— Так и есть. — Это уведомление о маршруте. Значит, мы приближаемся к Питтсбургу. — Зачем тебе уведомление для Питтсбурга? — Потому что я считаю, что нам стоит там остановиться. Она пристально на него смотрит. — Что? — Думаю, нам нужно остановиться в Питтсбурге. Она наклоняется вперёд, внимательно глядя на него и прижимая пистолет к своему бедру. — Я недостаточно понятно объяснила, куда мы летим? — Послушай, я отвезу тебя в Исландию. Скорее всего, там одни безжизненные скалы, но я отвезу тебя. Но прежде, чем мы полетим через Атлантический океан с ограниченным запасом топлива и навигацией из 1970-х годов, думаю, нужно сделать остановку в Питтсбурге. — Блин, да что такого в этом Питтсбурге? Эйбрам смотрит на первые лучи солнца, ползущие к нему по приборной панели. — Что ты там говорила, когда в первый раз просила вести самолёт? Что-то об утопических поселениях и армиях повстанцев? Ну, я точно не могу обещать первое, зато второе — может быть. В скептическом взгляде Джули появляется сомнение. — В Питтсбурге есть армия повстанцев? — Я знаю, что год назад была. Джули возвращает пистолет на колено. — Слушаю. — После того, как они нашли меня в лесу, Питтсбург стал моим первым местом жительства. Там я проходил обучение. Он практически стал моим родным городом. В свои двадцать с хвостиком я много переезжал, но когда родилась Мура, я решил… — он встряхивает головой. — Суть в том, что во втором филиале я впервые услышал, что Аксиома сходит с ума. У некоторых ребят из командования были связи с Главным… конечно, не прямые связи. Я не знаю никого, кто бы в действительности разговаривал с Атвистом… Внутри поднимается тошнота, и внезапно мне захотелось оказаться в другом месте. Может, в туалете. Я закрываю глаза и делаю медленные вдохи. — … но они были достаточно близко, и видели, что на верхах что-то идёт не так. Конечно, если верхи вообще существовали. — Рози… — начинает Джули, но замолкает. — Генерал Россо, лидер Стадиона, говорил, что Аксиому уничтожили много лет назад. Эйбрам открывает рот, чтобы ответить, но кое-кто опережает его. Неожиданно раздаётся третий голос: — Семь лет назад. Руководители были убиты, штабы разгромлены, — всё похоронило землетрясение. Но он сказал, что останавливаться нельзя. Джули с Эйбрамом глядят на меня. — Да что с ним такое? — спрашивает её Эйбрам. — Его радиацией облучило? — Это тебе Рози сказал? — недоуменно спрашивает Джули. Я несколько раз моргаю. — Неважно, — вздыхает Эйбрам. — Да, в Нью-Йорке мы провернули большое дельце. Филиалы потеряли контакт с Главным, и долгое время никто не знал, что происходит, и даже существует ли ещё организация. Но через пару лет снова начали поступать приказы, сообщения о том, что Главный выжил. Первый филиал был перестроен, и всё стало хорошо. Мы верили в это до сих пор. Джули оглядывается за спину и вздрагивает. Нора стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к двери в кабину, и слушает. Между пальцами болтается жёлтая смятая брошюра. — Не обращайте на меня внимания, — говорит она. Эйбрам переключается на Джули. — Но к тому времени, когда я оставил работу ради кампании на западном побережье, пошли слухи. Секретные встречи. Я бы сказал, как минимум половина филиала к чему-то готовилась. — К чему? — спрашивает Джули. — К свержению Главного. Может, к разделению организации на местные органы власти. Они не озвучивали подробности. — Полфилиала против сети национальных ополчений? Да как бы это сработало? — В деле оказались и остальные филиалы. Называй происходящее революцией, если это задевает твои подростковые чувства. Джули щурится. — Во-первых, я не подросток… — О, точно, у тебя же был день рождения. Теперь всё по-другому. — … а во-вторых, когда ты стал революционером, Эйбрам Кельвин? — она щурится ещё больше. — С каких пор ты сражаешься за что-то кроме своего маленького домика? Эйбрам сохраняет равнодушный вид. — Мы летаем по всей стране, ища путь вперёд, а ты только и делаешь, что бежишь от каждого полученного шанса. А теперь ты вдруг такой: «Вива революция!» Ты вдруг стал с нами солидарен, но забыл об этом упомянуть? Лицо Эйбрама никогда не покидает слабая усталая усмешка, но сейчас она кажется немного вымученной. — Я не собирался лезть в филиал Аксиомы, потому что мы все в списке разыскиваемых. Если переворота ещё не произошло, будет сложно связаться с моими контактами. И да, я бы предпочёл рыбалку в горах вместе с дочерью попыткам спасти мир с кучкой сумасшедших детей. Но если выбирать между этим и путешествием в одну сторону к замёрзшим скалам в океане, я выберу революцию. Джули качает головой. — Ты — кусок дерьма. — На самом деле, нет. — В Питтсбурге ничего нет. Ты просто хочешь приземлиться, чтобы сбежать. Эйбрам кивает. — Справедливо, но неверно. Ложь — это не моё. Джули хохочет. — Правда, что ли? — Отец учил меня: соврёшь кому-то — дашь ему силу. Ложь сделает тебя подсудимым, а его — судьёй. Говори правду и разбирайся с тем, что получилось. А враньё для слабаков. Джули хохочет. — Ты полный кусок дерьма. — Вообще-то, — говорит Нора. — Может, это и не так. Она разглаживает жёлтую брошюру и протягивает её Джули. Джули просматривает коряво исписанные страницы с рисунками. Брошюра похожа на средневековую рукопись, освящённую пьяными монахами. Она поднимает на Нору изумлённые глаза. — Где ты это нашла? — В аэропорту, конечно же. В тысячах миль ото всех. Думаю, у РДК обсессивно-компульсивное расстройство. — Почему ты раньше мне не показала? Нора одаривает её холодным взглядом. — Ты выстрелила в парня на глазах у его дочери. Кажется, было неподходящее время. Джули вздрагивает. Подозреваю, Нора уже давно не на её стороне. Джули переключает внимание на жёлтую бумагу, почти полностью спрятавшись за листами, а я читаю через её плечо. Джули перелистывает страницу. — Это было два года назад. Ты не думаешь, что мы бы что-нибудь да слышали? — Да ладно тебе, — говорит Нора. — Два года назад мы даже не знали, что Аксиома до сих пор существует. Может, теперь Питтсбург стал полноценным экстремистским государством. Из задней части самолёта доносится стон, и Джули наклоняет голову в сторону звука. Рядом с туалетами останки её матери ждут, привязанные к креслу. Только я не знаю, чего именно. Сомневаюсь, что и Джули это знает, но я вижу, как на её равнодушном, мокром и подавленном лице возникает эмоция. — Мы не можем, — бормочет она. Её глаза стекленеют. — Мы должны ей помочь. — Мы поможем, Джулез, — говорит Нора. — Но, как ты думаешь, чего ей хочется прямо сейчас? Ещё один длинный болезненный стон, сильно отличающийся от предыдущих стонов бессмысленного голода. — Джули, — говорит Эйбрам, и она вздрагивает от звука своего имени. — Я знаю, почему ты это делаешь. Я бы сделал то же самое. Но, если ты когда-нибудь всерьёз говорила о спасении мира, ты позволишь мне посадить самолёт. Потому что мы пролетаем мимо твоей первой настоящей возможности что-нибудь сделать. Джули крепко зажмуривается и встаёт.