– Ну, чего ты вспомнила его вдруг? – Не знаю. Помнишь, мы смотрели, как свет скользил по его граням, высекая радужные флеры? – Радужные флеры? Мы слов-то таких не знали, чучундра ты моя ненаглядная. Откуда ты их берешь? Все еще пишешь стихи? – Ага. – Как так вышло, что мы отдалились? – Я не знаю. – Это моя вина. Я редко приезжал. Прости. Я скучал по тебе. – Я тоже скучала. Очень. В этот самый момент в дверях комнаты появился худощавый мальчуган лет десяти, в трусах и майке. Это был Родион, сын Алены. Он щурился спросонья. – Мам, а че происходит? Брат с сестрой продолжали плакать, обнявшись. Родион подошел к ним и положил руку на плечо матери. – Мам, чего ты плачешь-то? Что случилось? Алена обхватила сына рукой. – Ничего, сынок, все в порядке. Родион быстро поддался общему настроению и тоже пустил слезу. – Тогда чего ты плачешь-то? Кто этот мальчик? – Это твой дядя. – Он же маленький, мам. – Такое бывает. Эмиль высвободился из объятий и промокнул глаза рукавом пиджака. – Ну все, хватит реветь. Я, с вашего позволения, пойду в уборную, вымоюсь с дороги, а потом… Не знаю, что потом. – Потом мы позавтракаем и все хорошенько обсудим, – подхватила Алена. – Да! Это великолепная идея. Гениально! Времянкин закрылся в ванной комнате, пустил воду и умыл лицо. Забравшись на край эмалированной купели, он уставился на свое отражение в зеркале. – Ну, теперь держитесь… Через дверь слышались голоса сестры и племянника. Эмиль закрутил кран и прислушался. – Мам, а че он так странно одет? И разговаривает как-то… С вашего позволения там, уборная и все такое. Откуда он взялся вообще? Из семнадцатого века, что ли? – Он издалека приехал, сынок. – У них там все такие… изысканные? – Наверное, я не знаю. – А чего вы плакали-то? Рыдали аж. Поспать не дали. – Прости, сынок. Мы просто давно не виделись. – Вы, наверное, никогда не виделись. – Виделись. Давно. – Без меня, что ли? Я его не помню. – Ты еще маленький был. – А он тогда какой был? Его тогда вообще не было, наверное. – Родион, не морочь матери голову. – И что теперь? Надолго он к нам? – Прояви гостеприимство. Оденься и сбегай за хлебом. – Ну, мам. Не охота че-то. – Ты еще должен собрать сумку на игру. Так что пошевеливайтесь, молодой человек. Живо! – Ну ладно. Только поцелую сначала. Ну а куда мне идти-то? На углу закрыто еще, наверное. – Сходи в тот, что за школой. Он круглосуточный. Давай, не ленись. – Ну, мааам. О! Я тогда куплю себе мармеладки. – Купи. Бегом. Я пока оладьи сделаю, как ты любишь. – Зачем тогда хлеб? – Так! Родион, ты меня слышал. Марш в магазин! Давайте, гражданин, не задерживайте движение. – Ох. Ладно, ладно, иду уже. Ну а что надеть-то? – Родион, ты уже не маленький. – Тогда я спортивные надену. Ну а что купить-то? Батон, что ли? И все? – Да. И масло возьми. В синей пачке. – И мармелад. – Хорошо. Возьми мармелад. Сдачу не забудь. – Когда это я забывал сдачу? Ты видела его ботинки? У него гигантская нога. – Иди уже. Отец через час приедет. – Ладно, ладно. – Не задерживайся там. Времянкин слушал и улыбался. – Все будет отлично! – негромко произнес он и полез в душ. Алена готовила что-то, когда в кухню вошел Эмиль. После душа он надел лишь свою рубашку, закутавшись в нее как в халат. – Помочь? – спросил он сестру. – Не нужно. Садись, отдыхай. – Спасибо. Мальчик прошел к столу и сел у окна. Алена внимательно следила за ним, взбивая венчиком яйца в миске. – Что? Трудно поверить, да? – начал Эмиль. – Еще как. – Я и сам под впечатлением, мягко говоря. – Уму непостижимо. Ты… Ребенок. Ре-бе-нок! Я помню тебя таким по фотографиям, где мы с родителями на теплоходе. Мне тогда был годик, кажется. И ты очень похож на того себя. То есть… Это ведь точно ты? – Вне всяких сомнений.