Артемий согласно кивнул: – Сколько себя помню, знахарка всегда тут жила. Родители мои ее знавали и родители родителей. Это ж сколько ей весен было, а, Бур? Кузнец задумался, потом растерянно пожал плечами. Но мне, по правде, было неинтересно, сколько прожила на свете достопочтенная карга. Я уже протирала рукавом окна, заглядывая внутрь. Как ни странно, несмотря на обветшалый вид, от зеленого домика веяло теплом узнавания и принятия. Будто мы были знакомы давным-давно. – Ты осмотрись, подумай, что надо будет обновить, а мы уж поможем, – Артемий догнал меня и сунул в руку ключ. Я кивнула и сжала в пальцах кусочек холодного железа. Но чем дальше, тем сильнее крепла во мне уверенность, что я стану достойной наследницей сумасшедшей знахарки. Менять или трогать что-либо в кособоком домишке мне совершенно не хотелось. Он был цельным и правильным, а облик – лишь красивая картинка, которая не согреет и не укроет от непогоды. Дверь тихонько скрипнула, впуская меня внутрь. Взвилась пыль, потревоженная осторожными шагами. Я остановилась, давая глазам привыкнуть к полумраку. Комнатка была маленькой, но ощущение уюта от этого только усилилось. Под потолком ровными рядами висели связки сушеных трав, пахнущих летом, – полынь и зверобой, ромашка и мята, плакун-трава, марьин корень… В углу притулилась маленькая печка, сверкающая белизной, – видимо, дело рук того самого Василия. На печи красовался медный чайник, из носика которого торчала затычка в виде совиной головы. В противоположном от печи углу к стене были прибиты полки – я насчитала семь, – рассохшиеся и кривоватые, забитые банками, склянками, мешочками и шкатулочками. Под окнами вытянулся стол, захламленный так, что поверхности не было видно. Я подошла поближе. Сердоликовые руны валялись вперемешку с костями, обрывками трав и какими-то тряпками. В пузатой кружке свил паутину жирный черный паук, которого я без зазрения совести вытряхнула на пол. Кружка была тяжелая. С одной стороны на ней были изображены еловый лес и отличные мухоморы, с другой – ночной мотылек, тщательно выписанный вплоть до мохнатых усиков. Кружка мне тоже понравилась. Возле стола нашелся старый, тяжелый даже на вид сундук, окованный листами железа. И замка на нем не наблюдалось. Я с натугой откинула протестующе заскрипевшую крышку и заглянула внутрь. Там лежали книги: десятки томиков в потрепанных обложках, какие-то пожелтевшие свитки, отдельные листы… Я невольно чихнула от облака взлетевшей пыли. Что ж, предстоит много работы. Нужно все перебрать, отмыть и расставить по местам. Главное, не сдаться и довести дело до конца, а то такое обилие сокровищ грозило увлечь куда надежнее тряпки и веника. Продолжив осмотр, я обнаружила, что в доме есть еще одна комната – пустая, если не считать зеркала в полный рост, что висело на стене. Деревянную раму оплетал живой мох, а в качестве украшения наверху висел чей-то некрупный рогатый череп. Я покрутилась возле зеркала, тихо радуясь такой роскоши, убедилась, что по-прежнему выгляжу кошмарно, и подумала, что надо будет договориться о новой кровати и о том, что обычно на нее кладут помимо сонного тела. Пройдя дом насквозь, я нашла еще одну дверь. Она была закрыта на несколько крючков. Распахнув ее, я не сдержала радостного вопля: на задворках нашелся маленький, но ухоженный огород, в котором, пусть и пожухлые к осени, торчали листья лекарственных трав. Если я соберу семена, то по весне смогу их посадить. Не придется бродить по ярмаркам и тратить потом и кровью заработанные серебрушки на закупку, попутно ругаясь с хамоватыми торговцами. Потирая руки, я вернулась в дом и задумалась, с чего начать уборку. Вдруг входная дверь хлопнула и, не дожидаясь моего разрешения, распахнулась, впуская незнакомого черноволосого парня, по-хозяйски прошагавшего прямо в комнату. Я открыто поморщилась, глядя на мокрые следы, которые он оставлял. Пусть одной уборкой тут не обойтись, но, если этот незваный гость будет добавлять мне работы, мы точно не подружимся. Чернявый остановился напротив меня, широко расставил ноги и засунул пальцы за богато украшенный пояс. Я посмотрела на него снизу вверх, вздернув бровь и зеркально отразив его жест, только руки уперла в бока. – Так, значит, ты наша новая знахарка? – начал он с ходу. – Так, значит, здороваться и имя свое называть тебя не учили? – в тон отозвалась я. – Много чести с ведьмой здороваться. А имя мое Анжей. Запомни его хорошенько. – Я пустяками голову не забиваю. Парень угрожающе шагнул вперед, оказавшись прямо передо мной, но я не отступила ни на полшага. Таким уступать нельзя даже в малом, иначе потом проблем не оберешься. – Послушай-ка меня, девушка. Сколько бы ни пыжились Бур с Артемием, они лишь глупые старики. И дурость их привела в Приречье тебя. Может, они и не ожидают от такой пигалицы никаких каверз, но я-то знаю, что никакая ты не знахарка, а ведьма и доверять тебе нельзя. Вот только от холодов и ведьмы защиты не имеют, а зима близко. Хочешь выжить – слушай меня. Делай что велю. И будешь всегда в тепле, одета и под моим покровительством. А коли ума не хватит добро принять – вылетишь на тракт, не успев имя свое назвать. – Ясмена, – я оскалилась. – Что? – опешил Анжей. – Меня зовут Ясмена. Видишь, успела и имя назвать, и еще кое-чего сказать. А ты, юноша, не грозись тем, чего воплотить не можешь. В этих стенах твоей власти нет. Парень нервно оглянулся, едва-едва, но, видать, и того хватило, чтобы вспомнить, в чьем доме он вздумал бахвалиться. Хотела бы я познакомиться с почившей знахаркой. Репутацию она себе явно умела создавать. Но увы – на некоторых ее все же не хватало. Черноволосый Анжей вдруг схватил меня за ворот рубахи и подтянул к себе. Я вцепилась в его руку, безнадежно ощущая твердые мышцы под пальцами и понимая, что силой мне с ним не равняться, ощерилась и зашипела. Он склонил лицо к моему, так близко, что я почти сумела рассмотреть цвет его глаз, и низко прорычал: – Не грози мне, ведьма. Если хочешь здесь задержаться, умей выбирать друзей. Иначе твой болтливый язык мигом окажется отрезан. Может статься, вместе с головой… Кажется, он хотел сказать еще что-то, но не успел. Его глаза округлились, как и рот, сделав весь облик парня похожим на куколку-болванчика, которых вырезают для самых маленьких детишек. Потом до тела дошла боль, и Анжей тонко взвизгнул, хватаясь за то место, где я его касалась. Кожа дымилась и вспухала пузырями на глазах, словно он сунул руку в пламя. Рана имела четкую форму маленькой ладони. Незваный гость отшатнулся от меня и спиной врезался в дверь. Я дернулась к нему, но он выставил вперед здоровую руку, словно хотел отгородиться, и выскочил во двор. Я встала на крыльце, сжав кулаки и старательно чередуя вдохи и выдохи, чтобы не выпустить на волю испуганный плач девчонки, оказавшейся один на один с тем, кто ее сильнее. Не следует портить победу слезами. Вот только чует мое сердце, что я развязала войну. Анжей, поскуливая, вылетел за калитку, едва не снеся ее с петель окончательно. Рядом с ним мелькнула рыжая копна волос, и уже знакомый мне Лис-Совий проводил чернявого удивленным взглядом. Потом вопросительно посмотрел на меня, вздернув брови. – В следующий раз не будет руки распускать, – я задрала нос. Коленки дрожали, истерика подкатывала все ближе, но показывать ее Совию хотелось еще меньше, чем Анжею, поэтому я скрыла чувства за грубостью: – А ты чего приперся? Тоже решил припугнуть знахарку в надежде на особые услуги? Так у меня еще остался настой, могу и тебе что-нибудь прижечь. Совий усмехнулся и спокойно подошел ко мне. Протянул сверток, от которого исходил уже знакомый умопомрачительный запах печева, и тюк каких-то тканей. – Это тебе от Артемия. Просил передать, что кровать завтра справим. Я осторожно приняла дары. Навья отрыжка, я вообще не понимаю этого парня. Все утро он так и этак намекал, чтоб духу моего в Приречье не было, а сейчас стоит и смотрит спокойно, сам принес вещи, еще и одобрительно глянул после слов о настое. – Благодарю, – выдавила я, так и не сумев подобрать правильных слов. – Пожалуйста, – он развернулся и привычной походкой, сунув руки в карманы, ушел. Я смотрела ему вслед, и в голове впервые за последние дни не было ни одной толковой мысли. Глава 7 Ласковый огонь Не знаю, заметил ли Совий, что после стычки с Анжеем у меня мелко подрагивали руки. Но виду Лис не подал. Впрочем, передавая гостинцы, он очень старался не коснуться меня ненароком, хотя утренней злости я в нем больше не видела. Глубоко подышав сырым прохладным воздухом, я немного успокоилась. Работы был непочатый край, и я с радостью отправилась на поиски ветоши и какой-нибудь бадьи. Впереди ждала неравная битва с пылью и хламом. В чью пользу она должна была закончиться, предсказать я не бралась. Как всегда, стоило занять руки делом, и все печали хотя бы на время убрались прочь. Я скоблила, терла, расставляла, попутно поражаясь, сколько же всякого хлама успела натащить знахарка в свое обиталище. Часть я выкидывала без жалости, часть откладывала, чтобы спокойно разобраться позже. Постепенно домик стал обретать обжитой вид, и, когда за окном окончательно стемнело, я наконец перестала чихать после каждого взмаха тряпки и бегать к миске с чистой водой, чтобы промыть слезящиеся глаза. Пока я трудилась, холода не ощущала. Но стоило остановиться, как стылость подкралась из дальних углов и вкрадчиво погладила затылок. Я передернула плечами и нехотя повернулась в сторону единственной вещи, которая меня совсем не радовала. Всего одна – зато какая. Я встала перед спящим горнилом большой печки и уперла руки в бока. – Ну что, навье изобретение, будем знакомы. Огонь не давался мне никогда. Мама быстро перестала поручать мне растопку, каждый раз возвращаясь в остывший дом и находя меня, закутанную во всю теплую одежду, которую я только могла отыскать. Когда в детстве мы с подругой ловили рыбу, я даже не бралась за огниво: костра можно было не ждать. Подруга ворчала, что быстрее свинью научить плясать, чем меня – такому простому делу. Впрочем, со мной ее улов всегда был гораздо богаче, чем в одиночку, – я точно указывала, где рыбы водилось больше всего – потому нелады с огнем легко мне прощались. Вот только здесь не было ни мамы, ни подруги, чтобы помочь растопить печь. Между тем дом, в котором некоторое время никто не жил, невзирая на свой добрый нрав, был холодным и сырым. Я зябко поежилась и растерла плечи руками. Придется как-то справляться. Я протяжно вздохнула, вспомнив, как хорошо и тепло было в избе головы. Мелькнула мысль сбегать позвать его на помощь, но я быстренько прогнала ее как непотребную. Наглеть так скоро – плохая идея. Надо хоть немного обжиться для начала. Тяжелая заслонка поддалась с трудом, как будто печка боялась открываться передо мной, и я ее прекрасно понимала. Темное нутро было сухим и чистым: кто-то тщательно выгреб всю золу. Помнится, во время уборки я нашла немного дров. Правда, цвет деревяшек был зеленоватым, да и попахивали они сыростью. Но выбирать все равно не приходилось, поэтому я набрала охапку и вернулась в комнату. Заложив дрова в печь, встала на цыпочки и пошарила на печной полке. Так и есть – огниво нашлось на привычном месте. А теперь самое интересное… Когда стукнула входная дверь, я прыгала перед печкой, отчаянно дуя на обожженные пальцы и ругаясь почем зря. Во время особо неудачного прыжка я задела ногой заслонку, и она рухнула мне прямо на пальцы. Взвыв, я выругалась особенно сочно. За спиной раздалось насмешливое покашливание, и я обернулась так резко, что коса стегнула незваного гостя по лицу. – У тебя что, вместо волос железные нитки? – возмутился Совий, потирая щеку. Я поджала губы и отвернулась, возмущенно буркнув: – Не нравится – не стой под ударом. – Вообще-то я принес сухие дрова, – парень наклонился и заглянул в печь. Оттуда клубами валил дым, категорически отказываясь уходить в трубу, и в избе уже повисло угарное марево. – Тю, кто ж сырые-то кладет? Ты их даже поджечь не сможешь, не то что вытянуть хоть немного тепла. Ты что, впервые печь топишь? Я сунула пострадавшие руки под мышки и насупилась: – Топлю не впервые. Только толку еще ни разу не было. Совий повернул голову и окинул меня красноречивым взглядом, от которого мне захотелось пихнуть его посильнее, чтобы он сам в печь влетел, да заслоночку закрыть покрепче. Уверена, если б я это сделала, то огонь сумела бы развести в два счета. Увы, моим кровожадным мечтам не дано было сбыться. Лис, так и не сказав ни слова, вытащил тлеющие дрова, вынес их во двор и залил водой из стоявшего возле крыльца ведра. Вернувшись, он ловко заложил сухие, сладко пахнущие деревяшки в печь и быстрыми движениями высек искру. Я завороженно наблюдала, как капля огня, похожая на маленькую звездочку, упала на ровный белый срез, как растеклась по нему ручейками и прожилками и как пламя мигом взметнуло алые ленты, набрасываясь на угощение с жадностью дикого зверя. Совий отгородил гудящий огонь заслонкой и выпрямился. Я прикрыла глаза, наслаждаясь теплом, струящимся от ладно сложенных камней. Думала, сделав дело, Лис уйдет, но ни шаги, ни стук двери так и не прозвучали, и я неохотно приподняла ресницы. Оказалось, что наглый рыжий тип привалился к косяку, согнув локоть кренделем и постукивая пальцами другой руки по боку плетеной корзины, висевшей на этом самом локте. Я втянула носом воздух – и тут же широко распахнула глаза: – Пирожки! Надо ли говорить, что утренние пирожки кончились еще до обеда? Лис усмехнулся, и я чуть покраснела. Но протянутые к корзине руки не опустила, напротив – сделала маленький шажок вперед, приближаясь к добыче. – С тебя чай, – заявил Лис, приподнимая корзинку повыше. Я скривилась, но запах был слишком манящий, чтобы устоять перед искушением. Да и печка разгоралась все сильнее, наполняя дом сухим жарким теплом, которое прямо-таки на глазах делало меня добрее. Так что я махнула рукой в сторону заваленного стола, а сама отправилась наполнять чайник водой.