— Он сексуальный маньяк. — А вот это я знаю лучше, чем кто-либо другой. — Тогда — сдаюсь… Они были счастливы. И ночи Вики были единственными и настоящими ночами в ее жизни. Люди могут быть богаты, здоровы. И влюблены. Но разве люди могут быть настолько счастливы? Небо тоже обладает завистью. Не говоря о тех, кого вы порой считаете близкими друзьями. Однако это продолжалось еще долго. По крайней мере некоторое время. До того рокового дня, когда все неожиданно изменилось. 2. Часы Вещи говорят о себе больше, чем кажется. Этот старый урок Учителя Цоя Ворон усвоил очень хорошо. И сейчас он вдруг понял, почему часы, золотые часы «Longines», подарок Лютого, расплющенные и остановленные выстрелом омоновца, не давали ему покоя. Они выбрались из больницы, как Ворон и планировал, на машине «скорой помощи». Только когда достигли поворота с Рублевского шоссе, того самого поворота, который оказался роковым для менеджера фирмы «Сладкий мир» Савелия Башметова, Ворон позволил Лютому позвонить его переполошившимся людям и сообщить, что «хозяин уже рядом» и с ним все в порядке. Они подъехали к дому Лютого, который еще совсем недавно был местом свадьбы, местом прибежища счастливых людей с их планами и надеждами, а теперь выглядел пустынным и трагичным, словно затонувший «Титаник». Великолепный дом с ползающим по стене лифтом, дом о пяти этажах, много стекла и ломаных линий — отличный проект; теперь этот дом был холодным и чужим, и никто не смог бы поручиться, что его скоро удастся кому-нибудь обжить. Теперь Лютый знал, почему в тот роковой день отверстия трубки телефона, отверстия, в которые надо было говорить, показались ему черными пустотами, бездонными зловещими провалами. — Я найду их, — проговорил Лютый. — Я обязательно их найду. Между тем прошлое все больше становилось прошлым, а их ждало еще очень много дел. Вряд ли кого-либо могла интересовать (в том смысле, что ей угрожает опасность) оставшаяся в реанимации Марина, юная вдова, для которой все закончилось в день свадьбы, но Лютый приказал все же усилить ее охрану. Это было первое его распоряжение. Второе — он приказал разыскать по телефону Монгольца. Он будет говорить с ним сам. Если они не собираются добить друг друга — пора говорить. Третье — он видел Вику на похоронах, прощаясь, она принесла ему свои соболезнования, но… что-то показалось Лютому странным. С ней он тоже будет говорить сам. Он не даст покоя никому из этих людей. До тех пор, пока не поймет, что же все-таки произошло и что происходит. И еще Лютый наблюдал за Игнатом. Он думал о том, что его одноклассник, друг детства, с которым их развела в разные стороны судьба, да вот беда свела вновь вместе, сделал несколько часов назад с людьми Монгольца. Практически голыми руками. Но удивительно, как Игнат все продумал. Он ведь был готов к чему-то подобному. Оказался готов к такому развитию событий. Он, подобно мальчишке, крал в больнице скальпели и складывал их в своей тумбочке для личных вещей. — Игнат, ты чего, — спросил, увидев это, Лютый, — решил поупражняться? — Так, на всякий случай, — сказал тот небрежно. На всякий случай. Такой, как сегодня. Стилет… Лютый вдруг с каким-то холодным ужасом осознал, что, несмотря на внешнее спокойствие, Игнат всегда находится в готовности. Жизни почти не удается застать его врасплох. Что творится в голове у этого человека? Что творится в его сердце? Он был верен своей работе, фанатично предан своему делу. И ушел. Что-то произошло, и он ушел. И никому ничего не рассказывает. Он одинок, как Робинзон Крузо на своем острове. Он мог бы очень дорого продавать свое умение. И жить безбедно. Но тогда бы это стало предательством дела, от которого он все равно ушел. Ушел. Но не предал. Как-то тот же Игнат сказал Лютому, что прочитал на досуге рассказ, хороший рассказ. Он назывался «Победитель не получает ничего». Лютому тогда это показалось удачной игрой слов. Победитель — это тот, кто получает все! Лютый умел получать все. И умел много терять. Но, наверное, он не был готов терять так много. Почти все. Теперь название этого рассказа больше не казалось ему лишь удачной игрой слов. И еще: с глухим гневом, с черной изматывающей тоской он думал, что если б Игнат был с ним с самого начала, то, возможно, случившегося на свадьбе удалось бы избежать. Но Лютый прекрасно знал, куда ведет подобный путь, и отгонял от себя эти мысли. А потом Игнат прервал его тяжелые раздумья. — Мне нужен хороший секундомер, — сказал он. — Срочно. — Что случилось? — Пока не знаю… Вернее, пока рано говорить. Ну-ка, бомби свою коллекцию часов, мне нужен самый лучший секундомер. — Игнат отрешенно покачал головой. А потом посмотрел на Лютого — в его взгляде сейчас совсем не было той холодной выцветшей синевы. — Мне кажется, я… я кое-что понял. Начинаю понимать. — С этой стороны? Да? — Да. Они шли оттуда. Разбились на два отряда. Одни — через главные ворота, другие — через ограду поперли. — Вон из того леса? Правильно? — Где мы их и видели. — Рыжий водитель указывал рукой на сосновый бор. — Да. Вот до этой части ограды. — Все правильно. Ближе они бы подойти не смогли. Их стало бы видно из дома, прямо со двора, со свадьбы. А не только с верхнего этажа, из библиотеки. Правильно? — Да. Они укрывались там, в лесу. Все правильно. — Как ты, рыжий, выразился?.. — «В нашем бору — сто ОМОНу»… Полный лес ментов. — ОМОН находился там, в лесу. А киллеры уходили вот через эту часть ограды. Вот здесь. Они собирались уходить через реку. По крайней мере предварительное следствие… — Ладно, подожди. Секунду подожди. Хотя Лютый уже вставал и пользовался костылями, передвигаясь на небольшие расстояния, сюда, за ограду дома, его выкатили в коляске. С ним были охрана, рыжий водитель и, конечно, Игнат. Тот пока ничего не объяснял. Он был странно задумчивым, но Лютый его просьбу выполнил, и сейчас швейцарский хронограф «Омега» находился у него в руках. Это был лучший секундомер, оказавшийся в доме. Игнат направился к лесу. Туда, где в день свадьбы укрывались бойцы ОМОНа и их командир, Павел Лихачев, которого сначала не очень радовала перспектива охранять бандитскую сходку, а потом… …Стилет дошел до леса. До соснового бора, где в день свадьбы укрывался ОМОН. Внешне все походило на какие-то сумасшедшие соревнования. Лютый сидел в кресле у ограды собственного дома с секундомером в руке. Рыжий водитель стоял поодаль со стартовым пистолетом, поднятым вверх. Да, это были странные соревнования, только их аналог некоторое время назад унес очень много жизней. «Мы проведем небольшой следственный эксперимент» — так Стилет назвал то, что они сейчас делали. Расплющенные пулей часы, давний подарок Лютого, покоились в его кармане. Игнат вошел в молчаливую прохладу соснового бора. Он пытался отвлечься, придумывая себе диалог с несуществующим собеседником, — эксперимент должен быть чистым, никаких натяжек. Игнат коснулся рукой сухой коры дерева, увидел выступающие капли густой и пахучей смолы. — Канифоль, — пробормотал Игнат. — Полезна для струн, также можно паять. Оловянная проволока, канифоль, радиодетали… А это настоящая смола. Лес был полон скрытой жизни, которую вели его подлинные хозяева. Они знали безжалостные и прагматичные законы этой жизни, они следовали им уже триста миллионов лет. Игнат смотрел, как несколько муравьев пытались справиться с трупом стрекозы, как мощные челюсти перегрызли тельце пополам и работа пошла — то, что когда-то было стрекозой, двинулось сейчас в свое последнее путешествие в сторону муравейника. И тогда прозвучал хлопок выстрела стартового пистолета. — Взрыв, — произнес Игнат. Помедлил еще секунду. — Так, пошли… Вперед. И Игнат побежал. Сначала он двигался вдоль кромки леса, потом оказался на открытом участке, на секунду остановился, словно отыскивая глазами тот участок в ограде дома Лютого, где появился ОМОН. Хотя он уже прекрасно понимал, что им не надо было искать этот участок. Он вдруг вспомнил их первый визит в деталях, тот визит, после которого Лютый сделал необходимые звонки, и ОМОН ушел. А потом появился снова. Вот как получилось — этот подлинный рисунок, прятавшийся под верхним слоем краски, нравился Игнату все меньше. Уже в свой первый визит они «развели» их. С каким-то странным ощущением опустошенности он понял, что они приходили вовсе не для того, чтобы предложить Лютому свои услуги. Кто там был? Командир отряда, парочка «искусствоведов в штатском» — скорее всего это были они — и ребятки в масках. Три, нет, четыре бойца. И если предположить, только предположить, что это и были те самые снайперы, то… Рисунок выглядел уж очень зловещим. Снайперам кого-то показывали? Кого? Кого-то из гостей или… Это, конечно, мысль дикая, это уже слишком, однако… Можно предположить и такое. Игнат вдруг почувствовал что-то, словно он увидел такую темную точку, что лучше сделать шаг назад. Да, похоже, в дело включилась команда тех еще игроков. Но сейчас Ворон бежал. И ограда дома была уже близко. Игнат был один. Омоновцы, разумеется, перебрались через ограду парами, помогая, выступая в качестве трамплинов друг для друга, а это быстрее. Значительно быстрее. К тому же Игнат был ранен. Он быстро приходил в форму, но все же левая рука не оказалась сейчас надежным подспорьем. Игнат перемахнул через ограду, приземлился на подстриженную траву, подождал немного, тихо комментируя паузу: — Вот мы приземлились. Оружие готово… Вот увидели Стилета… Огонь… — И тут же громко крикнул: — Стоп! В принципе он уже был уверен в результате. Но все-таки сомневался. Не мог позволить себе поверить догадке до конца. Не мог поверить, что удача так близко… — Сорок семь секунд, — сказал Лютый. «Ну вот и все, — мелькнуло в голове у Игната, — нравится, не нравится — спи, моя красавица». — Ну и что, Игнат? — Нормалды, Лютый. Сорок семь секунд — это полный нормалды! — В чем дело? ЧАСЫ. «Золотые, остановленные выстрелом часы, Лютый, вот в чем дело. Твой подарок очень сильно помог нам. И его качество помогло. Потому что циферблат оказался абсолютно цел. Вещи действительно говорят о себе больше…» — Часы, Лютый, твои часы, — произнес Игнат, — на них три минуты. — Я тебя не понимаю, не тяни резину. — Часы… Мы нашли ниточку. — Видишь ли, так уж вышло, — произнес Игнат, — что я беседовал с этой актриской, подругой Монгольца. Ты мне еще не советовал, помнишь? — Да. Эта… Маша? — Настя. Но это не важно. Я накануне прилично надрался… Так прилично, в общем — в хлам… Даже не понял, с кем проснулся. — Бывает, брат. Но какое это имеет отношение?.. — Послушай все, что я рассказываю… Словом, чтобы ты понял — я ничего не притягиваю за уши. Я восстанавливаю весь этот день. Это очень важно. — Ладно, — глухо отозвался Лютый. Ему тот день в памяти восстанавливать было не надо. Теперь этот день будет его преследовать всю жизнь. — Словом, похмелье. Так, не очень, но все-таки. Я сказал себе, что до пяти вечера — ни рюмки. Потом появился… торт. И я посмотрел на часы. Потому что Настя предложила мне выпить. Было семнадцать часов одна минута. Я посмотрел на часы случайно, подумал, не пора ли мне махнуть водки. До семнадцати ноль одна оставалось пять секунд — это я утверждаю со стопроцентной гарантией. Понимаешь? Это случайность, но было ровно семнадцать часов пятьдесят пять секунд! — Я понимаю… — начал было рыжий водитель. — Подожди, — перебил его Лютый, — подожди… — Пять секунд, за которые я успел понять, что происходит, — произнес Игнат. — Не совсем так. Я наблюдал за ними раньше, что-то мне не очень нравилось. Но после того как я взглянул на часы, я уже знал наверняка, что должно произойти. Я понял, что возможен направленный взрыв и что бомбу сейчас приведут в действие, но успел лишь вскочить из-за стола и… — Спасти мне жизнь, — произнес Лютый. Он выглядел очень мрачным. — Да. — Игнат поглядел на Лютого. — Володь, я понимаю твои чувства, но… нам сейчас придется вспомнить все. Происходит взрыв. Быть может, было семнадцать часов одна минута, может быть, на секунду или две больше. Но только на секунду или две. Только. Там уже стало не до часов. — Да, потом все началось, — произнес рыжий водитель. — Я успел выбежать из дома, и почти сразу появился ОМОН.