X 24 декабря. Суббота Город как-то резко погрузился в новогоднюю атмосферу. Буквально за пару недель Пушкино превратился в нечто сверкающее, ванильно-карамельное. Кругом гирлянды, наряженные елки и прочие атрибуты праздника. Придя вечером домой, обнаружил на двери хвойный венок, украшенный красной лентой. На люстрах развешаны разноцветные шары, в моей комнате, вдоль стен, мерцают лампочки. Алена и Родион украсили квартиру, пока я был в музыкальной школе. Невольно вспоминаются детские ощущения от ожидания этого грандиозного события. Как будто оно снова имеет значение. Трудно оставаться циником, когда на твоих глазах происходят удивительные вещи. За последнее время со мной случилось много невероятного. Это сложно отрицать. Хорошо, что мне не нужно никого убеждать в этом. Алена не в счет. Главное, когда повсюду творятся чудеса, не терять связь с реальностью! Не делал записей почти месяц… Сильно уставал. Днем готовился к школьным экзаменам, после обеда начинались занятия с Яном. Наши репетиции никогда не заканчивались раньше десяти вечера. У нас есть четкая цель, и мы неустанно движемся к ней. Подробно разбираем материал, обсуждаем, играем, думаем, работаем над ошибками… Как все-таки приятно целиком погружаться в творчество. Понятия не имею, что в мире происходит, потому что увлечен делом. Мне интересно. Очень. Вспоминаю наши репетиции с Эриком. Мы так же с головой уходили в процесс. Похоже, я обрел единомышленника в лице Яна. Он отличный учитель и, кроме того, интересный человек. Он столько рассказал о Равеле, о времени, в котором жил Морис, о его взглядах, что я по-другому начал воспринимать само произведение. Забавная история про Холста и его адепта… Не забыть бы записать ее здесь. В другой раз. Обязательно! Ян знает очень много о жизни классиков. Уверен, когда-то он мечтал стать равным с великими. И ведь у него были задатки, я готов подтвердить это. Травма лишила его возможности достичь вершин мастерства. Она навсегда закрыла ему путь к исполнительской славе. Сделала его… жестким. Ян в этом кабинете как запертый в неволе зверь, который уже почти смирился со своим положением. Похоже, я его единственная надежда на самореализацию. Его план побега из унылой среды. Путь на волю. Он тратит на меня массу времени. Еще умудряется вести с десяток других учеников. Дома его, наверное, не видят. Впрочем, как и меня. Кстати, не знаю, есть ли у Яна семья. Рахманинов и Равель выжимают из меня все соки. Мне физически довольно трудно справляться с ними, но я, кажется, заразился одержимостью Яна. Его перфекционизмом. Начинаю верить в нашу затею, хотя это, конечно, авантюра. На Холсте отдыхаю. Не потому, что его проще играть, а из-за самой музыки. Густав – это нечто! Пришлось чуть доработать транскрипцию Яна. Хорошо, что я владею композицией. Ян, кажется, уже устал удивляться кроликам, которых я то и дело вынимаю из цилиндра. «Странное дело, очень странное» – его любимое выражение. С одной стороны, он не хочет открыто хвалить меня, с другой – не может скрыть удивление. Когда я показал ему исправленный вариант, он поначалу сопротивлялся, но потом согласился на мои правки. Получается здорово! Атмосферная вещь. Мощная. Частая смена настроений, ритмических рисунков, длинная красивая мелодия, редкие повторения. Юпитер – планета и древнеримский бог… Когда играешь ее, возникает ощущение, будто управляешь вселенским хаосом. Появляется какой-то космический масштаб. И еще мне кажется, что в «Юпитере» есть части, в которых ощущается русское влияние. То ли Мусоргский, то ли Милий Балакирев. Игривые сказочные фрагменты. Ян со мной не согласен. Назвал Модеста одаренным двоечником. Хе-хе. У меня еще не все получается, но моментами удается удерживать на весу этот неподъемный универсум. И тогда я чувствую… счастье. Да. Вот так. По Яну сразу видно, когда у меня получается. У него на лице появляется дикая улыбка, глаза сверкают и слезятся. Иногда он начинает смеяться. В такие мгновения я понимаю, что прикоснулся к чему-то настоящему, проник в суть вещей, так сказать. Смешно, что Ян никому не позволяет присутствовать на репетициях. Насколько я понимаю, НИ неоднократно порывалась оценить наши успехи, но он категорически отвергал любые ее попытки попасть на урок. Я его понимаю. Тот настрой, которого мы достигли, очень хрупок. Страшно сбить его, отвлечься на что-то неважное. В общем, НИ и некоторые ученики не раз собирались в коридоре и подслушивали через дверь. Теперь учащиеся музыкальной школы провожают меня любопытствующими взглядами, перешептываются, показывают пальцем. Я местная звезда. Хо-хо. Это смехотворно! Завтра в двенадцать сдаю начальную школу. Совсем отошел от проблем Алены и Родиона. Мы видимся по полчаса в день. Что у них происходит, толком не знаю. Алена все время задумчивая какая-то. Да и Родион тоже. Интересно, когда они вдвоем, они ведут себя так же? В любом случае мне пока нельзя поддаваться их настроению. Я должен быть собранным. Мы еще вскроем их проблемы. Чуть позже. Все! Я спать. Завтра в школу. 26 декабря. Понедельник Я официально пятиклассник! Отметили гранатовым соком. На следующий день у школьников начались каникулы. Ян предложил Эмилю сделать небольшую паузу в занятиях, чтобы с первых чисел января приступить к финальной подготовке с новыми силами. Времянкин полностью доверял Яну в части построения репетиционного процесса. По подсчетам Эмиля, до конкурса у него будет еще как минимум четыре полноценных занятия с педагогом. «Пришло время отдыхать – отдыхай!» – решил Эмиль и со спокойной совестью отвлекся на праздник. Еще через день в актовом зале школы состоялся праздничный концерт, посвященный Новому году. Выступали ученики начальных классов. Родители с умилением следили за театрализованной постановкой из зрительного зала. Окна в помещении были зашторены, сцена освещалась софитами. В темноте зала сверкали вспышки фотоаппаратов, щелкали затворы. Родители отчаянно фиксировали все, что происходило на сцене. По сюжету представления, злые волшебники убедили Деда Мороза, что дети больше не верят в его существование, на что старик обиделся и решил отменить Новый год. Но появился добрый волшебник, который вызвался доказать Морозу, что ребята, как и прежде, любят его и ждут. Под видом двух юнцов, инкогнито, Дед Мороз и добрый волшебник отправились к детям, чтобы во всем разобраться. Танцы снежинок, хороводы, стихи и песни сказочных героев должны были убедить старика изменить решение. Все это сопровождалось неровным задором фортепианного аккомпанемента. После перехода на домашнее обучение Эмиль освободился от необходимости участвовать в новогоднем концерте. В этот вечер он вместе с Аленой сидел в третьем ряду зрительного зала. Оба с волнением ожидали появления на сцене Родиона. Последние пару ночей Алена мастерила для сына костюм серого волка. Голова впереди сидящего мужчины мешала Эмилю наслаждаться представлением в полной мере. Ему то и дело приходилось подниматься с места, чтобы уследить за действием. Алена заметила мучения брата. – Садись ко мне на колени, – прошептала она. Эмиль взглянул на сестру, скривив рот, и отрицательно покачал головой. – Как хочешь, – ответила Алена и переключилась на представление. Протискиваясь между спинками кресел и коленками зрителей, Времянкин добрался до прохода, пролегающего вдоль боковой стены зала. По нему он дошел до первого ряда и остановился, прислонившись спиной к штукатурке. С этой точки сцена просматривалась гораздо лучше. Выступали дети, с которыми Эмиль провел в школе почти неделю. Они пели незамысловатую песню про зиму. «Катя, Сережа, Олег, Рита, Анжела…» – вспоминал Времянкин имена детей. На мгновение он задумался о том, как могла бы сложиться его жизнь, будь у него своя семья, дети. Смог бы он заботиться о ком-то, кроме себя? Быть хорошим отцом? Подобные вопросы нечасто возникали в его голове, но, глядя на милую неуклюжесть детей, видя счастливые лица их родителей, Эмиль невольно ощущал почти отеческое волнение. Или что-то похожее. Он улыбался и аплодировал вместе с другими зрителями. Неожиданно женщина, которая сидела с краю первого ряда, приподнялась с места и взяла Эмиля за руку. В темноте зала он не сразу узнал Елену Евгеньевну. У нее была другая прическа. Не менее экстравагантная, чем прежняя. Не говоря ни слова, резким движением учительница усадила Эмиля к себе на колени. – Так удобнее, правда? – негромко спросила она. Эмиль, скукожившись, натянул улыбку и покачал головой в знак согласия. Он не ожидал, что кто-то, без спроса, вздумает перемещать его с места на место. Да еще так легко, без особых усилий. Для взрослого мужчины, кем ощущал себя Эмиль, было довольно унизительно испытать такое. Времянкин поддался решительности Елены Евгеньевны без какого-либо сопротивления. Он сидел напрягшись, в неестественной позе, вытянув руки по швам. Эмиль выглядел как застывшая кукла в руках чревовещателя. Елена Евгеньевна тихонько подпевала выступающим, похлопывая в ладоши. Времянкин судорожно искал убедительную причину, чтобы слезть с колен учительницы. Он полностью потерял нить концерта и пропустил выступление племянника. Между тем Родион без особого энтузиазма рассказал пару четверостиший – монолог серого волка. После чего был изгнан со сцены Игорем и Вовой, которым достались роли дровосеков. Близился конец представления. На сцене выстроились все дети, принимавшие участие в спектакле. Заиграло фортепиано. Мелодия, звучавшая со сцены, вернула внимание Эмиля к концерту, и он на время забыл о неловкости своего положения. С первых же нот он заметил, что музыка сильно контрастирует с тем, что исполнялось в течение всего вечера. Это был не к месту приплетенный средневековый хорал. Дети запели хором: Ах, друг мой, молодость тебе нужна, Когда ты падаешь в бою, слабея; Когда спасти не может седина И вешаются девочки на шею; Когда на состязанье беговом Ты должен первым добежать до цели; Когда на шумном пире молодом Ты ночь проводишь в танцах и веселье. Но руку в струны лиры запустить, С которой неразлучен ты все время, И не утратить изложенья нить В тобой самим свободно взятой теме, Как раз тут в пользу зрелые лета, А изреченье, будто старец хилый К концу впадает в детство, – клевета, Но все мы дети до самой могилы. Песня быстро закончилась, и ребята принялись дружно звать Деда Мороза. «Что это было? – озадачился Эмиль. – Какой-то пророческий хор». Он оглядел зал. Зрители, словно не заметив ничего необычного, продолжали умиляться непосредственности своих чад. Времянкин тряхнул головой. «Это точно детская песня? Я, конечно, не ханжа… Похоже, тут весь зал не ханжи», – размышлял Эмиль. Он хотел было спросить у Елены Евгеньевны, правильно ли ему услышался текст последней песни, но почему-то передумал. Наконец детский клич вознаградился приходом Деда Мороза. Держась за посох, он вышел на середину сцены, спустил с плеча большой мешок и уселся на декоративный пень. Заиграла веселая музыка, и дети пустились водить хоровод. Зрители хлопали в такт. Елена Евгеньевна вдруг встала со своего места и, удерживая Эмиля за подмышки, подняла его на сцену к остальной детворе. Времянкин повернулся к ней, в его глазах читалась растерянность. Елена Евгеньевна улыбалась, хлопала в ладоши и медленно отступала к своему месту. «Твою мать!» – подумал Эмиль. – Я не знаю, что делать, – прошипел он, разведя руками. – Вставай к остальным в хоровод. Учительница указала направление. Времянкин нехотя встроился в кольцо между Маргаритой и какой-то незнакомой девочкой. Среди буйства новогодних костюмов, его одежда выглядела слишком буднично. Он смотрелся белой вороной и, кроме прочего, был единственным, кто не пел и даже не пытался. Эмиль просто шел по кругу в надежде, что все это скоро закончится. Дед Мороз похвалил ребятишек и приступил к раздаче подарков. Он вызывал детей по одному в центр круга, обращаясь к ним как к персонажам, угадывая по костюму кто есть кто. Он давал каждому ребенку доброжелательное напутствие в стихотворной форме и отпускал, предварительно выдав из мешка новогодний набор. Эмиль заметил, что Дед Мороз несколько раз переводил с него взгляд на кого-то, чей костюм легко считывался. Не вполне праздничный вид Времянкина, вероятно, расценивался актером, исполняющим роль старика, как дополнительная сложность. Такая неподготовленность мальчика предполагает вопросы, к ответам на которые добрый дедушка мог быть не готов. Что не так с этим ребенком? Довольные обладатели подарков спускались со сцены и бежали к своим родителям. В зале уже горел общий свет. Зрители, чьи дети успели получить праздничные наборы, повставали со своих мест и заполнили проходы между рядами. Они шумно переговаривались, смеялись. Щелчки фотоаппаратов заметно участились. Наконец на сцене остались только двое – Дед Мороз и Времянкин. Эмиль подозревал, что так и будет. Мороз сидел на пне, удерживая одной рукой посох, и смотрел на странного паренька. – Ну а ты у нас кто? Что-то не угадаю никак, – зычным голосом спросил Дед. – Я никто. То есть я не участвовал в концерте, – ответил Эмиль. – Да? А подарок получить хочешь? – Думаю, я не заслужил. Дед Мороз улыбнулся: – Не беда. Расскажи стишок или спой песенку. А может, ты танцуешь хорошо? Покажи, что умеешь. Порадуй дедушку. – Даже не знаю. Могу сыграть что-нибудь на фортепиано, если хотите. Из-за гула в зале Дед Мороз не расслышал последнюю фразу. Старик трижды постучал посохом по дощатому полу сцены. Присутствующие в зале резко смолкли и, пристыженные, принялись слушать диалог мальчика и Деда. – Уж прости дедушку, старый я. Не расслышал, что ты сказал. Можешь повторить?