Но сейчас, трогая Радужку, дрожащую, немного напряженную после всего, чему мы только что были свидетелями, мне хочется продлить этот кайф. Просто утащить ее куда-нибудь, подальше, где тихо и никто не помешает, и всласть натрогаться, натискаться, каждый сантиметр ее тела изучить на предмет возбуждения. Понять, что ей больше нравится, как ей нравится и потом беззастенчиво пользоваться этим знанием, доводя ее до нервной дрожи, чтоб сама тянулась, хотела и выпрашивала… Я уже сейчас хочу это начать делать. И похер на лекции и прочий бред. Мы с ней наши студенческие сожжем ко всем херам и забудем про них! Нельзя ни минуты терять! Потому я прошу, уговариваю, с тайным восторгом ощущая, как она мне поддается. — Поехали… Тебе хорошо будет… — продолжаю шептать, скользя лапами по гладким бедрам и не трогая пока там, где больше всего хочется. Не надо пугать заранее… Не надо… Бля, какой кайф… — Нет… — она изгибается и, в противовес своим словам, прижимается еще сильнее, глаза дурные, огромные, ничего не соображающие. Девочка совсем… Не умеет себя контролировать. Охереть, мне свезло… — Нет… Мне… На лекции… — Какие, к хуям, лекции? — я ощущаю, что дышать становится все тяжелее, а гладить ее все сложнее. Хочется сжать со всей силы, применить другие методы убеждения! — Я не Немой, мной вертеть не получится! И, по неожиданно замершему в моих руках телу, понимаю, что опять сморозил херню. Спешно пытаюсь исправить положение, наклоняюсь, чтоб впиться губами в уже разведанное до этого нежное местечко внизу шеи, от прикосновения к которому по тонкой коже разбегаются мелкие мурашки, но Радужка уворачивается, ерзает в моих руках уже совсем не как до этого, кокетливо и с обещанием, а очень даже жестко, с намерением дать мне своим берцем по яйцам, если не выпущу. Да блять! Ну что такое? Ну все же хорошо было! — Пусти! — рычит она, с силой отталкивая меня от себя. Отпускаю, понимая, что еще немного — и передо мной будет не нежная козочка, а дикая горная коза, с острыми копытами и дерзким взглядом. Стою, смотрю на нее внимательно и, наверно, нахально, потому что Радужка краснеет неожиданно и ярко и фырчит сквозь зубы: — Больно ты нужен, вертеть тобой! Тебе надо, ты и вертись! И верти на своем… кого хочешь! — А если я тебя хочу? — привычно хамлю я, даже не задумываясь опять, как всегда, язык впереди мозга успевает. Ну и отпускаю ситуацию, естественно, потому что ежу понятно, что сегодня явка провалена полностью. Напиздел по полной, шпион, теперь только и остается, что языком узлы вязать. — Перетопчешься! Она делает шаг, чтоб выбежать из ниши, подальше от меня, но я ловлю за руку, тяну к себе, выпрашивая у судьбы еще один шанс. Обидно потому что! Все же хорошо было! — Радужка… Ну чего ты? Что не так сказал? Про Немого? — Ты все так сказал, — кивает серьезно Радужка, не делая попытки высвободиться, но смотря так, что сразу понятно, не будет мне здесь веселья. Нам не будет веселья. А могло бы быть. И это обидней всего сейчас. — Ты, Сомик, вообще все правильно сейчас сказал. И повел себя правильно. До этого было неправильно, а вот сейчас… Все на свои места встало. Она несет какой-то бред, которого я не понимаю, да и не хочу вникать, вот честно! Опять какая-то тупая девчоночья обидка, которую ты должен выявить, прочувствовать и исправить! А я под такое никогда не танцевал! И не буду! — Ну вот и отлично, — киваю я, затем неожиданно с силой притягиваю девчонку к себе и жестко целую в губы. Совсем не так, как до этого, с лаской и предвкушением. И не поцелуй это, а наказание. Вымещение обиды своей и разочарования сорвавшимся продолжением. Радужка замирает сначала от неожиданности, но затем, опомнившись, начинает бешено сопротивляться. Я уворачиваюсь от метких ударов тяжеленных ботинок, опыт-то вещь серьезная, просто так не добывается, жестоко кусаю за нижнюю губу, решив, что уж если гулять, то по полной, и получаю не менее острую ответочку в итоге. Отрываюсь от нее, отпускаю, усмехаясь, вытираю кровь с губы: — Ну вот, Радужка, теперь мы с тобой братья по крови, да? Она показательно кривится, сплевывает прямо на пол. — Некультурно, а? — комментирую ее манеры. — Да пош-шел ты! — хрипит она, тоже вытирая губы, — теперь анализы сдавать… — Обижаешь, — смеюсь я, — я чистый! — Кому другому расскажи, — фырчит она, разворачивась, чтоб уйти. А я ловлю за хвост мысль, мелькнувшую в голове, и говорю ей вслед: — Радужка! Ты же никому не трепанешь про то, что слышала сегодня? — О себе беспокойся, — пренебрежительно отвечает она, даже не оборачиваясь. Ух, какая! Зависаю на мгновение на тонких длинных ногах, испытывая опять острое сожаление, что сегодня не получится ничего, хотя… — Радужка! Она не сбавляет шага, но явно слышит меня. — Вечером на заброшку приезжай. Тормозит… Йес! Разворачивается, смотрит внимательно, даже с удивлением: — А ты никогда не сдаешься, да? — Ни за что! Приезжай сегодня, убедишься лично! — Да мне похер! — Ну вот и докажешь это! Она опять поворачивается, топает дальше. — Радужка! Жопа — зачет! Не останавливаясь и не поворачиваясь ко мне, задирает вверх руку с оттопыренным средним пальцем. Волосы ярко блестят в свете ламп. А жопка виляет сильнее, да… Ощущаю, как саднит губа, снова вытираю кровь, смотрю на кровавые пальцы… И потом опять на гордо удаляющуюся длинноногую фигурку. Ничего, ничего… Так тоже интересно… Глава 15 — О-о-о-о! Сомяра! — Крис приветствует меня поднятыми вверх руками, орет так, что даже музыку перекрывает. За ним следом, словно флюгеры, поворачиваются ко мне головы всех остальных. И поднимается гул: — Сом! Бля, Крис, можно ставку поменять? — Соми-и-и-к! Ай! Тебе очки идут! — Сом! Гоняешь, да, сегодня? Крис, на Сома сотку возьми! — Со-о-о-ми-и-ик! Ура-а-а! Возьми с собой! Неопределенно улыбаясь, машу рукой, подхожу ближе, картинно оставляя субарика открытым, чтоб мощные биты вливались в общий гул, добавляя ему какофонии. Здороваюсь за руку с Крисом, который устраивает этот движ, улыбаюсь виснущим на шее девочкам, имен которых не помню совершенно, да и не пытаюсь припоминать, отвечаю на чьи-то вопросы. А сам все тяну шею, оглядываюсь по сторонам. Не могу себя контролировать, почему-то хочется, чтоб вредная девчонка пришла. Шансов на это мало, тут ставка только на ее неуемный характер и кошачье любопытство.