучше скажите, что с вами случилось что-то ужасное, — говорит она, встряхивая копной локонов, — потому что если вы удрали, чтобы просто потрахаться, клянусь богом… Ого, — она вытягивается по струнке. — Это кто? Мы слазим с мотоцикла. Джули цепляет палку к ошейнику Одри. — Джули. Кто, чёрт подери… — Нора, — происходящее так нереально, что Джули не в силах сдержать нервный смех. — Это… это… это моя мама. Она снимает шлем. Одри скалится, показывая Норе обломанные жёлтые зубы. Нора отскакивает назад. Не сомневаюсь, она узнала это лицо, если не по старому фото, то по жуткому сходству с лицом Джули — его юность странным образом сохранилась, даже когда в эти черты просочилась гниль. Красота сорокалетней женщины, замаринованная чумой. — Мама, — говорит Джули. — Это Нора. Она — самый лучший человек, которого я когда-либо встречала. Пожалуйста, относись к ней хорошо. — Привет, — едва слышно шепчет Нора, застыв от шока. По лестнице с рюкзаком спускается Эйбрам. Он смотрит на нас. — Как? — пищит Нора. — Мы нашли… объекты, — отвечает Джули и начинает подталкивать Одри к самолёту. — Сотни закованных в цепи зомби. Выглядит как какой-то эксперимент. Будто большая версия того, что мы видели в домике Эйбрама, — она смотрит на него. — Знаешь что-нибудь об этом? Эйбрам не отвечает. — Какие зомби? — любопытство Норы берет верх над шоком. — Оживающие? — У нас не было времени проверить остальных. Но мама… ну… Одри начинает извиваться, хвататься за ошейник и издавать захлёбывающиеся звуки. — Преимущественно мёртвая, — говорит Нора. — Или Совсем… Джули ничего не говорит. Мы проходим мимо Эйбрама. Он стоит там, где стоял, всё ещё держа язык за зубами. Но когда мы подходим к грузовой рампе, он, наконец, произносит: — Просто чтобы убедиться, что я правильно вас понял… — у него ровный голос. — …вы хотите взять на борт самолёта взрослого зомби. В придачу к двум несовершеннолетним, которых мы уже везём. Итого у нас три плотоядных трупа, которые делят с нами самолёт. Я всё правильно сказал? Джули смотрит на него. — Это моя мама. Эйбрам делает длинный усталый выдох. — С меня хватит. Он берёт Спраут за руку, набрасывает через плечо рюкзак и направляется к нашему мотоциклу. — Эй, — говорит Джули. — Она крепко связана, она никому не навредит. Эйбрам продолжает шагать. — Эй! — она суёт мне палку Одри и идёт за ним. — Ты куда? Нора смотрит на меня и закатывает глаза: «Опять двадцать пять», но нет, это не тот же спор между теми же людьми. После того, что только что испытала Джули, нельзя предугадать, что здесь произойдёт. Только отчаянный непредсказуемый момент, вращение, скольжение, падение. — Эйбрам! Он останавливается и оборачивается. Он не выглядит разозлённым, просто уставшим и измученным, как учитель средней школы, которому надоели драмы, провоцируемые гормонами: каждый день новая беременность, новое самоубийство, новая перестрелка. — Я не знаю, куда мы пойдём, — отвечает он. — Может, в Питтсбург. Может, в Остин. Я только знаю, что мне надоело водиться с психами. — Значит, ты собираешься пересечь смертельно опасную местность на мотоцикле, хотя у тебя есть персональный самолёт, который ждёт тебя? Ну, и кто тут псих? Он хихикает и продолжает идти, качая головой. — Не стоит. — Да чтоб тебя, Эйбрам, ты нам нужен! Ты не можешь бросить нас в таком положении! — У вас есть мотоциклы, вот и устраивайте с ними вашу революцию. У Че Гевары прокатило. Джули останавливается и смотрит ему в спину, пока он идёт к мотоциклу. — Тебя ничего не волнует, да? — она искренне поражена. — Ничего. Он начинает привязывать рюкзак к мотоциклу. — А что меня должно волновать? — Люди? Мир, в котором ты живёшь? Будущее, которое ты помогаешь строить? Эйбрам откидывает голову назад и смеётся. — Хочешь узнать, почему вы меня достали? — он поворачивается. — Потому что люди, которые так говорят, как раз и убивают этот мир. Так говорил Че Гевара. Так говорили Ленин и Мао. Все эти идеалисты с невинными глазами наблюдают будущее в телескоп, пока топчут настоящее. В мире нет большей угрозы, чем люди, которые думают, что могут всё улучшить. Он садит Спраут на заднее сиденье. Она с грустью и страхом оглядывается на Джули, но Джули не смотрит на неё, она сверлит взглядом затылок Эйбрама. — А что ты скажешь на это? — говорит она. — Либо ты ведёшь самолёт, либо я тебя пристрелю. Эйбрам хихикает, поворачивается и обнаруживает, что смотрит в дуло пистолета. — Что если мне плевать на мир, — говорит Джули, сжимая пистолет обеими руками. — Что если я хочу, чтобы ты отвёз нас в Исландию, где я смогу помочь моей маме, потому что она — моя семья, а на остальных мне насрать? У Эйбрама удивлённая, но усталая улыбка. — Мило, — говорит он, и отворачивается, чтобы сесть на мотоцикл. — Я выстрелю, Эйбрам. Он садится на сиденье, отрицательно покачивая головой. — Нет, ты стоишь и угрожаешь выстрелить в меня, потому что любишь разглагольствовать о вещах, которые, сама знаешь, никогда не слу… Джули стреляет. Он падает с мотоцикла и приземляется на колени, сжимая руку. Спраут кричит. — Чёрт, Джулез, — бормочет Нора. Побледневший от боли и удивления Эйбрам встаёт на ноги. Его рука тянется к боковому карману рюкзака, и я открываю рот, чтобы предупредить Джули, но она смотрит на Эйбрама, и в её взгляде не видно озабоченности. Он вытаскивает руку — в ней пусто. — Ты спёрла мой Руджер, — говорит он с приглушённым изумлением. — Веди самолёт, — говорит Джули. Секунду он смотрит на неё, потом тянется за дробовиком, висящим на спине. Джули стреляет ему в плечо. — Джули! — всхлипывает Спраут, не веря своим глазам. Джули бросает взгляд на Спраут, и я вижу, как на её лице мелькает стыд и ужас, будто на Джули находит прозрение. Но потом снова становится бесчувственной. — Веди самолёт. Эйбрам проверяет свои раны — глубокая ссадина на левом трицепсе и точный выстрел в трапециевидную мышцу — и, когда кровь пропитывает рукав бежевой куртки, шок на его лице медленно превращается во что-то ещё. В слабую улыбку. На этот раз она не покровительственная, не издевательская и даже не разгневанная. Он смотрит на Джули так, будто видит её впервые. — Ну… тогда ладно, — говорит он. Он поднимается на рампу, пока Джули держит его спину под прицелом. Она не смотрит на нас. Мы не смотрим друг на друга. Мы садимся в самолёт в испуганном молчании — как заложники. Я тяну призрак матери Джули за ошейник. В её глазах не видно ничего, кроме смерти. Глава 16