Сюнна, однако, наняла адвоката и стала отстаивать свое право единолично воспитывать сына. Помимо прочего, она также подумывала поехать в Великобританию, чтобы совершенствоваться там в искусстве танца, хотя дальше их с Робертом разговоров на эту тему дело пока не продвинулось. Бреки подобную перспективу принял в штыки, и все шло к тому, что разногласия им придется разрешать в суде, где, как считала Сюнна, ее шансы на выигрыш довольно велики. – Присаживайся, дорогая, – пригласил Роберт. – Я приготовил пасту. – Умница, – ответила она, уютнее устраиваясь на диване. Роберт принес из кухни еду, тарелки и стаканы, не забыв захватить кувшин с водой. – Надеюсь, паста вполне съедобная. Я ведь пока еще не очень искушенный повар. – Я такая голодная, что съем все, что угодно. Включив расслабляющую музыку, Роберт уселся рядом с Сюнной. Она стала рассказывать ему, каким был день, как прошла репетиция, а также о том, в каком напряжении она живет. Сюнна была перфекционисткой и не терпела ошибок. Ее откровения делали атмосферу в гостиной по-особенному приятной. Паста удалась – ничего выдающегося, но довольно вкусно, – и Роберта это радовало. Внезапно Сюнна поднялась с дивана и, ухватив Роберта за руку, велела: – Вставай, любовь моя. Потанцуем. Роберт послушно встал, крепко прижал ее к себе, и они начали двигаться в такт томной южноамериканской балладе. Он скользнул рукой Сюнне под водолазку и, поглаживая ее по спине, воспользовался возможностью, чтобы одним неуловимым движением расстегнуть бюстгальтер. В этом он был мастер. – Послушай-ка, парень, – сказала Сюнна с нарочитой строгостью и лукавой искоркой в глазах, – что это ты делаешь? – Мы ведь не упустим случая, раз уж Кьяртан сегодня у отца, – ответил Роберт и запечатлел на ее губах долгий поцелуй. Они почувствовали, как их накрывает теплой волной, – и дело было не только в том, что температура в гостиной поднималась. Прошло совсем немного времени, прежде чем они оказались в спальне. По старой привычке Роберт захлопнул дверь и задернул занавески на выходящем в сад окне. Этих мер, однако, было недостаточно для того, чтобы соседи не слышали их сладострастных стонов. Воцарившаяся в конце концов тишина была нарушена глухими ударами в дверь, которые перемежались со стуком дождевых капель по стеклу. Первая мысль была о том, что стучат в заднюю дверь, как раз в ту, что выходила на крыльцо старого дома. В то же мгновение Сюнна приподнялась в кровати и с тревогой посмотрела на Роберта. Тот попытался скрыть испуг под маской мужественности, встал с постели и, не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу, шагнул в гостиную. Там никого не было. А вот задняя дверь была открыта и раскачивалась от порывов ветра. Выглянув на крыльцо, Роберт тут же захлопнул ее: одного быстрого взгляда на улицу было достаточно, чтобы потом не упрекать себя в том, что он этого не сделал. Однако, даже если бы за порогом стоял целый полк солдат, он бы их не разглядел – такая была темнота. Под стук собственного сердца, которое колотилось все сильнее, он переходил из одной комнаты в другую, но непрошеных гостей не обнаружил. Слава богу, хоть Кьяртана нет дома! И тут Роберт увидел то, что лишило его сна на остаток ночи. Он бросился обратно через гостиную к спальне, ужаснувшись внезапной мысли, что, пока он бродит по дому, что-то могло произойти с Сюнной. Почти не дыша, Роберт проскользнул в спальню. Сюнна сидела на краю кровати, натягивая на себя футболку. Она улыбнулась ему, но в глазах ее была тревога. – Все в порядке, дорогая, – сказал Роберт слегка дрожащим голосом, надеясь, что Сюнна этого не заметит. – Просто я вчера выносил мусор, а когда зашел обратно в дом, недостаточно плотно захлопнул заднюю дверь, и она осталась незапертой, – солгал он. – Ты ведь знаешь, там, бывает, такой ветрище поднимется. Не вставай – я принесу тебе что-нибудь выпить. Не теряя времени, Роберт ретировался из спальни, плотно прикрыв за собой дверь, и, пользуясь возможностью, быстрее избавился от того, что его так поразило. Он надеялся, что принял верное решение, ничего не рассказав Сюнне о мокрых следах, оставленных на полу незваным гостем, который вошел в дом из-под проливного дождя. И хуже всего было то, что следы эти были не только у задней двери, они тянулись до самой спальни. 2 Полицейский из Сиглуфьордюра Ари Тор Арасон и сам не смог бы объяснить, что его сподвигло достать из архива старое дело по просьбе человека, с которым он почти не был знаком, да еще теперь, когда в городке творилась такая сумятица. Мужчина, представившийся Хьединном, позвонил Ари незадолго до Рождества, когда оперативный дежурный находился в отпуске в Рейкьявике. Просьба мужчины состояла в том, чтобы Ари, если ему позволит время, разобрался с одним старым делом о гибели молодой женщины. Ари пообещал, что по возможности займется им, однако вплоть до сегодняшнего вечера руки у него до этого не доходили. Он попросил Хьединна зайти в участок – естественно, предварительно удостоверившись, что в последние несколько дней тот не выходил из дома и, соответственно, не мог заразиться. Сам Хьединн отнесся к такому приглашению с определенной опаской: стоит ли ему встречаться с Ари в нынешних обстоятельствах? Однако в конце концов он решил не упускать такой возможности. Инфекция стала распространяться среди горожан два дня назад по милости путешественника-экстремала из Франции. Сначала он прокатился в Африку, а оттуда направился прямиком в Гренландию, где арендовал самолет, чтобы по-быстрому слетать в Исландию с целью посетить расположенный в Сиглуфьордюре знаменитый Музей селедки. Приземлиться ему разрешили на крошечном аэродроме городка. В Сиглуфьордюре он собирался провести не более суток, но прямо в день прилета путешественник почувствовал резкое недомогание. Все указывало на то, что у него тяжелая форма гриппа, сопровождаемая высокой температурой; его состояние стремительно ухудшалось, и на следующий день мужчина скончался. Опасаясь того, что дело здесь не в банальном гриппе, а в чем-то гораздо более коварном, местные власти связались со специалистом по инфекционным заболеваниям из Рейкьявика. Тот пришел к выводу, что речь идет о геморрагической лихорадке, которую француз, видимо, подхватил в Африке и до поры до времени переносил бессимптомно. Заболевание считалось крайне заразным, так что горемыка, вполне возможно, успел передать его не одному человеку, до того как течение болезни у него самого не приняло крайние формы. Полицию Сиглуфьордюра уведомили, что эпидемиолог провел встречу в Департаменте общественной безопасности и что в известность о ситуации были поставлены Комитет общественной безопасности Северной Исландии, а также соответствующие надзорные органы за границей. Анализ образца тканей покойного подтвердил, что причиной смерти послужила чрезвычайно опасная вирусная инфекция, и теперь все находились в полном недоумении, что с этими неутешительными выводами делать. Спустя короткое время после кончины путешественника было принято нетривиальное решение закрыть весь городок на карантин. Соответствующие структуры не пожалели усилий, чтобы установить тех, с кем носитель вируса вступал в контакт, и тщательно продезинфицировать все те места, что он посетил. Вскоре поползли слухи, что медсестра, дежурившая в ту ночь, тоже заболела. За состоянием женщины пристально наблюдали, а когда в течение дня симптомы ее болезни стали более явными, то поместили в изолятор. А потом связались с теми, кто имел с ней дело, и процедуру обеззараживания пришлось повторить. На этом, однако, все успокоилось. Медсестра по-прежнему находилась в больнице Сиглуфьордюра, но в случае ухудшения состояния ее планировали перевезти в отделение интенсивной терапии в Рейкьявик. Согласно указаниям полиции, город следовало закрыть на карантин по крайней мере еще на несколько дней. Жители Сиглуфьордюра пребывали, естественно, в состоянии, близком к панике, которая подогревалась широким освещением происходящего в прессе, а политики и участники ток-шоу делали особый упор на необходимости избегать каких бы то ни было рисков. Геморрагическую лихорадку между тем окрестили «французской болезнью», и город словно вымер. Большинство жителей предпочли запереться в своих домах на все замки и общаться с внешним миром исключительно посредством телефона и электронной почты. И никому не приходило в голову перебраться через невидимую стену, которая окружила Сиглуфьордюр. Все учреждения закрылись, а занятия в школе были приостановлены. Ари чувствовал себя вполне здоровым и надеялся, что инфекция обойдет его стороной, поскольку ни с несчастным путешественником, ни с медсестрой он не имел никаких контактов. То же самое касалось и начальника полиции Сиглуфьордюра Томаса, который вернулся из отпуска и теперь дежурил на пару с Ари Тором. Ари надеялся, что визит Хьединна даст ему пищу для размышлений на какую-нибудь другую тему, помимо этой проклятой инфекции. 3 – Я родился в Хьединсфьордюре, – сказал посетитель по имени Хьединн. – Вы там бывали? Они с Ари сидели в буфете полицейского участка, соблюдая подобающую социальную дистанцию. Здороваясь, они даже не пожали друг другу руки. – Проездом, после того как появился туннель, – ответил Ари, ожидая, пока его чай остынет. Хьединн предпочел кофе. – Ну да, конечно, – отозвался он тихо. Внешне Хьединн был сдержан и спокоен, но смотреть прямо в глаза Ари избегал. – Конечно, – повторил он. – Мало кто останавливается там надолго. Это все тот же безлюдный фьорд, хотя через туннель каждый день проезжает бессчетное количество автомобилей. В свое время такое даже представить себе было невозможно. Навскидку Ари дал Хьединну лет шестьдесят, и тот почти сразу подтвердил его предположение: – Родился я в пятьдесят шестом. Мои родители переселились туда примерно годом раньше, когда во фьорде уже никого не осталось. Так что благодаря им те места были обитаемы еще какое-то время. Однако родители оказались в Хьединсфьордюре не одни. Сестра матери со своим мужем тоже туда перебрались. Решили вести там хозяйство. Хьединн замолчал, осторожно отхлебнул кофе и отправил в рот кусочек кекса, лежавшего в упаковке на столе. Было видно, что он слегка нервничает. – Значит, у них там была ферма? Или земля? – спросил Ари. – Там красиво. – Красиво… – эхом отозвался Хьединн, погружаясь в воспоминания. – Именно так. Но это не первое, что приходит мне на ум. Жизнь там никогда не была простой. Вечные снежные заносы и абсолютная оторванность от мира. А еще сходы лавин. Случись что, добраться до соседней фермы было бы нереально, не говоря уже о соседнем городе. Хьединн нахмурился и для пущей убедительности покачал головой. Телосложения он был плотного и страдал избыточным весом. Его редеющие сальные волосы были зачесаны назад. – Что касается вашего вопроса… Нет, у родителей не было там фермы. Однако им предложили арендовать пустующую, которая находилась в приличном состоянии. Отец работы не боялся и всегда хотел трудиться на земле. Дом был достаточно большим, чтобы в нем разместились четыре человека: мои родители и тетя с мужем. У того, вообще-то, были определенные финансовые трудности, так что он ухватился за возможность начать все с чистого листа. А через год родился я, и нас стало пятеро… – Хьединн осекся и сдвинул брови, а потом добавил с ноткой волнения: – Ну, тут я не совсем уверен, но я к этому еще вернусь. Ари его не перебивал, терпеливо ожидая продолжения. – Вы говорили, что бывали там лишь проездом. Значит, фьорда как такового не видели. То, что вы заметили с новой дороги, – это наверняка лагуна Хьединсфьярдарватн. Там есть перешеек под названием Викюрсандюр, который отделяет лагуну от фьорда. А больше с дороги ничего и не разглядеть. Но это не меняет сути дела. Наш дом – вернее, то, что от него осталось, – стоял… да и до сих пор стоит у лагуны. Это единственная постройка к западу от водоема. Он примостился в тени высокой горы, у самого подножия. Поселиться там было со стороны моих родителей чистым безумием. Но они рискнули. Я никогда не сомневался, что такие условия существования – эта гора и крайняя уединенность – и привели к тому, что случилось. Так и рассудка можно лишиться, верно? Ари потребовалось несколько секунд, чтобы удостовериться, что Хьединн ждет ответа на свой вопрос. – Ну да, – пробормотал он. Его собственные воспоминания о первой зиме в Сиглуфьордюре тоже были ужасными, но наверняка это и в сравнение не шло с тем, что было в Хьединсфьордюре. – Вам, конечно, виднее. Как вы там жили? – Я? Бог с вами, я же ничегошеньки не помню. Мы уехали оттуда после… после того, что произошло. Мне едва год исполнился. Родители почти не говорили о тамошней жизни, что, в общем-то, и понятно… Хотя, наверно, было в ней и что-то хорошее. Вот мама, например, рассказывала, что я родился в замечательный день в конце мая. Произведя меня на свет, она спустилась к лагуне и, глядя на абсолютно неподвижную гладь воды, в которой отражались солнечные лучи, решила, что назовет меня Хьединном. А вот о зимних месяцах родители вспоминать не любили, – правда, отец иногда говорил, насколько опасными могут быть горы в зимней тьме. Ари стало немного не по себе. Он помнил, какое гнетущее впечатление произвели на него горы в Сиглуфьордюре, когда он оказался в этом богом забытом месте два с половиной года назад. Неприятное ощущение замкнутого пространства до сих пор его тревожило, хотя ему и не хотелось себе в этом признаваться. – Добираться из Хьединсфьордюра до Сиглуфьордюра или Оулафсфьордюра было непростой задачей, – продолжал Хьединн. – Разумнее всего было переправляться морем, ну, или, как вариант, пешком, например через горный перевал Хестскард, спускаясь к Сиглуфьордюру. Рассказывают, что в девятнадцатом веке какая-то женщина с одной из ферм в Кванндалире отправилась в сторону Хьединсфьордюра за хворостом и преодолела весьма трудный путь – под осыпью на восточной стороне фьорда. Ко всему прочему, она была беременна, а кроме того, несла еще и совсем маленького ребенка – так что все возможно, было бы желание. – Он улыбнулся. – У этой истории конец оказался хорошим. Чего не скажешь о моей. Наш дом стоял как раз недалеко от того места, где спускаются к Хьединсфьордюру, когда идут туда из Сиглуфьордюра через перевал. Теперь тем путем ходят разве что из спортивного интереса. Времена изменились, да и люди тоже. Моих родителей уже нет. Сначала не стало матери, а потом и отца, – вздохнул Хьединн и замолчал. – А они тоже умерли, – нарушил тишину Ари, – ваша тетя и ее муж? Хьединн смутился, а потом спросил: – Так вы не слышали о том, что произошло? – Нет, не припоминаю. – Простите… Я-то полагал, что вам это известно. Когда-то все об этом знали. Однако со временем все забывается – все-таки больше полувека прошло. Даже самые ужасные события в конце концов стираются из памяти. К тому же никому до сих пор неясно, был ли это добровольный уход из жизни или все же убийство… – Вот оно как? И кто же умер? – спросил Ари с нарастающим любопытством.