Косморыцарь легонько кивнул. – Гонорар тоже одобряю, каким бы он ни был, – обратился Хэнксчамп к Харнон. – Пусть отправляется и вернет нам регистратора. Косморыцарь снова кивнул и включил устройство. Его окутал сияющий ореол, и в воздухе запахло поворотами сюжета и неожиданными развязками с легким привкусом переворачиваемых страниц. В следующее мгновение рыцарь исчез. – Отлично. Вы все молодцы, – Хэнксчамп уселся в кресло. Он крутанулся и с улыбкой взглянул в окно. – Мне кажется, или становится жарковато? Глава седьмая. Режим рассказчика восстановлен Я люблю космос. Дальний космос. Я провел в космосе бoльшую часть моей жизни, путешествуя туда-сюда по указанию создавших меня ригельских поселенцев. Разумеется, мой верный читатель, мне приходилось и подолгу оставаться на одном месте, ведя наблюдения и записывая данные о местах моего пребывания, но наибольшее удовлетворение я находил в путешествиях. Сколько времени я провел в пути! Сколько времени я провел в черной, освещенной звездами пустоте огромных вращающихся галактик! Иногда я десятилетиями путешествовал в одиночестве, молча, слыша лишь жужжание нейтрино-частиц, сквозь которые плыло мое тело. Во время перемещения мне было нечем занять себя, кроме рисования звездных карт, постановки навигационных ориентиров и наблюдения за тем, как молодые и старые звезды меняют цвет. Поэтому я думал. Про себя. Это было время самосозерцания и поиска. Теперь я снова в космосе, на борту маленького гиперпространственного грузовичка, принадлежащего Ракете и Груту, и мы летим на сверхсветовой скорости прочь от сложностей и неприятностей, случившихся на Ксарте-3. С такой же скоростью – пусть и лишь временно – остаются позади мои собственные проблемы. Кругом тишина, только двигатели урчат под палубой. Снаружи ледяной космос, холодные звезды и далекое сияние. Покой и одиночество. Самое время отдохнуть. Я нахожу минутку, чтобы порыться в банках памяти и практических отчетах в поисках хотя бы намека на то, почему происходит то, что происходит. Как выясняется, в моей памяти много белых пятен, лакун. Я загружен информацией приблизительно на восемьдесят три процента, и с обращением к этим данным проблем не возникает. Например, я легко могу разложить по полочкам структуру криминального мира планеты Крул. Могу перечислить все, что построила за свою историю корпорация «Трайплэнет Металс» (по чистой случайности в списке окажется и наш гиперпространственный грузовик). Могу рассказать, почему выражение «клянусь костьми Тригона» популярно в одной галактике и неизвестно в другой. Могу детально описать восход солнца на Чандиларе и погоду, сопровождающую его в разное время года. Могу назвать природные особенности закатов на Адринаксе. Могу зачесть своды законов тысячи восьмисот наций, включая невероятно запутанный законодательный кодекс Корпуса Новы Ксандара. Могу показать, как ухаживать за кимеллианским прыгунчиком, назвать лучший способ псионической защиты от Кт’кн и научить произносить «горько!» по-кодабакски. В целом, в моей черепной коробке множество данных, из которых можно было бы составить не одну энциклопедию. Я владею знаниями из любых областей, как общих, так и конкретных. Вот взять эту твою «Википедию», которой ты наверняка очень гордишься, используешь для работы, выполнения домашних заданий или подготовки к выступлениям. Для созданной примитивными докосмическими формы жизни эта энциклопедия весьма подробна. Так вот, представь, если можешь – нет, ты не можешь, но все равно попробуй представить, что у тебя есть доступ к «википедиям» девяноста шести тысяч цивилизаций, включая информацию, которую они и сами о себе не знают, но которую терпеливо изучил я. Представь, что вся эта информация в любой момент доступна у тебя в голове (ни отказа в доступе, ни, как это там называется, проблем с подключением к сети?). Представь все это в своей голове. Представь, что знаешь очень-очень много абсолютно обо всем. Ну как, представил? Ладно, попытка засчитана. А теперь представь, что среди всей этой информации – лакуны. Вещи, которых ты не знаешь, или знаешь, но не понимаешь. Представь, что ты знаешь все почти обо всем, кроме причин, по которым ты это знаешь. Представь пробелы. Пробелы меня пугают. Я боюсь не знать, боюсь путаницы, упущений, нарушений в моей механически точной памяти, из-за которых я теряю связи между вещами, которые должен знать. Я знаю, что знаю вещи, к которым не могу подключиться и оценить. Я знаю, что знаю вещи, которых не помню. Это тяжелая ноша, мой дорогой, милый читатель, мой новый друг. Это обуза. Я не знаю, почему за мной охотятся. Не знаю, почему меня преследуют бадуны. Не знаю, откуда взялся косморыцарь. Не знаю даже, какую могу представлять ценность, если не считать накопленной мной информации. Я также не знаю, почему генетически модифицированный полумирский енотоид и древоподобная жизненная форма с изолированной планеты Икс столь добры ко мне. Они спасли меня от беды. Мне нечем подкрепить свою теорию, но смею предположить, что их мотивы могут быть далеки от альтруистических. Возможно, они считают, что я стою денег. – Ну, выкладывай, – обращается ко мне Ракета. Корабль летит на автопилоте, так что енот откупорил бутылочку «холодненького» и уселся рядом со мной на койку позади кабины. Откинувшись назад, он разглядывает меня своими любопытными глазами-бусинами. Пугающе человеческие руки сжимают холодную бутылку пива. – Похоже, ты был очень нужен бадунам, – говорит он. – Чего они от тебя хотели? – Не знаю, – отвечаю я. – Ну же, регистратор сто двадцать семь ригельского межгалактического исследовательского общества, не увиливай! – ухмыляется енот. – Как же тебе не знать? Ты же весь такой навороченный, инновационный, высокотехнологичный. Ходячая и говорящая энциклопедия. Неспроста же бадуны послали за тобой целый военный отряд Воинского Братства, да еще и на цивилизованную планету, рискуя сцепиться с Корпусом Новы, Люминалами и шут знает кем еще. – Это правда, – говорю я еноту, – я ничего не знаю. Могу даже с уверенностью сказать, что знаю, что ничего не знаю. Вместо необходимой области знаний у меня зияет весьма тревожащий пробел. Пустое место. – Гм-м, – задумывается енот. Закончив калибровку автопилота, к нам присоединяется Грут. Он тоже прихватил бутылку «холодненького» и пачку игральных карт, которые начал раскладывать на столе. – Эй, не время для скрулльского покера! – останавливает его Ракета. Грут продолжает сдавать. Его древесные пальцы удивительно подвижны и ни в коей мере не пугающе человекоподобны. Я моментально понимаю, как они расслабляются во время долгих межпространственных переходов. Они садятся за стол в каюте, играют в карты и пьют пиво. Я говорю «пьют», хотя ни один из них пока не сделал и глотка. – Я есть Грут, – говорит Грут, закончив сдавать карты. – Да, – отвечаю я, – эти пробелы очень меня беспокоят. Грут кивает деревянной головой. Ракета настораживается. – Подождите-ка, – говорит он, потирая нос тыльной стороной своей пугающе человеческой ладони. – До меня, блин, только что дошло – ты понимаешь, что он говорит?! – Разумеется, – отвечаю я. – И всегда понимал? – удивляется Ракета. – Безусловно. Он хмурится, хотя енотоидам это не идет. – Но ведь… и в этом суть моего удивления, – говорит он, – практически всем кажется, что старина Грут постоянно говорит одно и то же. – Я есть Грут, – кивает Грут. – Вот-вот, именно это, – подтверждает Ракета. – Неудивительно, – поясняю я. – Акустически все его слова воспринимаются именно так. Но это лишь звуковая часть, а за смысловую отвечает дыхание. Когда ветер шелестит в кронах деревьев, кажется, что звук всегда одинаков, но если прислушаться, становится понятно все его разнообразие. – Ну-у, – протягивает Ракета. – Ты же его понимаешь, – замечаю я. Енот кивает. – Но никто, кроме меня, не понимает, если не считать… – Не считать кого? – Безумного Максимуса. Он последний, кто утверждал, что понимает Грута, – отвечает Ракета. – Весьма тревожно, – соглашаюсь я. – Я есть Грут, – говорит Грут. – Да не волнуйся ты, – в один голос отвечаем мы с Ракетой и переглядываемся. – Регистратор, а ты умен, – говорит Ракета. – Или безумен. И то, и другое мне знакомо. Так что, старина Регистратор, давай разберемся. Что ты знаешь? – Столько всего, что ты удивишься, – отвечаю я. – Так удиви меня. – С чего начать? Задай мне вопрос. – Ага. Сейчас-сейчас. Где мы находимся? – На гиперпространственном грузовом судне компактного класса производства корпорации «Трайплэнет Металс», модель «Быстроскок» второго поколения с кустарно модифицированным ступенчатым двигателем. Енот кивает и делает глоток пива. – Продолжай. – С последнего техосмотра прошло девятнадцать недель. В генераторе что-то постукивает, и ты собирался это проверить. Регулировку периферийных устройств выполнял Грут, и поэтому вокруг смотровой панели двигателя осталась древесная пыль. Головки болтов блестят, их недавно меняли. – А он хорош, – обращается Ракета к Груту. – Я есть Грут, – одобряет Грут. – Мы движемся на комфортной скорости в тридцать узлов быстрее света, – продолжаю я. – Температура воздуха в кабине девятнадцать градусов по земной шкале Цельсия. В палубных вентиляционных отверстиях катаются тридцать восемь использованных перерабатываемых контейнеров для жидкости. – Это я их побросал. Постоянно обжигаюсь, – извиняется Ракета.