Часть 3 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Прибежавший последним, пожилой мужик с погонами старшего прапорщика снял из-за спины и положил на скамейку карабин Симонова, скинув серую куртку остался в тельнике. Адам, хоть и не помнил ничего, но почему-то знал, что это полный разброд и бардак. На ум приходили чьи-то слова, про «безобразно, зато единообразно». А тут единообразием, вообще не пахло.
— Ну чего, взял? -спросил старлей пожилого прапора, — А то я тут, уже извелся весь.
— А то! Михалыч, семь бутылок настоящего «жигулевского» урвал. Как знал, с собой сухой рыбешки взял. -растянул рот в улыбке прапор и протянул старлею тяжелый и брякающий стеклом вещмешок, — Так что, весело поедем. У вас-то, чего? Спецуху получили, а паек?
— Хрен пайка, -мотнул головой старлей, -только взаиморасчетом за пиломатериал — четыре мешка крупы, мешок сахару и четыре коробки тушняка выдали. А… вон чай еще, -показал он на большую картонную коробку.
— Ну и то хлеб!
— А вот муки у них тоже нет, так что эту неделю еще на сухарях посидим. Хотя, навигация открылась пару недель назад, думаю продукты нам уже по реке закинут.
— Да и к лучшему, -кивнул прапорщик, -не доверяю я асинским, эти как минимум половину нашего закроят. Лучше уж по реке сами получим.
— Филлипыч, а мне пива взял? -заглянул в вагон парень с сержантскими погонами.
— Максим, ты чего из тепловоза вылез? Сейчас уже поедем, дуй обратно к Петровичу.
— Ладно, мы тебе бутылку пивка оставим, дома выпьешь. -а когда сержант снова выскочил из вагона и побежал к тепловозу, старлей пояснил, — Ну а чего, Максу одну отдадим и нам как раз по три будет.
— Ладно, -махнул рукой прапор, — Максимке не жалко, одну отдадим. Что там, по спецгрузу, по сколько в этот раз прислали, смотрел в бумагах?
— Как и прошлые разы — треть зарплаты монетами, -вздохнул старлей, -остальное бумажными.
— Вот же жмоты, у них бумажки эти, каждый день обесцениваются, я вон продавщицу еле уболтал бумажными взять. -кивнул пожилой Филлипыч на вещмешок, — Не хотела за деревянные отдавать, говорит у меня и за серебро хорошо расходится.
— Ну так, асиновские тоже часть серебром получили, вот и шикуют, пока не кончились монеты. Хотя, не имеет права только за серебро продавать, сказали же, что и бумажные рубли все брать обязаны.
— Не имеет, согласен, -кивнул прапор, -но не силой же у нее отбирать? Заверещит, а асинским ментам, только повод дай, закроют на пару суток как два пальца! Народ боится, что снова деньги поменяют, уж слишком быстро эти обесцениваются.
— Не имеют права… -снова начал возмущаться старлей, когда вагон дернулся и тепловоз стал набирать ход. — Так, Анищенко, ты на передней площадке, Короедов, на задней. Молодой пока тут отдыхает, через пару часов поменяетесь. И не спать там! -крикнул он в спину направившемуся к задней площадке парню.
Прапорщик ловко сковырнул металлическую крышку со стеклянной бутылки, одну отдал старлею, звякнул своей о его горлышко.
— Ну давай, Михалыч, чтобы все нормально прошло. — Он с жадностью присосался к бутылке и выдул чуть не половину. — Заебца! Месяца два пива не пил, только самогон. Ох, хор-рошо то как!
— Ну да, -согласно кивнул Михалыч, -нам пару бочек разливного, последний раз тем летом завозили. Слыхал у них там импортного, в железных банках, полные ларьки. Могли бы и нам подкинуть.
— Тоже слыхал, за импортное. Говорят, водка там, сейчас вся по талонам. Что там, кстати, по полтишкам, сколько на рыло выходит?
— Рядовым по четырнадцать монет, офицерам и прапорщикам по двадцать. -чуть понизив голос поведал ему старлей.
— Фу-ты, осчастливили! Что я на эти двадцать монет куплю? За одну курицу или за пару кило муки на рынке серебряный полтинник просят, а бумажные и у нас берут, дюже неохотно. Мне чего, полмесяца не жрамши сидеть?
— Да ладно, Филлипыч, там, -неопределенно мотнул он головой, -вообще одними деревянными зарплаты выдают и ниче, не померли. -старлей повернул голову к сидящему ближе всех к ним Адаму и спросил, — Слышь, как там тебя, что правда у вас зарплату рублями дают, а в магазинах на них хрен чего купишь?
— И бухло все по талонам? –добавил свой вопрос прапор.
— Не знаю, -пожал парень плечами, -я вообще, ничего не помню.
— В смысле? -посмотрел на него удивленно старлей. — Больной, что ли?
— Не знаю, не помню ничего вообще, сказал же. С памятью что-то.
— Михалыч, ты зачем его взял, а вдруг он псих или маньяк какой? -посмотрел на офицера прапор с удивлением. — Куда нам его, вдруг ему топор дадут, а он вместо деревьев пойдет людей рубить?
— Да ну, -погрустнел старлей, -откуда я знал, что он беспамятный-то? Да не, -махнул он рукой, -сюда маньяков не посылают.
— Ага, не посылают, -пробурчал все еще недовольный прапорщик, -ладно, хоть бабу симпатишную в этот раз взял.
Адам перестал прислушиваться к их разговору, а подвинув сверток рабочей одежды себе под голову, растянулся на лавке. Он снова придремал под мерный перестук колес, а проснулся от вопроса блатного с соседней лавки, который так же как и он отлежался и вроде как, пришел в себя после побоев.
— Слышь, командир, уже часа три вроде едем, долго еще? Пожрать бы, да и на парашу охота. И вообще, куда нас везут? Обещали жизнь с чистого листа, а тут в наручниках целый день.
— Закрой рот, расписной! -недовольно ответил ему прапорщик, обсасывающий сухой рыбий хвост, — Хрен тебе в сраку, а не жизнь с чистого листа!
— Че сказал⁈ -возмутился урка.
— А ты не понял? -удивленно посмотрел на него прапорщик откладывая в сторону рыбий хвост, — Я тебе щас, зубы железные твои в глотку вобью, чтобы не тявкал, на лесоповале ты и без них работать сможешь.
— Но, постойте, ведь нам и правда обещали вместо большого срока, жизнь с чистого листа и переселение в зону затемнения. -включился в разговор очкастый.
— Мало ли, кто и чего вам там обещал. –криво усмехнулся старлей, — Потрудитесь на благо общества, а там уже видно будет.
— А ты, губошлеп, по какой статье присел? -переключился на очкастого железнозубый, — Больно ты на маньяка с телевизора похож. –не дождавшись ответа от очкастого он снова поинтересовался у ментов, долго ли еще ехать.
— Часов пять ехать, -все же ответил старлей, -но через час, даже меньше, -глянул он на часы, -остановка будет, в Улу-Юле. А насчет новой жизни, с чистого листа, -посмотрел он на очкастого, -будет вам новая жизнь. Отработаете по паре годиков на лесоповале, а там получите свои ай-ди и катитесь куда хотите.
— Что, даже в Ленинград могу вернуться? -спросил очкастый с придыханием.
— Дурак, что ли! -захохотал старлей, которого дружным хохотом поддержал и пожилой прапорщик и сидящий чуть в стороне молодой конвоир, — Ну, бля, сказанул, в Ленинград вернуться! Ну хохма! Мы тут, все надолго, а скорее всего навсегда. Нет отсюда выхода, понял, нет! -внезапно перешел он на крик.
— Ну ты, внатуре, придурок лоховской! -обозвал мужика блатной и пояснил сверкнув своими зубами, — Ленинграда, вообще, нет уже, его несколько месяцев назад в Санкт-Петербург переименовали, дурилка картонная, бля!
— Да какая разница, как он теперь называется? -обвел взглядом всех старлей, — Забудьте про другие города, вы тут навсегда. По крайней мере, за пять лет, еще никто за радиус не вышел.
— Да это понятно, -цыкнул блатной, -но как там с остановкой? На парашу, реально охота.
— Я же сказал, остановка… -старлей глянул на часы, -примерно, через сорок пять минут, плюс минус. Терпи.
— Я если, не дотерплю? -скривился железнозубый.
— Тогда, обосранным поедешь! -хохотнул прапор, а потом скривился и зло ответил, — Только не тут, а мы тебя к последней платформе пристегнем, чтобы за составом бежал. Понял, расписной? Ох, и не люблю я вас, блатата поганая!
Вагон вдруг дернуло и раздался скрежет тормозивших колес. Адам чувствительно приложился боком о стоявшую впереди скамейку и до крови ободрал запястья наручниками.
— Да что там, еще⁈ -вскочил старлей и выскочил на переднюю площадку, а потом крикнул: -сосна на путь упала, Анищенко, пилу хватай и ко мне!
Прапорщик тоже встал, надел куртку, потом закинул на плечо карабин и направился к выходу, крикнув дежурившему на задней площадке солдату:
— Молодой, тут остаешься, в оба за этими прохиндеями смотри!
Адам снова привалился к стенке вагона и прикрыл глаза, но снаружи раздались какие-то крики и шум, а через несколько секунд раздались автоматные очереди. Сильный удар, сотряс старенький вагон и Адаму показалось, что они сейчас, вообще слетят с рельсов. Его отбросило от стенки и он снова ощутил боль в запястьях. Раздался треск, полетели разломанные доски, а потом в дыру окна просунулась огромная лапа и ударом больших когтей снесла блатному не только скальп, но и верхнюю половину черепа. Раздался пронзительный визг женщины, а Адам вдруг понял, что жердина переломилась и он больше не прикован к стене, впрочем, как и остальные его попутчики.
Он вскочив глянул назад. Молодой, тот что был одет в спортивную ветровку, бахнул дважды из своей двустволки и теперь судорожно пытался перезарядить ее, шаря по карманам в поисках патронов. Через мгновенье грохнул выстрел и парень, уронив ружье, стал заваливаться набок. Адам метнулся к переднему окну и увидел, как просто громадный медведь с висевшей клочками шерстью и бельмами вместо глаз, побежал к тепловозу, по пути, словно куклу снеся одного из стрелявших в него солдат. Автоматные пули, дырявили шкуру и рвали плоть, но зверь не обращал на это никакого внимания.
— Медведь нежить, в колдуна стреляй, в колдуна! -закричал прапорщик другому автоматчику. Парень, вскинув автомат, дал короткую очередь в сторону стоявшей за кустом темной фигуры с накинутым на голову капюшоном.
Адам увидел, что тот, кого назвали колдуном, выставил перед собой ладони рук и автоматные пули завязли в появившемся перед ним плоском и прозрачном щите, только всколыхнув преграду. А вот прапорщик, воспользовался этим, вскинув СКС и сбоку выстрелил колдуну точно в голову. На листья кустика брызнуло красно-бурым, а сам человек, как подрубленный упал в траву. Убив колдуна, Филлипыч обезопасил себя и от медведя, который в тот же момент, тоже рухнул на землю уже стопроцентно мертвой тушей.
«Но ведь, кто-то стрелял в молодого? Значит не один колдун, со своим мертвым медведем на нас напал?» -успел подумать Адам, прежде чем из-за кустов загрохотали выстрелы и прапорщик захрипев выпустил из рук свой карабин и ткнулся лицом в траву.
Адам увидел с полдюжины вооруженных людей, убивших последнего автоматчика и теперь стреляющих по тепловозу.
«Автоматов у охраны больше нет, только с ПМ-ов лупят, а вот один из бандитов, садит из ксюхи короткими очередями. Сколько в тепловозе осталось, еще двое? Не продержаться им долго.» -прикинул Адам, прежде чем увидел как один из нападавших вынул из холщовой сумки железный шар размером с грейпфрут и запалив короткий шнур метнул его в кабину. Раздался грохот и ответная стрельба, стихла вовсе.
«Все, кранты, и машинисту, и охране! Надо тоже рвать когти, а то грохнут как свидетеля.» -решил парень.
Он обернулся к женщине и очкастому, крикнул:
— Бежать надо!
— Нет, нет я никуда не побегу! -испуганно замотал головой губошлеп, — Нас спасут, а за побег расстреляют!
А вот женщина оказалась решительней пухлого очкарика, она вскочила со своей скамейки и побежала по проходу к Адаму.
— Туда давай, -махнул он рукой назад, но тут же увидел как кто-то поднимает ружье убитого часового, — Нет, стой! Давай в окно. -подсадил он Арину и тут же прыгнул сам. — Тсс! -приложил он палец к губам, на брюхе сполз с насыпи в траву потянув за собой женщину.
— Пантелей, они колдуна наповал грохнули!
— Да и хрен с ним, лучше так, чем ему большую часть серебра отдавать! -крикнул в ответ Пантелей.
— Ливер, что там в вагоне, есть спецгруз?
Из вагона раздалось пару ударов и хриплый, но довольный голос ответил:
— Порядок, Пантелей, килограмм двадцать серебряных полтишков, как всегда советских еще, со звездой и молотобойцем. Ну и бумажных денег много.
— Я сдаюсь, сдаюсь! -раздался испуганный вскрик пухлого, но в ответ прогремел лишь одинокий выстрел.